Когда он вошел к ней, Софи уже потушила лампу и легла в постель, так что ее откровенно удивило появление мужа. Сев в кровати, она прикрыла одеялом грудь.

– Джеймс, что ты делаешь здесь?

– А разве муж не может навещать жену, когда ему захочется?

Несколько секунд Софи молчала, а затем неуверенно произнесла:

– Конечно, проходи... Но... я не ждала тебя сегодня.

Она действительно не ожидала его, подумал Джеймс, потому что он взял за правило не приходить к ней две ночи подряд, и, видимо, она смирилась с мыслью о том, что занятие любовью для них – исполнение долга, обязанность, и не более того.

Боже! Еще неделю назад Джеймс сам верил, что это только обязанность, зато теперь он в этом сильно сомневался. Где-то между словами «я уверен» и видом Софи, беседующей с Уитби и красивым французом, чувства его начали изменяться.

Поставив на стол подсвечник, Джеймс с неловкой усмешкой спросил:

– Можно к тебе?

Софи как будто даже смутилась от его вопроса и отвернула край одеяла. Тогда Джеймс снял халат и, проскользнув под одеяло, улегся рядом с ней.

– Ты показала себя сегодня изумительной хозяйкой.

– Все благодаря Лили – это она помогла мне разобраться во множестве сложных правил.

Джеймс, лежа на боку, не сводил глаз с жены.

– Я рад, что она стала твоим другом.

– Я тоже. Лили откровенна со мной, и мы действительно с ней как родные. Я и надеяться не могла, что у меня будет такая невестка. А еще Лили сказала мне, что была когда-то влюблена в лорда Уитби.

– Эдварда? Вот бы никогда не подумал. – Эта новость Джеймсу откровенно не понравилась – ему трудно было представить, что Уитби может хорошо обращаться с какой-либо женщиной, не говоря уже о его младшей сестре.

– Лили сказала, что это всего лишь девичье увлечение, – продолжала Софи. – Еще когда вы были в школе, его бунтарское поведение восхищало ее.

– Это меня ничуть не удивляет. – Джеймс усмехнулся. – Моя сестра весьма романтическая девушка, и я уверен, что ей передались по наследству черты характера нашего отца.

– Какие именно? – недоуменно спросила Софи.

Джеймс пожал плечами. Еще месяц назад он постарался бы избежать ответа на подобный вопрос и вообще не стал бы говорить с женой о своем отце. Но теперь Софи уже кое-что знала о семье, в которую попала, и, слава Богу, не испугалась, не удрала в свою Америку.

– Отец женился поздно, когда ему было больше тридцати, и до этого имел полную возможность вести скандальный образ жизни.

В глазах Софи появилось любопытство.

– Он играл в азартные игры, пил, посещал самые неприличные заведения, и, в конце концов, мой дед уже оказался не в состоянии смотреть на все эти безобразия и отправил отца за границу, во Францию, где жил товарищ деда по военной службе. Несомненно, этот человек был таким же строгим и жестоким, как и мой дед. Позже, когда отец вернулся из Франции и женился на моей матери, он в какой-то мере вынужден был соблюдать правила приличия.

– Лили сказала, что он завел здесь любовницу.

– И без сомнения, не одну. Та, с которой он жил дольше всего, была родом из Парижа, где он и встретился с ней. Кстати, о Париже... не скажешь ли, кто этот Пьер Биле? Вероятно, ты с ним познакомилась в Париже, когда была там?

Софи удивленно взглянула на мужа:

– Боже, что ты говоришь! Этот человек приехал сюда вместе с лордом Мэндерлином. На прошлой неделе граф прислал письмо, в котором спрашивал, может ли он привезти с собой еще одного гостя. Насколько я знаю, месье Биле снимает коттедж у лорда Мэндерлина – он путешественник и хочет посмотреть Англию.

– Так ты не знала прежде?

– Ну конечно, нет – я познакомилась с ним только сегодня. А в чем дело? Ты, вероятно, подумал, что он мой друг?

В этот не очень приятный для себя момент Джеймс окончательно осознал, насколько безосновательны были его подозрения и его ревность.

– Если говорить откровенно, я просто не знал, что мне думать.

Софи погладила мужа по щеке.

– Теперь ты можешь забыть об этом и подумать о чем-нибудь другом, более реальном, заняться любовью с твоей преданной женой.

Мелодичный голос Софи внезапно напомнил Джеймсу об их медовом месяце, когда он позволял себе просто восхищаться ею, и она радостно купалась в этом восхищении.

С тех пор Софи заметно изменилась, и он тоже стал другим.

Софи подвинулась на кровати, и Джеймс через голову снял с нее рубашку. Словно зачарованный он смотрел на ее полные красивые груди, ждущие его прикосновений.

Подняв руки, Софи заложила их за голову, и Джеймс замер в предвкушении того, что должно было произойти. Он чувствовал благодарность судьбе за то, что она оказалась действительно преданной ему женой.

– Ты не возражаешь, если я останусь до утра?

– Конечно, нет. Иначе я бы привязала тебя.

Джеймс улыбнулся. Время для разговоров кончилось.

Потребность обладать ею оказалась настолько сильной, что он не мог сопротивляться ей, если бы даже захотел.

Обняв Софи, он прижался губами к ее губам, ощущая биение крови в жилах, а затем прикоснулся языком к ее языку. Постукивая пальцами по ее животу и дразня ее прикосновением языка к соскам, он пытался сопротивляться тем подозрениям, которые вопреки его желанию владели им. Целью его визита к жене было желание доказать себе, что она принадлежит только ему и что так будет всегда.

Но именно это слово – «всегда» – пугало его, потому что это было именно то, чего он старательно избегал всю свою жизнь. Неуправляемая, неконтролируемая страсть.

Прижавшись к Софи, Джеймс почувствовал, что она руками пытается притянуть его еще ближе, настолько, насколько это возможно для двух человеческих существ, а когда он проник в нее, волна тепла и наслаждения окутала не только его тело, но и его душу. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким невероятно уязвимым... и таким счастливым.

Для Софи последующие несколько дней показались самыми чудесными с тех пор, как они с Джеймсом появились в замке Уэнтуорт. Благодаря гостям обеды проходили оживленно и весело, за столом часто раздавался смех. Впервые молодая хозяйка замка без стеснения носила свои шикарные платья из Парижа и роскошные драгоценности. Кроме того, Джеймс был к ней чрезвычайно внимателен, приходил в ее спальню каждую ночь и оставался с ней до утра. Казалось, что все его претензии остались в прошлом, и он окончательно смирился с мыслью о том, что Софи является частью его жизни.

Даже в постели Джеймс вел себя иначе: он часто смеялся и напоминал Софи об их медовом месяце. Еще он говорил с ней о Мартине, о Лили, о том, что собирается изменить управление поместьем.

Правда, Джеймс так ни разу и не сказал Софи, что любит ее. Она также не произносила запретного слова после того, как он возвратился из Лондона, потому что каким-то образом поняла, что он еще не готов к этому. Тем не менее, все изменения, происшедшие в последние дни, вселяли в нее надежду на счастливое будущее, и это придавало Софи уверенности в своих силах.

Для Джеймса охотничий праздник оказался самым лучшим из всех, когда-либо проходивших в замке. Благодаря Софи не все ритуалы соблюдались полностью, и Джеймса это очень устраивало.

Как глоток свежего воздуха, Софи, его герцогиня, сняла напряжение, обычно существовавшее во время приезда гостей. Она пригласила американского аккордеониста, которому сама аккомпанировала на рояле, и они вместе исполняли не совсем приличные песенки.

А еще Софи организовала подвижные игры, которые после нескольких бокалов вина заставляли всех заразительно смеяться. Да и сам Джеймс не мог припомнить, когда еще он был столь же весел, как в эту неделю.

В один из дней мужчины отправились на охоту, и граф Уитби оказался рядом с Джеймсом. До этого оба они избегали бесед друг с другом и разговаривали только тогда, когда это оказывалось совершенно необходимо. Оба понимали, что дружба их подвергалась суровым испытаниям. Последний раз Эдвард высказал возмущение тем, что его друг сделал предложение Софи, и тогда Джеймс, ничего не ответив, просто ушел, а потом постарался выкинуть этот эпизод из памяти, как он обычно поступал со всеми другими неприятностями.

Вскинув руки и прицелившись, Уитби выстрелил, и одна из пролетавших птиц упала на землю.

– Хороший выстрел, – одобрительно сказал Джеймс.

– Не такой впечатляющий, как твои – ведь ты всегда попадаешь в цель.

Почувствовав подвох, Джеймс перезарядил ружье.

– И как теперь живется женатому человеку? – небрежно спросил Эдвард. – Надеюсь, все происходит так, как ты и предполагал?

– И даже лучше. Софи оказалась очень хорошей герцогиней.

Уитби прицелился и выстрелил еще раз.

– Я в этом не сомневался, – опустив ружье, он посмотрел на Джеймса, – она смогла многое изменить, это заметно.

Джеймс кивнул в ответ.

– Но я не могу себе представить, что перемены нравятся твоей матери.

– Ей приходится с этим мириться. – Джеймс почувствовал, что разговор принимает неприятный оборот.

– Софи также изменила некоторые детали праздника. Количество блюд на этой неделе было невообразимым. Суп из креветок – просто объедение. У твоей жены талант в этих делах, и она замечательная хозяйка. – Эдвард перезарядил ружье. – Между прочим, кто этот француз? Он присутствует на всех обедах, но никогда не сидит с нами за сигарами. Он что, знакомый Софи?

– Нет, он гостит у лорда Мэндерлина, – ответил Джеймс. – Снимает у него коттедж.

– Понятно.

Еще одна стая пролетела над ними, и охотники выстрелили одновременно.

– Странный парень, – продолжал Уитби, – говорит мало, беседует только с дамами. Похоже, он не очень интересуется охотой?

– Думаю, что нет, иначе он был бы здесь.

Какое-то время оба молчали, затем Эдвард опустил ружье.

– Послушай, Джеймс, мы долго были друзьями, и я считаю, что должен извиниться за то, что наговорил тебе. Все свершилось так, как должно, и я хотел бы забыть о наших разногласиях, если, конечно, ты не против.

Джеймс опустил глаза и смотрел на почерневшую осеннюю траву. Все это время он не позволял себе думать о том, насколько сильным было переживание от разрыва с ближайшим другом. Глубоко вздохнув, Джеймс посмотрел на графа, потом протянул ему руку, и тот с радостью пожал ее.

– Разумеется, я согласен и тоже хочу извиниться. Надеюсь, это не очень тебя... задело.

– Меня? Боже, конечно, нет. Ярмарка невест – это жесткое состязание, особенно когда в ней участвуют богатые наследницы. Моя гордость была немного уязвлена, вот и все.

Джеймс улыбнулся:

– Действительно все? Рад слышать это.

– Я так рад, и, ты знаешь, я не сдался. Впереди следующий сезон. Без сомнения, на каком-нибудь пароходе из Америки приплывет еще одна молодая красавица...

– А ты будешь тут как тут, встречая пароход, наполненный богатством. – Джеймс искоса взглянул на приятеля.

– Естественно, – ответил Уитби и хитро приподнял бровь, – я верю, что настоящая любовь ждет меня как раз на линии горизонта. Во всяком случае, я не перестаю на это надеяться.

Двое гостей приехали на последние два дня охотничьего праздника, так что Софи пришлось урвать несколько минут и подняться к себе в комнату, чтобы подумать, куда их лучше посадить. Она взяла кожаную папку, где карточки гостей были аккуратно разложены в соответствии с занимаемыми ими местами, но чтобы решить, какие места отвести вновь прибывшим, ей необходим был справочник с указанием всех титулованных особ и членов их семей, который Марион держала у себя.

Поняв, что другого выхода у нее нет, Софи направилась в комнату свекрови. Она уже собралась постучать в дверь, когда услышала доносившиеся изнутри всхлипывания. Она прислушалась и поняла, что Марион плачет.

Немного помедлив, Софи все же постучала в дверь, а затем осторожно приоткрыла ее и просунула голову в комнату.

– Это я, Софи. С вами все в порядке, Марион?

Вытирая глаза, старая герцогиня выпрямилась на стуле.

– Конечно, в порядке. Я ведь не предложила вам войти.

– Простите, но я услышала, что вы плачете. Могу я что-нибудь сделать для вас?

– Все, что вы можете сделать, – это поскорее уйти. Я хочу остаться одна.

Поборов желание последовать совету свекрови и немедленно оставить ее, Софи постаралась вспомнить, зачем пришла сюда.

– Мне нужен справочник, чтобы по-новому рассадить гостей.

– А в чем дело? Кто-нибудь уехал? – В голосе Марион зазвучала надежда. Вероятно, она просто устала от шума и суеты и хотела поскорее вернуться к спокойной жизни, подумала Софи.

– Нет, но лорд Уитфилд с женой приехали лишь сегодня днем.

Марион медленно поднялась со стула и подошла к столу. Взяв справочник, она передала его Софи без обычных в таких случаях замечаний; глаза ее продолжали оставаться покрасневшими и опухшими.