Пресс снова и снова проклинал себя за то, что не додумался нанять парочку костоломов, чтобы защитить их от толпы. А затем за то, что оставил машину так далеко, так как вся эта орава — репортеры, фотографы, поклонники— устремилась за ними до самой парковки. «Бывают дни, когда победа не дается, несмотря ни на какие усилия», — подумал он и, вслепую размахнувшись, заставил встать на четвереньки фотографа, сунувшего свою камеру прямо Хани в лицо. Затем ему силой пришлось удерживать Хани, бросившуюся оказывать помощь этому идиоту.

— Пусть подает в суд! — прорычал Пресс.

Наконец, когда дверцы автомобиля захлопнулись, а его подопечная тщательно пристегнулась, он откинулся на кожаную спинку сиденья, тяжело вздохнул, а затем, набрав побольше воздуха, повернулся к Хани:

— Ну, что ж, по-моему, все замечательно, правда?

Хани тщательно сдерживала слезы, боясь, что их увидит Пресс или наблюдатели, все еще разглядывающие ее сквозь стекла машины, и поэтому сказала первое, что пришло ей в голову:

— Да, по-моему, все замечательно. — Ее слова прозвучали, как эхо.

— Это все, что ты можешь мне сказать? — спросил он, направляя автомобиль в общий поток движения. Искоса посмотрев на нее, он убедился, что она погрузилась в раздумья. О чем, интересно, она думала — о прозвучавшем в последний момент решении суда? О Джошуа Принсе? Или о том, какое будущее ожидало ИХ обоих?

Хороший адвокат, ведущий дело о разводе, должен быть хотя бы наполовину психологом, и он обычно имел представление, что на уме у его подопечных, но Хани своей бесхитростностью являла для него теперь такую же загадку, как и с самого начала. Ни раньше, ни теперь он не был уверен в том, что она разлюбила человека, с которым расторгала брак. Он и раньше сомневался в том, что она знает точно, чего хочет. Еще больше он сомневался в том, что теперь она получила то, чего действительно хотела.

На протяжении их сотрудничества он нередко ощущал, что ему приходится пробираться через какой-то нескончаемый розовый туман, чтобы убедить ее в необходимости предпринять некоторые шаги, чтобы заставить понять, что для успеха бракоразводного процесса несколько ударов по почкам исподтишка совершенно необходимы. Для него было загадкой, почему вещи, кажущиеся ему такими ясными и простыми, до нее доходят с таким трудом. Ему потребовалось время, чтобы осознать, что инстинкт убийцы у нее совершенно отсутствует. Позже он пожалел о том, что именно ему выпало вселить в нее этот инстинкт, — ему, человеку, который в нее влюблен. Да и как можно было не влюбиться в Хани? И почему Принс оказался таким дураком?

Счастье еще, что у них не было детей и не пришлось возиться с вопросами опеки. Хотя женщине с ребенком и легче было бы рассчитывать на крупную сумму и право владения домом, путаница, связанная с опекой, оттеняла бы такие важные в бракоразводном процессе вопросы: что считать совместно нажитым имуществом и не пытается ли одна из сторон скрыть какие-то тайные сбережения. Разводящиеся родители неминуемо заканчивают дракой за детей и, используя их как оружие, стремятся не столько получить деньги, сколько посильнее досадить другой стороне. В этом бракоразводном шантаже дети превращаются в своеобразных заложников, и тянется все это до тех пор, пока один из родителей не закричит: «Сдаюсь».

Он не сомневался: окажись в деле замешаны еще и дети, Хани бы этого не выдержала и ему пришлось бы менять стратегию, чтобы избавить ее от дополнительных страданий. Ему и так не раз приходилось усилием воли возвращать себе профессиональное спокойствие и вспоминать о недопустимости личных чувств в высказываемых перед клиентом суждениях.

Кроме того, Хани пришлось выслушать и прочитать немало догадок относительно того, не спит ли дамский адвокат со своей красивой и исключительно богатой подопечной.

Выезжая на автостраду, пересекающую бульвар Сан-сет, он снова посмотрел на Хани. Так как до сих пор она не проронила ни слова, если, конечно, не считать замечания о том, что все замечательно, и все еще была погружена в глубокие раздумья, он догадался, что думает она о самом разводе, а вовсе не о решении суда.

Он убрал правую руку с руля и накрыл ею ладонь своей.

— Хани, поверь мне, ты к этому привыкнешь…

Но он ошибался. Все мысли Хани были сосредоточены на решении суда и на том, что она скажет Сэм.


Нора и Сэм сидели в оранжерее и напряженно ждали, пока Бейб пребывала за закрытыми дверями библиотеки вместе с Кэтрин и судьей. Сэм уже не взъерошивала пальцами волосы, зато принялась грызть ногти, что было проявлением еще большего волнения. Глядя на падчерицу, Нора испытывала искушение забыть об их трудной любви, обнять ее, погладить ее длинные рыжие волосы и проворковать: «Ну все, ну все, малышка… Все будет хорошо, так или иначе…»

Но, конечно же, она не могла себе этого позволить. Во-первых, это было бы нарушением правил игры, а во-вторых, она и сама не была еще вполне уверена, что все будет хорошо.

— Бедняжка Бейб, — нарушая молчание, сказала Сэм. Нора была приятно удивлена. Она предполагала, что Сэм озабочена своими собственными проблемами, а не делами Бейб. То, что она думала о Бейб, а не о себе, было несомненно хорошим знаком, говорящим в пользу Сэм.

— Ты считаешь, что у Бейб хватит сил справиться с ними? Думаешь, то, что ты ей рассказала о Кэтрин и ее настоящем отце, ей поможет?

— Надеюсь, у нее хватит сил справиться с ними и без того, что я ей рассказала.

Сэм с недоверием уставилась на Нору. Затем, покачав в отчаянии головой, она сказала:

— Думаю, что в этом и заключается огромная разница между тобой и мной, мешающая нашим взаимоотношениям. Я хочу всего лишь маленького чуда, но не рассчитываю даже на него, а ты жаждешь всего и сразу! С самого начала. Ты жаждешь огромного сияющего чуда, с фейерверком и воздушными шарами, причем немедленно! И ты не просто хочешь его или ждешь его — ты требуешь его! — Голос Сэм становился все громче. — Да, черт бы побрал и тебя, и твое чудо, ты слишком многого требуешь! Неужели ты не понимаешь? — Голос ее сорвался, и слезы потекли по ее щекам.

«О Боже милостивый! — подумала Нора, сердце ее отчаянно билось. — Неужели такое возможно? Неужели мы так близки к пониманию? Так близки к этому чуду?»

Однако, рискуя разрушить все, она сказала:

— Не будь такой дурой, Сэм. Двадцать лет — это далеко не немедленно…

Но от этих слов Сэм расплакалась еще сильнее и плакала до тех пор, пока не вошел Тедди. Он напевал на ходу: «Будешь так громко смеяться над моими шутками — все сразу решат, что мы влюблены…» — но увидев заплаканную Сэм, сел рядом и принялся ее утешать, не обращая внимания на Нору, смотрящую на него с раздражением.

— Не надо плакать, дорогая. Вот увидишь, все будет хорошо.

— Откуда ты знаешь?

— Я верю в это.

— Ты веришь в чудеса? — просопела Сэм, глядя на Нору.

— Я верю в тех, кто их творит…

Сэм отвернулась от Норы и Тедди, готовая задать следующий вопрос, но не успела этого сделать. Они услышали, как открылась и захлопнулась дверь библиотеки, а затем хлопнула входная дверь. Сэм вскочила:

— Они уезжают! Трейси уезжают! Все кончено!

Нора тоже встала. Она вспомнила слова Т. С.: «Можно считать, что неприятности позади, когда толстуха запела». Это-то нельзя было отнести ни к огромной Кэтрин, ни к маленькой Бейб.

Но вдруг в дверном проеме появилась хрупкая женщина в желтом костюме и туфлях на высоких каблуках. Широко раскинув руки и улыбаясь, она пела «Мой путь». Последнюю строчку она перефразировала, и у нее вышло: «Я сделала это по-твоему…»

69

У въезда в поместье Грантвуд Пресс был вынужден резко свернуть вправо, чтобы избежать прямого столкновения с выезжающим из ворот «линкольном», — кому-то не терпится убраться отсюда.

— О Боже! — простонала Хани. — Это же Трейси — родители моей подруги. Ты знаешь Бейб Райан, жену сенатора? Она так боялась этой встречи с ними, разговора о разводе. Мне следовало быть здесь, поддержать ее. Я опоздала. Я подвела ее.

Пресс попытался ее успокоить:

— Послушай, не слишком ли для тебя? Ты должна была думать о своих проблемах. А твоя подруга уже большая девочка. Достаточно большая для того, чтобы самой разобраться со своими родителями.

Может быть, и так. Но Сэм сама точно не разберется. Без моих денег студию ей не получить, а теперь…

Пресс въехал во двор. Увидев машину Тедди, Хани поняла, что он приехал узнать, чем закончилось дело в суде. Станет ли он гордиться мной? А Нора? Но как быть с Сэм? Она этого никогда не поймет! Она ни за что меня не простит!

— Ты совершенно уверена, что не хочешь позавтракать со мной, Хани? Ты знаешь, это входит в оплату. И потом, завтрак с адвокатом после завершения процесса— это правило для разведенного.

— Мне придется просить тебя об отсрочке, Пресс. Они все ждут меня, и я должна выяснить, как дела у Бейб. А кроме того, уже два часа. Слишком поздно… для завтрака.

Пресс вышел из машины, обошел ее и открыл дверцу для нее.

— Мы всегда можем заменить завтрак обедом. Обедать ведь никогда не поздно? — Он сгреб ее в свои неуклюжие объятия. — Не стесняйся позвонить мне, как только почувствуешь себя в настроении пообедать со мной или просто поговорить.

— Конечно, — сказала она и ответила на его объятия. — Ты был прекрасен, ты настоящий друг.

— Спасибо на добром слове, — сказал он и изобразил шутливую покорность на лице. — Всегда помни, что для меня ты скорее лучший друг, чем клиент. О'кей? А если твоей подруге Бейб потребуется при разводе адвокат — лучший специалист в этой области, — присылай ее ко мне. Твои друзья — это мои друзья.

Она проводила взглядом выезжающий за ворота «порш» и повернулась лицом к центральной двери дома. Сначала ей хотелось узнать, как Бейб удалось вырваться из своего огненного кольца, а уж потом сообщить новости Сэм…

Она предполагала, что дверь откроет Эдмунд — один из дворецких — или сама Сэм, и уже приготовилась было к встрече с ней. Но ее сердце запрыгало от радости и облегчения, когда она увидела Бейб, улыбающуюся и светящуюся от восторга…

— О, Бейб! Мне кажется, нет смысла спрашивать тебя, как ты из всего этого выпуталась. Мне все стало ясно, когда я увидела твою мать и судью уносящимися отсюда так, словно кто-то подпалил им хвост.

— Хани, дорогая, можешь повторить это снова!

— О, Бейб, я счастлива до слез. Как тебе это удалось?

— Самым наилучшим образом — хорошие люди задали мне направление, а все остальное я сделала сама. Детали потом, вместе с последними новостями, — ну, знаешь, то, что мне рассказала Нора о Кэтрин и моем отце… моем настоящем отце. А сейчас все нервно грызут ногти и ждут от тебя подробностей. Пока есть еще немного времени: когда Кэтрин и судья читали мне свой ультиматум, я вспоминала знаменитые слова их любимого персонажа, бывшей Первой леди Нэнси Рейган, они мне показались очень подходящими. — Хани принялась хихикать еще раньше, чем Бейб успела произнести эти слова: «Просто скажи «нет»!»

Нора и Тедди заключили ее в свои объятия, не дав вымолвить ни слова. Это означало, что для них было не важно, чем закончилось дело в суде. Они верили в нее на все сто: богатая ли, бедная ли, замужняя или разведенная— она все равно оставалась их Хани. Но даже отвечая на их объятия, она не удержалась и попыталась поймать своими полными слез глазами взгляд Сэм — глаза Сэм тоже были полны слез. Интересно, останется ли она прежней и для нее, особенно после того, как расскажет ей о решении суда?

Но прежде чем она успела раскрыть рот, заговорила Сэм:

— Хани, я должна кое-что тебе сообщить.

— Прошу тебя, Сэм, позволь сначала мне.

— Ну, нет. Не пытайся командовать мной только потому, что ты богата и знаменита. Я настаиваю, чтобы первой дали слово мне! — Она сделала глубокий вдох и посмотрела на Нору, впившуюся в нее взглядом. Для всех было загадкой, что Сэм собиралась сообщить Хани.

— Поговорив с одной всем нам хорошо знакомой вдовой, поинтересовавшись у нее, не согласится ли она рассмотреть наше с тобой предложение о приобретении студии и заручившись от нее преимущественным правом покупки…

— Подожди, Сэм, пожалуйста, выслушай меня! — взмолилась Хани.

— Нет, сначала ты выслушай меня! Не забывай, что я старше и всегда побеждала тебя в армрестлинге и на теннисном корте. Итак, как я уже сказала, заручившись от нашей веселой вдовы преимущественным правом покупки студии, я передумала. Я решила, что не буду твоим партнером.

Сэм бросила еще один беглый взгляд на Нору и — о, чудо из чудес! — увидела, что та улыбается сквозь слезы! Не может этого быть! Своими безрадостными словами она доставила этой женщине радость. Чудесам нет конца!