Джулия Куинн - Блистательный маркиз

Но чего она не ожидала, так это приветливых аплодисментов, раздавшихся за ее спиной. Элизабет медленно повернулась лицом к двери.

Джеймс. Он стоял на пороге с приклеенной к губам полуулыбкой, приподняв бровь. Склонив набок голову, он обратился к тетке:

— Не припомню, чтобы кто-нибудь говорил с вами в подобном тоне, дорогая тетушка.

— Кроме тебя! — огрызнулась графиня. Сообразив, что он только что назвал ее «тетушкой», она снова разразилась нечленораздельным бормотанием, дергая головой в сторону Элизабет.

— Все нормально, — сказал Джеймс. — Она все знает.

— С каких это пор?

— Со вчерашнего дня.

Леди Дэнбери повернулась к Элизабет и рявкнула:

— Почему ты ничего мне не сказала?

— Вы не спрашивали! — Элизабет взглянула на Джеймса и прошипела:

— И давно вы здесь стоите?

— Я видел, как вы ползали под шкафом, если вас это интересует.

Элизабет подавила всхлип. Ей удалось перехватить Джейн и попросить ее задержать Джеймса. Она надеялась, что он пробудет в холле достаточно долго, чтобы она успела вернуть леди Дэнбери ее осатаневшего кота.

Ей вовсе не хотелось, чтобы первым, что увидит Джеймс после вчерашней катастрофы, был ее вихляющийся зад.

Когда она доберется до этого кота…

— Почему, — взвизгнула леди Дэнбери, — никто не сообщил мне, что Джеймс отказался от инкогнито?

— Блейк, — сказала Кэролайн, дергая мужа за руку, — мне кажется, нам пора уходить.

Он замотал головой:

— Я не пропущу этого ни за что на свете.

— Тебе придется! — свирепо сказал Джеймс. Он пересек комнату и схватил Элизабет за руку. — Можете оставаться и пить чай, но мы с Элизабет уходим.

— Постойте! — запротестовала она, безуспешно пытаясь вырваться. — Вы не можете этого сделать.

Он тупо уставился на нее:

— Чего?

— Этого! — выпалила она. — У вас нет никаких прав на меня.

— Они у меня будут, — заявил он, сверкнув самоуверенной, очень мужской улыбкой.

— Крайне неудачный ход с его стороны, — шепнула Кэролайн мужу.

Элизабет сжала пальцы, всеми силами сдерживая гнев.

— Это мой дом! — проскрежетала она. — И предлагать что-либо моим гостям могу только я.

— Ну так предложите, — ввернул Джеймс.

— Вы не имеете права командовать мной.

— А я и не командую. Я всего лишь сказал вашим избранным гостям — которые все до единого явились без приглашения, — что мы уходим.

— Он все испортит, — тихо сказала Кэролайн Блейку. Элизабет скрестила руки на груди.

— Я никуда не пойду.

Лицо Джеймса приобрело зловещее выражение.

— Если бы он вежливо ее попросил… — начала Кэролайн.

— Блейк, — процедил Джеймс, — уйми свою жену!

Блейк засмеялся и тут же получил довольно сильный шлепок по руке от жены.

— Что же касается вас, — обратился Джеймс к Элизабет, — мое терпение иссякло. Нам нужно поговорить. Либо мы сделаем это "а улице, либо здесь, перед моей теткой, вашими младшенькими и, — он дернул головой в сторону Кэролайн и Блейка, — этой парочкой.

Элизабет нервно сглотнула, застыв в нерешительности.

Джеймс придвинулся ближе.

— Решайте, Элизабет.

Она никак не отреагировала, не в состоянии заставить себя произнести хоть слово.

— Отлично! — рявкнул Джеймс. — Тогда я сам решу за вас. — И без лишних слов схватил Элизабет за талию, перекинул через плечо и вышел из комнаты.

Блейк, с нескрываемым весельем наблюдавший за разворачивающейся драмой, повернулся к жене:

— Вообще-то, дорогая, я с тобой не согласен. Учитывая все, вместе взятое, он неплохо справился.

Когда Джеймс выносил ее из дома, Элизабет извивалась, как угорь. Причем не на шутку разъяренный. Но и Джеймс проявил скромность, описывая свои достижения на поприще бокса. У него был немалый опыт, который он приобрел отнюдь не за «несколько уроков». Будучи в Лондоне, он ежедневно посещал заведение Джексона, "предназначенное для джентльменов, желающих поразмяться, отделывая друг друга по всем правилам бокса. А вне Лондона часто приводил в смятение прислугу, грациозно перескакивая с ноги на ногу и дубася мешок с сеном. В результате руки его были сильными, тело крепким, так что Элизабет, несмотря на все ее потуги, ничего не добилась.

— Поставьте меня на землю! — потребовала она. Он не счел нужным ответить.

— Милорд! — возмущенно воскликнула девушка.

— Джеймс! — огрызнулся он, решительными шагами удаляясь от коттеджа. — Вы достаточно долго обращались ко мне по имени, чтобы отказываться теперь от этой привычки.

— Но тогда я считала вас мистером Сидонсом, — парировала Элизабет. — Поставьте меня на ноги.

Джеймс продолжал шагать, сжимая рукой ее талию как тисками.

— Джеймс!

Он хмыкнул:

— Так-то лучше.

Элизабет лягнулась сильнее, вынудив его обхватить ее второй рукой. Она тут же затихла.

— Поняли наконец, что вырваться невозможно? — поинтересовался он довольно мягким тоном. Она одарила его сердитым взглядом.

— Видимо, это означает «да».

Наконец, прошагав в молчании еще несколько минут, он поставил ее на землю рядом с громадным деревом. Спина ее упиралась в ствол, а ноги покоились на толстых узловатых корнях. Джеймс вытянулся перед ней, скрестив руки на груди и широко расставив ноги.

Свирепо уставившись на него, Элизабет, в свою очередь, скрестила руки. И поскольку она стояла на некотором возвышении, разница в их росте была не слишком заметна.

Джеймс слегка пошевелился, перераспределяя свой вес, однако воздержался от замечаний.

Элизабет выставила вперед подбородок и стиснула зубы. Джеймс вскинул бровь.

— О, ради Бога! — взорвалась Элизабет. — Да говорите же наконец, что собирались.

— Вчера, — сказал он, — я попросил вас выйти за меня замуж.

Она нервно сглотнула.

— Вчера я вам отказала.

— А сегодня?

На кончике языка у Элизабет вертелось: «Сегодня вы не просили!» — однако она не решилась произнести этого вслух. Такого рода реплику можно было бросить человеку, которого она знала как Джеймса Сидонса. Но стоявший перед ней маркиз был кем-то совершенно другим, и она не знала, как с ним обращаться. И совсем не потому, что не имела опыта общения с аристократами. Недаром же она провела столько лет в обществе леди Дэнбери.

У Элизабет было такое чувство, словно она попала в нелепый фарс, правил которого не знает. Всю жизнь ее учили, как себя вести, как и всех англичанок благородного происхождения. Но никто не говорил, что делать, если влюбишься в человека, который меняет свою личность с легкостью, с которой другие меняют перчатки.

После затянувшейся паузы она сказала:

— Вам не следовало присылать нам банковский чек.

Джеймс вздрогнул.

— Вы его получили?

— Вчера вечером.

Он выругался себе под нос, пробормотав что-то вроде: «Крайне неудачный момент».

Глаза Элизабет увлажнились, и она усиленно заморгала.

— Зачем вы это сделали? Неужели вы думали, что мне нужна благотворительность? Как будто я жалкая, беспомощная…

— Я думал, — с нажимом произнес Джеймс, — что преступно позволять вам выходить замуж за развратного подагрика, чтобы обеспечить брата и сестер. Более того, мое сердце просто разрывалось, когда я видел, как вы буквально лезете из собственной кожи, стараясь соответствовать представлению миссис Ситон о том, какой должна быть женщина.

— Мне не нужна ваша жалость, — тихо вымолвила она.

— Жалость здесь ни при чем, Элизабет. Вы не нуждаетесь ни в каких эдиктах. Единственное, на что они способны, так это подавить ваш дух. — Он усталым жестом взъерошил волосы. — Я не вынесу, если вы лишитесь огня, который делает вас совершенно особенной. Задорных искорок в ваших глазах и загадочной улыбки, когда вам весело.

Элизабет нервно сглотнула, чувствуя себя неловко от его слов.

Джеймс шагнул вперед, вполовину уменьшив расстояние между ними.

— Все, что я делал — я делал из дружбы.

— К чему тогда вся эта секретность? — прошептала она. Он приподнял брови, с сомнением глядя на девушку.

— Вы хотите сказать, что приняли бы чек? — Выждав не более секунды, он добавил:

— Не думаю. Кроме того, я должен был изображать Джеймса Сидонса. Откуда у управляющего такие деньги?

— Джеймс, вы хоть понимаете, какое унижение я испытала вчера вечером, когда пришла домой после всего, что случилось, и обнаружила анонимный чек из банка?

— А что бы вы почувствовали, — парировал он, — если бы он прибыл двумя днями раньше? До того как узнали, кто я такой? Прежде чем у вас появились основания заподозрить, что он от меня?

Элизабет прикусила губу. По всей видимости, отнеслась бы подозрительно, но в целом пришла бы в восторг. И безусловно, приняла бы дар. Гордость гордостью, но детям нужно есть. Да и Лукасу пора в школу. А если бы она приняла предложение Джеймса…

— Вы хоть представляете себе, какая вы эгоистка? — осведомился он, прервав, к счастью, ее мысли, устремившиеся в опасном направлении.

— Как вы смеете? — воскликнула она дрогнувшим от негодования голосом. — Не смейте называть меня так! Я готова смириться с любыми оскорблениями, но не с этим.

— Потому что последние пять лет трудились на благо семьи? Потому что отдаете детям все без остатка, не думая о себе?

Насмешливые нотки, звучавшие в его голосе, привели Элизабет в такую ярость, что она была не в состоянии ответить.

— Да, вы делали все это, — заявил он с обидным высокомерием, — и тем не менее не задумываясь отказались от единственного шанса улучшить положение, единственной возможности покончить со всеми тревогами и обеспечить детям жизнь, которую они, с вашей точки зрения, заслуживают.

— У меня тоже есть гордость, — проскрежетала она. Джеймс хрипло рассмеялся:

— О да! И совершенно очевидно, что вы ставите ее выше, чем благополучие своей семьи.

Элизабет занесла руку, собираясь дать ему пощечину, но он легко перехватил ее.

— Даже если вы не выйдете за меня замуж, — сказал он, стараясь не обращать внимания на резкую боль в груди, которую вызвала одна мысль о подобной возможности, — даже если вы не выйдете за меня замуж, вы можете взять эти деньги и вычеркнуть меня из своей жизни.

Она покачала головой:

— Тогда вы приобретете надо мной слишком большую власть.

— Каким это образом? Деньги ваши. Это же банковский чек. Я не могу забрать его назад.

— Вы нашли бы способ наказать меня, — прошептала девушка, — если бы я взяла чек, но не вышла за вас замуж.

Сердце Джеймса обдало холодом.

— Вот, значит, за кого вы меня принимаете?

— Я не знаю, за кого вас принимать! — взорвалась она. — Я даже не знаю, кто вы такой.

— Вы знаете достаточно, чтобы понять, что я за человек и каким буду мужем. — Он коснулся ее щеки, дав волю чувствам. Вся его любовь, вся душа отразилась в его глазах. — Элизабет, вы знаете меня лучше, чем кто-либо другой!

Джеймс видел ее нерешительность и в эту секунду почти ненавидел ее. Он предложил ей свое сердце до последней частички — и все, на что она способна, так это колебаться?

Приглушенно выругавшись, он повернулся и зашагал прочь. Однако не успел он сделать и пары шагов, как Элизабет окликнула его:

— Постойте!

Он медленно повернулся к ней.

— Я выйду за вас замуж! — выпалила она. Его глаза сузились.

— Почему?

— Почему? — тупо повторила она. — Как это почему?

— Вы неоднократно отказывали мне в течение двух дней, — напомнил он. — Почему вдруг такая перемена?

Губы Элизабет приоткрылись, горло в панике сжалось. Она не могла вымолвить ни слова, не могла даже думать. Чего она меньше всего ожидала, так это того, что он усомнится в ее согласии.

Джеймс шагнул вперед, подавляя жаром и мощью своего тела, хотя и не касался ее. Затаив дыхание, Элизабет прижалась спиной к дереву, уставившись в темные глаза, сверкавшие гневом.

— Вы… вы просили меня, — удалось выговорить ей. — Вы просили меня, и я согласилась. Разве вы не этого добивались?

Он медленно покачал головой и уперся в дерево, заключив ее в кольцо своих рук.

— Я хочу знать, почему вы согласились.

Элизабет глубже вжалась в ствол дерева, ужасаясь его тихому голосу и убийственной сдержанности. Если бы он орал или бранился, она бы знала, что делать. Но его холодная ярость нервировала ее, а тесная ловушка из его рук заставляла кровь кипеть в жилах.

Глаза ее расширились, и она подумала, что он сочтет ее трусихой, судя по ее испуганному выражению.

— Вы привели такие убедительные аргументы, — сказала Элизабет, черпая силы в своей гордости — том самом качестве, которому она, по его словам, чересчур потакает. — Я… я не могу обеспечить детям ту жизнь, которую они заслуживают, и если мне все равно нужно выйти замуж, то почему бы не за того, кто…