Под негромкий стук копыт Лоурена о каменную мостовую — знакомый с детства звук, когда он целыми днями работал на руднике, стуча железной киркой по камню, — Руан подъехал к дворцу. Но вошел он в него не через парадные ворота, а через конюшню в задней части дворца, где и оставил Лоурена на попечение конюху, дав ему несколько серебряных монеток в залог молчания.

Как он и ожидал, тайный вход во дворец был не заперт. Войдя внутрь, он увидел слугу, который вышел к нему навстречу и без лишних слов взял у него из рук плащ. Руан коротко кивнул и устремился вверх по мраморной лестнице. Дойдя до третьего этажа, где находились спальные апартаменты, он почти без стука открыл знакомую дверь.

Женщина, сидевшая за туалетным столиком, замерла. На ней было лишь свободное домашнее платье из бледно-розового шелка, расшитое золотой нитью. Ее кожа, присыпанная перламутровой пудрой, слегка мерцала при свете двух канделябров, на каждом из которых стояло по три свечи. Всего было шесть свечей.

Были времена, когда она любила окружать себя десятками и даже сотнями свечей, радуясь их свету. Но за те годы, что Руан ее знал, она родила двоих детей, злоупотребляла жирной едой и вином и пережила слишком много страстных любовных интриг. Она была старше его — уж он-то постарался узнать дату ее рождения, чтобы составить ее гороскоп — разница между ними составляла семь лет, восемь месяцев и шесть дней. Но если бы не жизнь, полная излишеств, эта женщина могла бы сохраниться гораздо лучше.

За ее спиной стояла камеристка и расчесывала ей волосы гребнем, украшенным драгоценными камнями. Ее шикарные золотисто-рыжие локоны мягко струились по плечам. И если цветом волос она отчасти была обязана различным краскам и осветителям, то она была не одна такая во Флоренции. Перед ней стояла еще одна служанка и поправляла угол круглого зеркала на серебряной ножке, инкрустированной аквамаринами.

В отражении зеркала глаза женщины встретились с глазами Руана.

— Я бы хотел поговорить с герцогиней Браччанской наедине, — промолвил Руан.

Обе служанки присели в реверансе и, не говоря ни слова, вышли из комнаты. Не поворачивая головы, рыжеволосая женщина продолжала молча смотреть на отражение Руана в зеркале. Он подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи. Искусным движением куртизанки она слегка шевельнула плечами, и ее платье плавно соскользнуло вниз по рукам, как падают лепестки с цветка, оставив ее полуобнаженной при свете свечей. Линия ее шеи сохранила былое изящество, а соски, подобно темно-янтарным топазам, все так же выделялись на фоне роскошного белого бархата ее груди. Неужели она снова намерена его соблазнить, после стольких лет? Неужели она думает, что в этом есть необходимость? Его покрытые шрамами и потемневшие от солнца руки казались варварскими по сравнению с ее мягкой бледностью.

— Ты звала меня, Изабелла. И вот я здесь, — произнес он.

— Благодарю.

— Ты же знаешь, что я всегда приду, стоит тебе только позвать.

Она протянула руку к зеркалу и отвернула его от себя.

— На твоем месте многие мужчины меня бы ненавидели, — сказала она. — Когда мне было угодно, я заманила тебя к себе в постель, а потом оставила тебя в стороне, когда мне приглянулся кто-то другой. Большинство мужчин порадовалось бы, увидев меня старой и больной.

— Ты не больная и не старая.

Но если она хотела услышать дальнейшие комплименты, то ее ждало разочарование.

После некоторого молчания она наконец сообщила:

— Руанно, мой отец умирает.

В этом была вся она — Изабелла де Медичи, герцогиня Браччанская, принцесса Флорентийская, сестра принца Франческо и единственная выжившая дочь великого герцога. Только она могла сделать подобное заявление без тени смущения. Эта женщина с горячим темпераментом привыкла потакать своим желаниям и славилась своей алчностью и сумасбродством. Но ума и отважности ей было не занимать. Отец защищал ее и потворствовал ее отговоркам, которые она придумывала, чтобы держаться подальше от мрачного замка ее мужа в Браччано[18]. Он поощрял ее стремление остаться во Флоренции среди удовольствий, окружавших ее с самого детства. Изабелла вольготно чувствовала себя в стенах своих собственных дворцов и городских вилл, пользуясь беспрецедентной степенью свободы, которую дал ей отец. Когда его не станет, этой свободе тоже придет конец.

— Я знаю, и мне очень жаль, — ответил Руан.

— Франческо ненавидит меня, и тебе это известно. Он изменит всю мою жизнь, когда станет великим герцогом.

— Ненависть — слишком сильное слово, — промолвил Руан, ласково проведя руками по ее плечам и рукам. Ее кожа была теплой и очень мягкой. Изабелла поправилась с того времени, когда они были любовниками, но в его глазах она ничуть не утратила своей привлекательности. Эта блистательная первая дама Флоренции научила его всему, что касается женщин. Более того, всему, что касается жизни при дворе. — Тебе нужно проявить просто чуть больше усердия, чтобы задобрить его.

— Я и так стараюсь как могу. Разве я не подружилась с его бесстыдной шлюхой? Ты же знаешь, Руанно, насколько мне противна она и ее низкие амбиции.

Руан улыбнулся.

— Знаю. И твой брат тоже, ведь ты не стесняешься распускать сплетни о госпоже Бьянке за ее спиной, а это все доходит до его сведения. Ты как будто забыла первый урок о придворной политике, которому сама меня научила? Даже у стен есть уши.

Изабелла нахмурилась и взялась за концы своего шелкового платья, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

— Эти уроки были скорее для тебя, Руанно. Я принцесса Медичи по крови и могу говорить все, что мне вздумается.

Руан убрал руки с ее плеч, дав ей возможность самостоятельно поправить свое платье.

— С этим не поспоришь, — согласился он. — Однако скажи, что такой высокородной принцессе понадобилось от меня?

— Не смейся надо мной, Руанно, — резко ответила Изабелла. Жесткие складки вокруг рта внезапно выдали ее возраст. — Ты единственный человек, не считая донны Бьянки, к кому прислушивается мой брат. Замолви за меня словечко.

— И что ты хочешь, чтобы я ему сказал?

— Я хочу и дальше жить своей жизнью здесь, во Флоренции. Я хочу сама распоряжаться своим имуществом и наследством моих детей.

— Но разве это не прямая обязанность герцога Браччанского? В конце концов, он их отец?

— Каждое кваттрино[19], что у него есть, даровано домом Медичи, и тебе это хорошо известно. Но будь у него и собственное состояние, я все равно не желаю быть у него в долгу.

— Но ты же его законная супруга.

— Хотя отказываюсь быть его собственностью. Мой отец позволял мне жить, как мне вздумается, и я хочу, чтобы Франческо не стал нарушать заведенный порядок.

Руан обошел туалетный столик, чтобы встать перед ней. Она взглянула на него со страхом и вызовом в глазах.

— Как раньше, уже не будет, — сказал он. — И пытаться сохранить прежний порядок будет опасно прежде всего для тебя. Изабелла, послушай меня. Когда твой отец отойдет в мир иной, ты должна будешь подчиниться своему брату. Открыто, так, чтобы все видели. Другого пути у тебя нет.

— Ни за что.

— Это еще один урок, которому ты сама меня научила. Если власть имущий требует от тебя что-то, делай это открыто, так, чтобы он видел. А все остальное, что нравится тебе, можешь делать вдали от посторонних глаз.

Она отвела взгляд. Руан видел, что она задумалась над его словами, вспоминая те дни, когда была его наставницей. Через некоторое время она искоса посмотрела на него, и он увидел хитрую искру в ее взгляде. Интересно, кого она вздумала обмануть: его, своего брата или обоих? Возможно, она сама не знала наверняка.

— Тогда скажи мне, — произнесла она наконец. — Что, по-твоему, я должна сделать, чтобы угодить принцу Франческо?

— Ты сама знаешь ответ на свой вопрос. Прояви покорность и уважение.

— А также лебезить перед его любовницей?

— Совсем не обязательно. Уж если: перед кем лебезить, то только перед принцем Франческо.

Она улыбнулась, впервые в ходе этого разговора.

— Это я прекрасно понимаю, Руанно. А другие советы будут? Может, ты считаешь, что я должна замуровать себя в стенах замка Браччано?

— Отнюдь. Просто задействуй все свои связи, чтобы поддержать брата, и он не станет возражать против того, чтобы ты осталась во Флоренции.

Улыбка на ее лице застыла, как горячее железо, опущенное в холодную воду. Однако она промолчала.

— Начни с донны Дианоры[20], — продолжал Руан. — Ты ее золовка и кузина по крови. Ты сама знаешь, что она во всем берет с тебя пример. Принц Франческо даже винит тебя за то, что она неверна дону Пьетро и строит разные вероломные интриги.

Неожиданно Изабелла встала со стула, схватила серебряное зеркало и с силой швырнула его об стену. Раздался грохот, как от выстрела из аркебузы, и стекло разлетелось на острые осколки. По всей комнате рассыпались мелкие аквамарины.

— Получается, что в своих изменах и интригах она берет пример с меня? Следи за тем, что говоришь, Руанно! По крайней мере, я не похищаю прямо с улиц дочек ремесленников для своих утех!

Вместе с ее порывистым движением Руан явно ощутил ее запах — чувственный и волнующий — смесь мускуса, амбры и жасмина. Этот аромат всколыхнул воспоминания — re Varia hweg, penn an syns[21], — воспоминания о ее страстных поцелуях, лоснящейся от пота коже и шелковистой плоти, обнимавшей его естество. Желание дотронуться до нее настолько захватило Руана, что ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы подавить его.

— Кто сказал тебе, что я похитил дочь ремесленника?

— Проще сказать, кто об этом не говорит. Ходят слухи, что ты делишь ее с Франческо, а перед этим ее обработали двое привратников.

— Это неправда.

Она рассмеялась. Глаза ее напоминали золотисто-серые кристаллы слюды, такие же сверкающие и непроницаемые.

— Возможно, и неправда, — согласилась она. — Франческо никогда не станет делить своих шлюх ни с кем. И кроме того, он помешан на донне Бьянке. Но я вижу по твоим глазам, что в этой истории есть и капля правды, разве не так? Получается, что девушка все-таки существует.

После некоторого колебания он ответил:

— Да, существует. Она дочь алхимика, и совсем не шлюха. Принц Франческо хочет сделать ее своей мистической сестрой.

— А это еще что такое?

— Он вычитал это в старых книгах. Так называют женщину, которая помогает алхимику в его опытах. Предполагается, что своей женственностью она уравновешивает мужское начало ученого.

Изабелла снова рассмеялась. Забыв о своем гневе, она опять стала радостной и беззаботной, как дитя.

— Донна Бьянка будет в ярости, — сказала она. — Она и так без ума от ревности, будучи бездетной любовницей, в то время как его законная супруга рожает детей одного за другим. Все девочки, но не в этом суть…

— Эта девушка — девственница, и она должна будет дать обет целомудрия, прежде чем занять свое место при дворе.

— Звучит возбуждающе! Догадываюсь, Руанно, ты сам проверял ее непорочность? А еще вздумал корить меня за неверность, интриги и разгульную жизнь.

Призвав на помощь самообладание, Руан мягко, но твердо взял ее за плечи и сказал:

— Не делай глупостей, Изабелла. Постарайся приструнить Дианору и сама поменьше афишируй свои отношения с Троило Орсини.

— Я принцесса Медичи, и сплетни мне не страшны.

— Сплетни могут повредить любому.

Она со злостью оттолкнула его.

— Я надеялась, ты мне поможешь, Руанно. А вместо этого ты вздумал меня поучать.

— Я тебе помогаю, — ответил он. Когда-то он ее любил, всецело и безотчетно, понимая, что их отношения обречены на провал. Замужняя принцесса Флорентийская и шестнадцатилетний одаренный юнец из алхимической лаборатории ее брата — слухи об этой скандальной связи распространились далеко за пределы Австрийского императорского двора. Той сильной страсти он уже к ней не испытывал, но был привязан к ней и готов был помогать чего бы это ни стоило. — Я всегда приду к тебе на помощь.

— Убирайся. Мне не нужна твоя помощь.

— Хорошо. — Он направился к двери. — Но ты сама знаешь, что я приду снова, стоит тебе только позвать. И еще одно…

Изабелла даже не взглянула на него.

— Будет лучше, — мягко произнес он, — если ты никому ничего не станешь рассказывать об этой дочери алхимика.

Глава 5

Дворец Бьянки Капелло Примерно в то же время этой же ночью

— Дочь алхимика! — в сердцах восклицала Бьянвса Капелло, в ярости мечась по комнате из угла в угол. Щеки ее пылали, а грудь вздымалась под корсажем ее шелкового темно-алого платья, расшитого жемчугом и рубинами. В ложбинке между ее грудями красовалась живая роза — белая с розовато-золотистыми прожилками, почти под цвет ее красивого пышного тела. От жара ее гнева цветок уже начал ронять свои лепестки.