— Нет, мой господин. Он… занят другими вещами.

Принц покачал головой. Интересно, что он хочет этим сказать? Неужели он хочет еще больше очернить своего брата в глазах Кьяры?

— Я слышал, что английский алхимик, Руанно дель Ингильтерра, возвращается во Флоренцию.

Кьяра почувствовала, как жар подбирается к ее щекам. Слава богу, на балконе темновато, и есть надежда, что принц ничего не заметит.

— Да, мой господин, — коротко подтвердила она.

— Когда он сюда прибудет, он снова присоединится к вашим алхимическим экспериментам? Франческо говорил мне, что продвинулся к созданию Ьар1$ Ркйозоркогит ближе, чем когда-либо до этого.

— Я не знаю, мой господин. Надеюсь, что да.

— На что ты надеешься? На то, что вы найдете философский камень? Или на то, что к вам снова присоединится англичанин?

— И на то, и на другое, — ответила она и отвернула лицо.

— Посмотри на меня, дорогуша.

Она нехотя повернула голову и встретилась взглядом с принцем. В его темных глазах сверкал радостный задор. Он был так похож на своего брата внешне, но так разительно отличался от него по характеру. Интересно, насколько глубоко проходит это различие? Или это лишь очередная игра? Как говорит бабушка, змея в новой коже все равно остается змеей.

Под всем его видимым дружелюбием и открытостью скрывается угроза. Мона Агнесса Нерини, ведь так ее зовут?

— Что я могу для тебя сделать в обмен на то, что ты станешь моим осведомителем? — спросил он. — Думаю, мой брат уже проявляет достаточную щедрость за то, что ты служишь помощницей в его лаборатории?

— Да, мой господин. Золото мне не нужно. Разве что… Вы же ведь священник?

Своим вопросом она, видимо, застала его врасплох.

— Не совсем, — ответил он. — Я кардинал-мирянин, а это значит, что я причислен только к малым чинам церкви. А почему ты спрашиваешь?

— Вы имеете власть освободить человека от обета? От обета, данного на священной реликвии?

Он слегка покачал головой.

— А в чем состоит обет?

Кьяра снова бросила взгляд на церковь. Интересно, каково это — слушать мессу здесь, стоя высоко над толпой простого люда? Неужели священник приносит им Святые Дары прямо сюда, наверх, поднявшись по тайной лестнице?

— Обет целомудрия, — сказала она. — Это был мирской обет, но я давала его, возложив руки на Пояс Пречистой Девы Марии.

— Да, я помню. Иоанна говорила мне об этом. В тот день, когда я впервые тебя увидел. Ты помнишь?

— Да, помню, мой господин.

— А еще мой брат подверг тебя какому-то языческому обряду инициации и наложил на тебя обет девства. Я не думаю, что тебе нужен священник, чтобы освободиться от подобной глупости, дорогая. Это же был всего лишь маскарад.

«Теперь ты должна поклясться, что будешь оставаться девственницей все то время, пока будешь у меня в услужении. Иначе тебе грозит смерть, — прозвучал в ее голове голос великого герцога, который произнес эти слова тогда, в лаборатории Казино ди Сан-Марко. — Магистр Руанно, подайте сюда реликвию».

Она вспомнила свое смятение при этих словах про смерть и реликвию. Ей вспомнился ковчег из горного хрусталя, прохладный и гладкий, искусно вырезанный в форме раковины.

Возложив руки на Священный Пояс Непорочной Девы Марии, клянусь хранить свою невинность все то время, пока буду находиться на службе у его светлости.

— Я все-таки чувствую, что без священника не обойтись, — сказала она и разозлилась сама на себя, когда ощутила, как ее глаза защипало от подступивших слез. — Это была священная реликвия. Пояс самой Пречистой Девы.

— Ну, раз ты так чувствуешь, будь по-твоему.

Он наклонился к девушке и возложил руки ей на голову.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti[91], — промолвил он спокойным и ровным голосом. — Ныне и присно освобождаю тебя от уз обета целомудрия. Аминь.

Кьяра не ожидала, что все произойдет так быстро. Всего лишь несколько слов. Но после них она почувствовала, как на душе стало легче.

— Теперь ты свободна, — сказал он. — А есть какая-то причина, по которой ты хотела освободиться от данного тобой обета? Какой-то человек, к которому ты особенно привязана?

— Нет, что вы, — солгала Кьяра. Кардиналу совсем не обязательно знать о ее чувствах, к кому бы они ни относились. — Пожалуйста, не говорите никому.

— Особенно англичанину? — усмехнулся он.

— Вообще никому.

— Хорошо. Я никому не скажу. Обещаю.

— Спасибо вам, мой господин.

— А теперь, когда ты свободна, — сказал он более серьезным тоном, — я попрошу тебя думать так, будто ты находишься на службе у меня, а не у моего брата. Ради великой герцогини Иоанны, которую мы оба любили.

«Ну, конечно, ради великой герцогини Иоанны, — подумала Кьяра, — и под страхом тех едва скрываемых угроз по поводу моей бабушки, которые ты, разумеется, будешь полностью опровергать с маской искреннего изумления на лице, как и все Медичи».

— Я буду продолжать работать с вашим братом, мой господин, в качестве его мистической сестры.

— Разумеется. Я даже рад этому. Я с удовольствием посмотрю на философский камень, как только вы его сделаете.

— А как насчет магистра Руанно?

— Я уверен, он обрадуется, узнав, что ты свободна от своей клятвы, — с улыбкой сказал принц. — Но он сам должен принять решение, кому он будет дальше служить.

— Великий герцог очень зол на него за то, что он уехал из Флоренции без его разрешения.

— Знаю. Обещаю поговорить с ним об этом.

— Спасибо, — кивнула Кьяра. — Я буду сообщать вам о том, что происходит при дворе Бьянки Капелло. Но делаю я это только потому, что сама этого хочу, ради великой герцогини и принца Филиппо. Отныне я буду служить только себе и никому больше.

— Республиканка, — рассмеялся принц. Запомни. Поддерживать старую республику — это государственная измена. — Ладно, я не буду просить об очередных клятвах. Я просто прошу твоей помощи до тех пор, пока мой брат публично не признается в том, что мнимый ребенок венецианки — не его родной сын, что делает меня законным наследником престола.

— Обещаю помогать вам, мой господин.

Она снова взглянула на золотой алтарь в церкви. «Здесь и сейчас я дам еще один обет, — мысленно сказала Кьяра. — Я клянусь, что Бьянка Капелло заплатит за смерть великой герцогини. Может быть, она этого и не хотела, но все же стала причиной ее гибели. И она за это заплатит».

Глава 44

Вилла ди Пратолино 5 августа 1578 Несколько дней спустя

Кьяра знала, что Руан уже на подъезде во Флоренцию. Как-никак он прислал тайное письмо, да и великий герцог тщательно готовился к его приезду. И все равно, когда он оказался на пороге зала в сопровождении двух стражников Медичи, ей показалось, что весь воздух в помещении мгновенно выжгло взметнувшимся пламенем. Руан… Живой, здоровый, здесь… Руан во плоти, а не в снах, навеянных соннодольче.

Их глаза встретились. В его взгляде мелькнула искорка радости, но он тут же погасил ее, словно ее и не было. Он не улыбнулся, но и не нужно было. Она с трудом перевела дыхание и отвела взгляд.

Повинуясь движению великого герцога, стражники поклонились и отошли.

— Итак, магистр Руанно. — Великий герцог с оскорбительной вальяжностью откинулся на спинку украшенного замысловатой резьбой трона. — Вы снова решили почтить наш город своим присутствием.

На помосте его окружали придворные и вельможи. Бьянка Капелло сидела сбоку, на своем собственном, богато украшенном троне. Кьяра стояла позади нее, со сложенными руками и опущенным взглядом. Просто одетая, она казалась обычной служанкой. Вся обстановка была рассчитана на то, чтобы выразить, как герцог плевать хотел на алхимию, на свою мистическую сестру, а особенно на самого Руанно дель Ингильтерра и на то, вернется он когда-либо во Флоренцию или нет. Тем не менее это была не более чем напыщенная декорация. Кьяра видела, какие грубые ошибки делает великий герцог в лаборатории без руководства английского алхимика. Он сейчас подчеркнет свое герцогское недовольство, а затем с облегчением примет Руана обратно. И они вместе, втроем снова начнут работу над magnum opus.

И потерпят неудачу, потому что практически все элементы в лаборатории на вилле ди Пратолино тщательно и аккуратно подпорчены.

Что скажет на это Руан? Что он подумает о секретной лаборатории, которую Кьяра создала в подвале книжной лавки? Что он сделает, если она признается ему во всем?

— Я лишь прошу вашей милости, ваша светлость, — произнес Руан. Кьяра не удержалась и снова взглянула на него. Его голос был другим. Он сам выглядел по-другому. Каким образом? Дело было не в одежде. На нем, как всегда, было простое темное одеяние. Не изменились и мускулистые, как у работника, плечи, и хотя отсюда ей не было видно шрамов на ладонях, Кьяра знала, что они тоже остались прежними. Что-то изменилось в его лице. Глаза, полные бесконечной печали, глядели через всю комнату на великого герцога как на равного.

О Руан. Она крепко сцепила ладони, чтобы не протянуть их к нему.

— Милости, магистр Руанно? — спросил великий герцог. — У меня нет привычки оказывать милость тем, кто покидает мой дом и мой город без моего разрешения.

Руан не пошевелился.

— Мои дела в Англии требовали вмешательства, — сказал он. — Вы знали об этом, ваша светлость, но были чрезвычайно заняты рождением вашего сына и тяжкими обязательствами, которые в связи с этим на вас легли. У меня не было возможности обратиться за официальным разрешением.

— И то, что вы вернулись, значит ли это, что ваши дела в Англии приведены в порядок и вы готовы задержаться здесь, во Флоренции, пока наша великая работа не будет завершена и пока философский камень не окажется у нас в руках?

— На данное время мои дела в Англии улажены, — произнес Руан. Голос его был тверд, а на лице оставалось выражение отрешенности. — Ваша светлость, я возвратился во Флоренцию лишь затем, чтобы помочь вам закончить работу по созданию Lapis Philosophorum.

Во Флоренцию же я возвращаюсь только ради двух вещей. Первая — это месть. Вторая — это ты.

Интересно, что бы сказал великий герцог, узнай он правду? Чувствует ли он вину за свои преступления и грехи? Являются ли ему во снах призраки Изабеллы и Дианоры? Скорее всего, нет. Он слишком хорошо усвоил уроки своего отца — что власть великого герцога является абсолютной и что всеобщее почтение и первенство дома Медичи должны всегда оставаться незыблемым приоритетом.

Она опустила взгляд на затейливо уложенные волосы Бьянки Капелло, сверкающие драгоценностями и припорошенные золотой пылью, которая искрилась, как сахар на выпечке. Снится ли ей тот ужасный миг, когда она ударила великую герцогиню и тем самым столкнула ее с лестницы навстречу смерти? По-видимому, нет. Великая герцогиня ударила ее первой, а Бьянка, скорее всего, уже позабыла те ужасные слова, которыми она ее спровоцировала, и поэтому свято верила, что она просто защищалась. Падение великой герцогини было не более чем несчастный случай.

Скорее всего, она запомнила все именно так. И это одновременно была и правда и неправда.

— Очень хорошо, — сказал великий герцог. Он продолжал смотреть на Руана так же пристально, однако взгляд его, странным образом, не был сосредоточен, словно великий герцог не мог отчетливо видеть все находящееся за пределами помоста, на котором он сидел вместе с Бьянкой. — Вы восстановлены в вашем положении алхимика и металлурга в моем доме. За жалованьем и ключами от лабораторий обращайтесь к моим секретарям.

Руан поклонился, причем даже ниже и грациознее, чем раньше. Что произошло в Англии, отчего он так изменился?

— Лабораторий, ваша светлость? — переспросил он. — Я не ослышался? У вас теперь не одна лаборатория?

— Да. Одна лаборатория все там же, в Казино ди Сан-Марко. Вы поселитесь в ваших прежних тамошних апартаментах. Но я также устроил новую лабораторию здесь, на вилле ди Пратолино. Если донна Бьянка позволит, Кьяра покажет вам ее расположение и все находящиеся там инструменты.

«Да… Мы наконец-то окажемся наедине, в молчаливом сумраке оранжереи, в овевающих нас ароматах листвы и фруктов. Я освобождена от своего обета, и если мои сны сегодня не станут реальностью, то я умру».

— Увы, ваша светлость. Этим утром у Кьяры уже есть поручение, — вмешалась Бьянка Капелло. — Я хотела попросить ее починить детскую одежду.

Кьяра стиснула кулаки и снова опустила глаза. «Я так долго этого ждала, — подумала она. — Сумею подождать еще немного».