Анна Годберзен - Блеск

На секунду хозяйка дома номер пятнадцать по Восточной Шестьдесят третьей улице разозлилась, что Клэр увидела её после поражения. Но тяга к человеческому теплу перевесила гнев. Каролина вытянула сначала одну, затем вторую ослабленную руку. Старшая сестра поспешила к младшей и крепко обняла её, как делала всегда в детстве после смерти матери, когда Каролине снились кошмары.

— Я оказалась фальшивкой, — простонала Каролина.

Клэр поцеловала её в лоб, возле линии роста волос. К Каролине возвращалась способность чувствовать, но это лишь пробудило в ней воспоминания о потерянном, и она снова заплакала.

— Они забрали у меня все, — всхлипывала она, пока сестра пыталась стереть с её щек соленые капли. Но слезы больше не имели значения: все тело Каролины тряслось от рыданий. — Они забрали его у меня.

— О, моя малышка Лина, малышка Лина, — шептала Клэр, убаюкивая сестру. — Ты ведь на самом деле любишь его, да?

— Да.

— По крайней мере, ты познала это чувство, — увещевала её Клэр. — По крайней мере, ты не такая как я, которая никогда не была влюблена…

Намерение было добрым, но после таких слов сказать было нечего. Для Каролины после этой фразы положение показалось даже менее радужным. Она снова всхлипнула и уткнулась лицом в грудь сестры.

— Послушай, — продолжила Клэр, когда рыдания немного утихли. — Я принесла кое-что, способное тебя приободрить, — она замолчала, вынимая из кармана обрывок газеты. — Разве не смешно, что девушка следит за каждым шагом сестры посредством новостей? Должно быть, ты думаешь, что я глупая простушка.

Возможно, несколько дней назад Каролина ответила бы на это со смесью надменности и стыда. Но сейчас её жизнь пошла кувырком, вылилась наружу и растеклась по полу, и сама идея, что кому-то интересно прочесть о ней в газетах казалась верхом бессмыслицы, не говоря уже о том, что этот человек, по ее мнению, глуп или простак. Ей почти хотелось рассмеяться, и даже находясь в глубочайшей печали, она умудрилась выдавить смешок.

— Глупы или я, или мир, но не ты.

При звуке смеха сестры на простом круглом лице Клэр отразилось облегчение.

— Послушай, — настаивала она. — Это из колонки в «Империал»: «Мы не можем не признать, что увидели в произошедшем будущее высшего света: богатство без происхождения. И хотя я уверен, что многие будут оплакивать конец эпохи, думаю, вырождающиеся старые семьи нашего города правили достаточно долго, и если новую кровь привнесет девушка, которая, вне зависимости от своих прочих качеств, настолько очаровала такого знатока как Лонгхорн, что он оставил ей всё свое состояние, я склонен считать это не самым плохим знаком».

Каролина видела, как губы сестры расплываются в улыбке, а свет солнца отражается в её жизнерадостных глазах. Комната за спиной была полна призраков прошлых и будущих балов и суаре. Каролина помнила, как сидела на этом же месте вечерами, когда сюда заходил Лиланд, и от её вида на его лице вспыхивала радость. На секунду Каролина испугалась, что этот дом всегда будет её печалить. Но, окинув взглядом красивые панели из розового дерева, блестящую хрустальную люстру и дорогой паркет, несостоявшаяся миссис Бушар поняла, что это такой же прелестный дом, как и неделю назад.

— Не будь букой, милая. Здесь не так уж и плохо, разве не видишь? Только представь себе — моя Каролина в светской колонке «Империал»! Автор думает, что неважно, что говорят о тебе сейчас: ты независима и представляешь собой направление, в котором двигается весь высший свет. «За Каролиной Брод будущее», вот как он сказал. И это ты!

— Нет. — Каролина взяла сестру за руку и попыталась улыбнуться пухлыми губами. Темные волосы, не так давно завитые в локоны, рассыпались по плечам и груди. Когда её лицо приняло более счастливое выражение, Каролина поняла, что и чувствует себя лучше, и, возможно, в конце концов жизнь подарит ей немного радости, способной прогнать меланхолию. Ткань платья приятно льнула к коже, теплый воздух вокруг был напоен ароматами, а сидящая рядом с ней девушка любила её, несмотря ни на что. — Это мы. Надеюсь, в этом старом чемоданчике ты привезла от миссис Карр все, что хотела, и попрощалась с этой леди, потому что с этой минуты ты живешь здесь, со мной, и мы вместе устроим потрясающий бал.

— Не знаю, готова ли я туда войти, — сказала Элизабет, глядя из окна экипажа Тедди на простой коричневый фасад дома номер семнадцать. Она расчесала волосы пальцами и заплела их в косу, чтобы выглядеть более прилично. Но знала, что все равно похожа на пугало, и не хотела беспокоить мать. Сидя на мягком синем бархате в небольшом темном пространстве экипажа, она чувствовала, что сердцебиение потихоньку успокаивается.

— Тебе и необязательно, — ответил Тедди. — Можешь оставаться здесь сколько захочешь.

— Спасибо. — Воздух был напоен летней сладостью. Всю неспешную дорогу он проникал внутрь экипажа. Рассеянный свет, струящийся из-под густой зеленой листвы, слегка подсвечивал хрупкие плечи Элизабет, по-прежнему обтянутые лишь белым хлопковым домашним халатом, и изящную вишенку рта. — Но, конечно, сегодня ты уже сделал для меня так много и великодушно выслушал мои излияния, и я уверена, что тебе ещё много куда нужно успеть.

На лице сидящего рядом с ней Тедди отразилось изумление.

— И куда же мне нужно? — спросил он спустя минуту.

— О, даже не знаю, — протянула Элизабет голоском, скорее, подошедшим бы случайной встрече в гостиной её дома год назад. — Теперь ты солдат, поэтому, возможно, у тебя есть какие-то солдатские дела? В любом случае, уверена, что в этом городе живет много незамужних девиц, более заслуживающих твоей компании, нежели я, — беззаботно продолжила она. Ей ни в коем разе не было легко произнести эти слова, но не стоило злоупотреблять успокаивающим присутствием Тедди, поскольку, даже если он по-своему ещё любит её, между ними по-прежнему стоит большой живот, в котором растет ребенок другого мужчины. Элизабет и так отняла у Тедди много времени, объясняя, что сделал Сноуден с ней и её отцом. — Тебе вовсе не обязательно беспокоиться обо мне. Я сильнее, чем кажусь.

Тедди приоткрыл рот, в узкой полоске сверкнули зубы, но, казалось, важность того, что он пытался сказать, его ошеломила.

— Я знаю, как ты сильна, — наконец начал он, задумчиво качая головой. — И всегда знал, что ты намного сильнее меня, и только стремился быть тебя достойным. Я ушел на войну, думая, что смогу показать себя в деле и вернуться человеком, заслуживающим тебя… Но на войне я видел и творил жуткие вещи, и знаю, что я не солдат. Сегодня я надел это, — он указал на синий мундир с латунными пуговицами и несмело улыбнулся, — только потому, что подумал, возможно, форма испугает мистера Кэрнса.

Это признание навеяло Элизабет воспоминания о застенчивом юноше, приходившем к ней на чай по воскресеньям. Она мило ответила:

— Уверена, что так бы и было.

— Но это больше неважно, Лиззи. Его больше нет, и слава Богу. Не знаю, смогу ли когда-нибудь себе простить, что так долго медлил, прежде чем прийти тебе на выручку… — Он кивнул сам себе, словно пытаясь прервать тщетные мысли. — Важно лишь, что ты и ребенок теперь в порядке.

Снаружи слышалось чириканье птиц, топот лошадиных копыт на другой стороне парка и далекие отголоски уличного движения.

— Когда я вернулся и услышал, что ты замужем… Думал, за это я тоже никогда не смогу себя простить. Тогда я понял, как глупо было с моей стороны считать, что я могу стать мужчиной твоей мечты, объехав весь мир. Мое место здесь, и, полагаю, в какой-то степени я могу вести достойную жизнь в своем родном городе. Безусловно, так и будет… — Тедди замолчал и кашлянул. Его лицо замерло и побледнело, и Элизабет поняла, что он взволнован. В это же время кровь в ее жилах загудела. — Но я совершенно точно знаю, что моя жизнь будет достойной, если ты согласишься стать моей женой и провести со мной остаток наших дней.

Утонченная манера изъясняться исчезла, и ротик Элизабет округлился.

— Я не нужна тебе, — прошептала она, собираясь сказать что-то более вразумительное и убедительное, но угроза расплакаться была слишком велика.

Ответ Тедди прозвучал поспешно и взволнованно:

— Мы оба не новички в жизни, Элизабет. Уверяю, я тоже не такой совершенный джентльмен, каким меня считают. — Он зажмурился, словно пережидая приступ невыносимой боли. Снова открыв глаза, Тедди заговорил более уверенно и посмотрел на Элизабет. — Но я никогда ни на секунду не сомневался, что мы станем счастливой парой, и клянусь тебе всей душой, вне зависимости от обстоятельств, ты совершенно точно нужна мне.

Теперь отвернуться пришлось Элизабет. Ей было сложно выносить взгляд честных глаз Тедди и искренность, с которой он к ней обращался. Буря эмоций, поднявшаяся внутри, почти захлестнула ее. Она не хотела отвечать ему ничего, кроме «да», но вечное чувство приличия напомнило ей, что Тедди заслуживает узнать кое о чем ещё.

— Знаешь, отцом моего ребенка был не Кэрнс. Я никогда… не была с ним в этом смысле.

— Знаю. Я догадывался, что ты не стала бы выходить замуж в такой спешке за кого-то подвернувшегося под руку, если бы не находилась в отчаянном положении. И уже давно я понял, что за твоим похищением стоит намного большее, чем писали газеты.

Элизабет склонила голову. Ей не хотелось рассказывать Тедди обо всем, но глубоко внутри она чувствовала, что он ей друг и поймет её.

— Его звали Уилл Келлер. Он служил у моего отца кучером. Я влюбилась в него ещё девчонкой и хотела остаться с ним. Здесь это было невозможно, поэтому мы уехали в Калифорнию… — Было очень странно говорить об этом вслух после долгого умалчивания. Теперь это её история, поняла Элизабет, и скоро она останется в прошлом. — Недавно я обнаружила, что мой отец знал о нас с Уиллом с самого начала и пытался устроить так, чтобы мы смогли жить вместе. Если бы семья не тянула меня назад… — Она затихла, когда Тедди крепко сжал её руки.

— Лиззи, я так долго любил тебя. — Его пристальный взгляд говорил без слов. — И всегда буду любить.

Пока он произносил эти слова, лицо Элизабет стало мокрым от слез. Её нос блестел от влаги, и она бы вытерла его, но не хотела даже на секунду выпускать руки Тедди.

— Я тут думала, если родится мальчик, то я хочу назвать его Келлером. Мы сможем?

Наконец серьезное лицо Тедди озарила улыбка.

— Келлер Каттинг? Думаю, неплохое имя для мальчика — или девочки. Знаешь, когда я выбирал для тебя погремушку, то никак не мог отделаться от мысли, что неважно, кто твой муж и как мне жаль, что я не успел им стать: я буду рад видеть тебя матерью, и мне будет приятно многие годы дарить подарки твоему ребенку.

— Погремушка от «Тиффани»? Так это ты её послал?

Тедди кивнул. Элизабет было открыла рот, чтобы рассказать ему, кого она ошибочно считала отправителем подарка, но радость от понимания, что погремушку купил для неё так хорошо знавший её вкусы Тедди, была столь очевидна, что объяснения не требовала.

— Когда мы были во Флориде, — продолжила Элизабет, одновременно смеясь и плача, — я так хотела поцеловать тебя. Но все было так сложно и запутанно… Я чувствовала вину по любому поводу, а моя жизнь казалась такой… — Она хотела сказать Тедди ещё о многом, но внезапно в потоке слов поняла, что значение имеют только три. — Я люблю тебя, — прошептала она.

— Ты даже не представляешь, как долго я ждал от тебя этих слов.

Тедди вытащил из кармана мундира платок с монограммой и попытался вытереть слезы Элизабет. Затем взял её лицо в ладони и приблизил его к своему. Элизабет смотрела на него во все глаза, видя в его взгляде все те годы, что он мечтал сделать именно так. Она почувствовала слабость от сладкого ожидания первого поцелуя, за которым последует долгая совместная жизнь. Их дыхание смешалось в летней тишине, а потом Тедди чуть повернулся и приник губами ко рту любимой.

Бывали дни, а может, и годы, когда Диане не приходило в голову, что она живет на острове. Выступающий с Восемнадцатой улицы в воды Гудзона пирс находился не так далеко от дома, где она родилась, но ветерок, соленый воздух, крики, постоянное перемещение багажа и контейнеров и поднимающиеся по раскачивающимся доскам сотни пассажиров казались совершенно иным миром. «Неудивительно, что я чувствовала себя здесь как в ловушке», — подумала Диана, глядя на Гудзон, забитый баржами, буксирами и яликами под безоблачным июльским небом. Вода окружала старый Нью-Йорк со всех сторон, и только подойдя к его границе, Диана увидела ширь простора за высокими стенами.