Фред Стюарт - Блеск и будни

Но Адаму предстояло узнать гораздо больше.

— Бернсайд атакует Фредериксбург! — воскликнул Алекс Синклер. Он бросил на стол утреннюю газету и подпрыгнул на стуле, не закончив завтрака в своем каменном доме на Пятой авеню.

— Алекс, куда ты собрался? — спросила Лиза, сидевшая на другой стороне стола.

— Поеду на Уолл-стрит, — ответил Алекс, торопливо направляясь к двери. — Джим Фриск сказал мне, что всякий раз, когда происходит сражение, на бирже творится сумасшествие! Поеду в его контору и постараюсь воспользоваться ажиотажем. До вечера, дорогая.

Послав ей воздушный поцелуй, он выбежал из комнаты в главный зал. И почти тут же она услышала, как хлопнула дверь на улицу.

— Куда он опять полетел? — спросила Лиля, толстая чернокожая кухарка, которая вошла в столовую из кухни с серебряным подносом. — Мисс Лиза, вы вышли замуж за непоседливого зайца, а не за мужчину.

— Думаю, что ты права, Лиля, — вздохнула Лиза.

— Я слышала разговор, что Алексу надо притормозить свою прыть, а он только и делает, что разгоняется все быстрее. Уф! Куда же мне девать его завтрак? А держать нет смысла, потому что сразу не съеденные яйца потом уже никуда не годятся. Хотите взять себе его сосиски?

— Пожалуй, не стоит. Я толстею, становлюсь, как гусыня.

— Мисс Лиза, вы просто в положении. Вам и надо пополнеть. Съешьте еще одну сосиску.

Лиза улыбнулась ей.

— Нет, правда. С меня довольно. Но кофе выпью еще.

— Ну, как хотите. Но, по-моему, вы сильно осунулись.

Лиля поставила поднос на рабочий столик и взяла с него кофейник, чтобы снова наполнить чашку Лизы.

— Мистер Алекс, он сказал мне утром, что снял коттедж на это лето на берегу моря. Отличная новость, потому что Нью-Йорк — это не то место, где можно оставаться летом. Нет, мадам. В июле тут можно просто с ума сойти от жары, даже тараканы падают в обморок.

— Лиля, пожалуйста.

— Да, да. Я не забыла, что вы терпеть не можете насекомых. Во всяком случае, вы, я и этот маленький ангел Аманда, все сможем поехать на берег моря и порадоваться прохладе морского ветра, а мистер Алекс пусть себе носится по городу и зарабатывает деньги. Неужели ему не надоедает все время хлопотать о деньгах? Делать деньги, делать деньги — он думает только об этом.

Лиза засмеялась.

— Думаю, он неисправим.

— Ха. Во всяком случае, на берегу Нью-Джерси он охладится.

В столовую вошла Аманда.

— Доброе утро, мама. Доброе утро, Лиля.

— Доброе утро, дорогая.

— Я приготовлю вкусную яичницу с сосиской, солнышко, — сказала Лиля, когда Аманда поцеловала мать в щеку и села на стул слева от нее. — Последнее время ты кушаешь, как птичка, поэтому я хочу, чтобы ты ничего не оставила на тарелке. Ты хочешь поджаристый ломтик?

— О, да, Лиля. И немного вашего клубничного варенья. Оно такое вкусное.

— Ха, еще бы. Я делала его сама. Так, кто там еще звонит в дверь?

Она вперевалку поплыла в главный зал, а Аманда прикрепила у своей шеи салфетку.

— Чем ты будешь заниматься сегодня? — спросила ее мать.

— Ко мне придет Джимми Брэди, мы с ним будем играть в саду.

— Ну, день сегодня великолепный, приятно поиграть на улице. Тебе нравится Джимми, правда?

— Ну, он ничего, как я думаю. Но он всегда подшучивает над моим акцентом. Он говорит, что я «смешная» иностранка. И очень злит меня этим.

— Скажи ему, что он тебе тоже кажется смешным.

— Уже сказала один раз. Он надулся на целых десять минут.

— Простите меня, мисс Лиза. — На пороге опять появилась Лиля. — Пришел джентльмен из полиции, который хотел бы вас видеть.

— Полицейский?

— Да, мадам.

Лиза поднялась и вышла из столовой. В передней стоял высокий бородатый полицейский, держа свой шлем под мышкой.

— Доброе утро, — приветствовала его Лиза, подходя к нему. — Я — миссис Синклер. Вы хотите видеть меня?

— Да, мадам. Это касается вашего мужа.

— Что-нибудь случилось?

— Боюсь, что да. Несколько минут назад мистер Синклер пытался сесть в свою карету и свалился.

— Алекс!

— Ваш кучер повез его в клинику к доктору Логану. Мы подумали, что при сложившихся обстоятельствах так будет лучше.

Она попыталась сохранить спокойствие.

— Уверена, что вы поступили правильно. Лиля, подай мне шляпу… серую шляпку.

— Да мэм, надеюсь, что у хозяина все будет в порядке.

Она торопливо подошла к стенному шкафу. Лиза опять взглянула на полицейского.

— Спасибо, — поблагодарила она его. — Не могли бы вы вызвать мне экипаж?

— С удовольствием, мадам.

Доктор Логан жил и работал на Пятой авеню, в пяти кварталах от Синклеров, в таком же доме из коричневого камня. Десять минут спустя Лиза уже вышла из экипажа, торопливо поднялась по лестнице и позвонила. Вскоре дверь открыла медсестра.

— Я — миссис Синклер.

— Заходите, пожалуйста.

— Что мой муж…

Медсестра закрыла дверь.

— Он у доктора. Присядьте в приемной, пожалуйста. Доктор Логан сейчас же выйдет к вам.

— Но как мой муж… он в порядке?

— Доктор все объяснит вам сам.

Лиза вошла в приемную. Она помнила, как свалился Алекс в ванной комнате. Она помнила предостережение доктора Логана. Но, как заметила Лиля, чем больше она пыталась остепенить Алекса, тем больше он разгонялся. Когда Джим Фиск открыл брокерскую фирму на Уолл-стрите, Алекс начал играть на бирже, что еще больше взвинтило его лихорадочную деятельность. А теперь вот это. «Ах, эта несносная медсестра! — подумала она. — Почему она ничего мне не сказала?»

— Миссис Синклер?

Она повернулась от высокого окна, из которого открывался вид на Пятую авеню, и увидела, что к ней направляется доктор Логан, вытирая носовыми платком свое пенсне в золотой оправе.

— Как он, доктор? — взволнованно спросила она.

— Присядьте, пожалуйста.

— Ради Бога, пусть хоть кто-нибудь скажет мне! — в отчаянии воскликнула она. — В каком он состоянии?

— В плохом. Боюсь, что у него произошел обширный инфаркт, сильный сердечный удар. Конечно, пока рано говорить с полной определенностью, но, во всяком случае, в данный момент его парализовало.

— Господи, Алекс… парализован!

— Он знал, что такая возможность не исключается. Господь предупредил его.

— Знаю, но он не захотел послушаться нас… Можно мне его увидеть?

— Да, конечно. Но я должен вас предупредить: говорить он может с трудом. Он испуган, что вполне естественно. Его нельзя расстраивать. Никаких слез. Никаких сцен.

— Понимаю.

— Пройдемте вот сюда.

Из приемной он провел ее по коридору в свой кабинет. Алекс без галстука с расстегнутым воротом рубашки лежал на спине на кожаном диване. Сестра снимала с него дорогие полуботинки.

Лиза подошла к нему. Алекс взглянул на нее, в его глазах застыл страх.

— Дорогой… — Она улыбнулась, стараясь не обнаруживать своих опасений, которые усилились, как только она увидела его. Она взяла его руку и слегка пожала. — Все будет хорошо. «О Господи, неужели я говорю ужасную ложь?» Он попытался что-то сказать ей, зашевелил губами. — Не утруждай себя.

— Я…

Она встала на колени возле дивана и прильнула к нему щекой.

— …люблю…

— Тш, дорогой. Пожалуйста. Тебе нужен отдых.

— …тебя.

Она была вынуждена отвернуться, чтобы скрыть слезы.

Зах думал, что находится на пороге преисподней, если таковой существует. Только что пробило полночь 14 декабря 1862 года, стоял страшный холод, а небеса освещались северным сиянием, что было большой редкостью в Виргинии. Скрючившись, он лежал за каменной стеной, которая спасла минувшим днем ему жизнь, смотрел на горы трупов, валявшихся на холме перед ним. В битве этого дня он получил боевое крещение, и какое крещение! По слухам, которые рождались среди конфедератов, янки за один этот ужасный день потеряли пятнадцать тысяч человек, и Зах верил этому. Весь день янки лезли на холм от Фредериксбурга, волна за волной атакуя войска Конфедерации, окопавшиеся на холме Мэри Хайтс, откуда был виден город и река Раппаханнок. Зах и другие восставшие косили их практически непрерывным огнем из-за каменной стены. Генерал Бернсайд, командующий федеральными войсками, бросил все наличные силы против повстанцев, янки без передышки атаковали и гибли. Теперь доносились стоны раненых. Он видел мародеров-конфедератов, которые перелезали через стену, чтобы раздеть и разуть трупы, собрать ружья и снаряжение. Было так холодно, что трупы превращались в ледышки, что придавало этой ночи еще более нереальный вид.

Но несмотря на все эти ужасы, у Заха было приподнятое настроение. Он не сомневался, что в этот день они одержали большую победу для Юга. Популярность Эйба Линкольна все больше падала, и это поражение может оказаться решающим, для того чтобы он пошел на мировую.

Эта ужасно холодная декабрьская ночь может ознаменовать собой окончание войны.

— Шарлотта рассказала мне, что произошло вчера, — заявила Элли Мэй Уитни своему зятю. Клейтон, растянувшись на диване в гостиной особняка плантации «Феарвью», допивал бутылку вина «Шамбертин», которую взял в подвальном помещении. — Просто не могу поверить в это, Клейтон. Просто не могу!

— Ну, придется все-таки поверить. Это правда.

— Ты… путался с этой черномазой…

— Неужели вы не знаете, что тут происходило за последние два столетия?..

— Но ты заразил мою дочь этой ужасной болезнью! Ты порочный человек, Клейтон. Порочный! Ты предал все, за что мы боремся, всю добродетель и благородство Юга…

— Ах, пропади пропадом вся эта добродетель и благородство Юга! — взвизгнул он, допивая бутылку и ставя ее на пол.

— Когда Пинеас узнает об этом, он отстегает тебя кнутом!

— Так же, как он сечет своих слуг? Может быть, пороть белого человека не так интересно, но, думаю, он порадуется и этому. — Клейтон с трудом слез с тахты и взял свои костыли. — Вот что я хочу сказать вам, дорогая маменька. Вы знаете об этом сундуке с деньгами в подвальном помещении, догадываетесь, откуда они? Это взятки, которые ваш муж, великий генерал Уитни, берет с торгашей! Молодых южан убивают и калечат — как меня, — а ваш муж набивает свои карманы золотом! Там лежат деньги, окропленные кровью, Элли Мэй. Поэтому ни слова больше о пресловутом благородстве. Юг насквозь прогнил, и гниль эта идет от рабства, самой мерзкой организации общества, которая когда-либо отравляла нашу землю.

Он заковылял по комнате к двери. Элли Мэй смотрела на него во все глаза.

— Я тебе не верю! — прошептала она.

— Спросите у моего брата. Он уверяет, что в армии об этом знают все. А теперь прошу извинить меня, мадам, я иду за другой бутылкой вина. Единственный способ отделаться от зловония коррупции, которым все здесь пропиталось, это напиться до полного беспамятства.

Он открыл дверь и, постукивая костылями, вышел. Оставшись одна, Элли Мэй, закрыв рот рукой, прикусила указательный палец.

— Я не верю этому, — прошептала она. — Не верю этому.

* * *

В ту ночь на плантации «Феарвью» шел дождь. Проливной. Элли Мэй, лежа в кровати, смотрела на темный потолок и слушала стук дождевых капель по крыше… Она не знала, что ждет ее семью в будущем. Содеянное Клейтоном было хуже всяких слов, она не знала, как отнестись к этому.

И в это время она услышала, как он распевает «Дикси».

— «О, мечтаю оказаться в стране хлопка, минувших дней мне не забыть, где ты, где ты, где ты, земля Дикси!..»

По лестнице в свою спальню поднимался Клейтон, как обычно, пьяный. Веселый напев, написанный незадолго до войны специально для шоу Брайана Минстрела, которое показывалось не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в его устах звучал не совсем точно и совсем невесело. Элли Мэй отнесла это за счет того, что он напился. Ее воспитали как леди, но целый поток неприятностей смирил ее гордыню. Она решила было вылезти из кровати и накричать на него, но вдруг пение внезапно прекратилось. Она вспомнила ночь, когда Пинеас возвратился из Европы и запел «Дикси», делясь с ней душераздирающими новостями о том, что война проиграна. Но, конечно, большая победа при Фредериксбурге говорила об обратном, не так ли? О Господи, она не знала этого, но хотела, чтобы Пинеас сейчас оказался дома. Он знал бы, как обойтись с Клейтоном. И она ни на мгновение не верила этой ужасной лжи о том, что ее любимый муж берет взятки.