Дерек неуверенно сжал ее плечи:

— Я должен вернуться к отряду, но надеюсь, Джейн останется с Робертом до ночи?

Джейн, стоявшая у Роберта в изголовье, тут же кивнула:

— Конечно, я буду рада остаться с ним. Анне-Лиз, вы можете спокойно идти помогать другим сестрам. — Она промокнула влажный лоб Роберта своим платком. На ее хорошеньком лице появилась брезгливая гримаска, когда она увидела, как он грязен. — Только для раненых нужна вода! Роберт вскоре может впасть в горячку.

Анне-Лиз проводила ее к бочке с водой.

— Всего четыре ковша для одного пациента в день. — Уголком глаза она увидела, как Дерек машет ей, выходя из лазарета. Анне-Лиз повернулась к нему: ее сердце было с Дереком.

«Пожалуйста, Господи, сохрани его, — молча молилась она, глядя ему вслед, — я слишком долго мучила его. Не дай мне потерять его теперь!»

Анне-Лиз вернулась в лазарет, но постепенно она теряла бодрость от вида доведенных до отчаяния людей. Атмосфера здесь вскоре стала удушающей. Она почувствовала головокружение от запаха крови и какую-то опустошенность. Беспомощные раненые, испачканные грязью, перепуганные, вселяли в нее тоску. Но нужно было им помогать, просто необходимо! А она не могла. Анне-Лиз вдруг вспомнила, как зашивала колено Роберту и начала слабеть, ее руки затряслись. Ужасно сознавать, что она — нетренированная, неопытная — делала операцию, поскольку никто больше не был к этому пригоден. Как могли они держаться месяц за месяцем, неся постоянные потери? Где каждый из них находил столько смелости? Джейн была такой же бледной и испуганной, как она сама. Блиставшая на балах в Канпуре, вечно окруженная поклонниками, Джейн была непривычна к грязи и страданиям! Ее решение остаться с Робертом требовало определенной смелости, и в первый раз Анне-Лиз почувствовала искреннее восхищение величием духа этой молодой леди.

Но не только Джейн вызвала ее уважение сегодня. Неожиданно для себя самой она теперь смотрела на Дерека совершенно другими глазами. Когда он позволил профессору публично оскорблять себя, то отказался от риска причинить вред старому человеку, ведь эту дуэль он мог с легкостью выиграть. Дерек показал ей, что может быть больше, чем просто отважным мужчиной, каким она представляла его. Дерек обнаружил великодушие и жалость. Он был достаточно уступчив, пытаясь смягчить строгий кодекс чести профессора и тем самым подвергая риску свою гордость. Профессор Сандервиль ниже его по социальному положению и слабее физически, однако Дерек встретил его без насмешки, и дал ему возможность сохранить достоинство. Дерек пошел на то, чтобы унизить себя, но дать возможность Сандервилю выглядеть лучше. Все это выявило в нем такую глубину, о которой Анне-Лиз даже и не подозревала.

Осознав это, она и сама сделалась решительнее. Если он не унизил профессора Сандервиля, которого уважал, то не унизит и ту, которую любит! Она никогда не хотела ничего иного, кроме того как быть равной ему. Теперь случай дал ей возможность понять, что ей нечего бояться.

Она была неправа, думая о нем, как о ничего не видящем вокруг снобе, внезапно заключила она. Она возмущалась Мариан, однако, как и Джейн, Мариан обладала храбростью и неукротимостью даже под огнем. Несмотря на свирепое негодование по отношению к соперницам, Мариан не была подлой, низкой натурой, как Анне-Лиз думала о ней раньше.

Дерек, конечно, не был идеальным… но он был восхитителен! И возвышен. Она закрыла глаза, вознося пылкую молитву Господу, чтобы Дерека не убили. Неужели он погибнет теперь, когда ей так много надо ему сказать? Если бы только Господь даровал ей время, чтобы доказать, как она любит его. Ну хотя бы еще один день…

Проходили часы, и свежие пятна крови появлялись на белом сари Анне-Лиз поверх старых. Большую часть дня она работала с Мариан, молча помогая ей. Когда день наконец кончился, Мариан повернулась к ней:

— Я должна просить у вас прощения, — сказала она ровно. — Вы хорошая медсестра и серьезная женщина. Я бы хотела иметь такую сестру.

Анне-Лиз опешила на какой-то момент, потом протянула руку:

— Я не знаю, можем ли мы быть друзьями, но надеюсь на это. Я начинаю восхищаться вами, леди Шеффилд, — ее глаза сверкнули, — чего раньше и предположить не могла.

Мариан рассмеялась:

— Вы честны, как и я; и даже больше, чем сестра, которую я хотела бы иметь… Предлагаю просто объявить перемирие на время и посмотреть, как пойдут наши дела. — Она взяла Анне-Лиз под руку, и обе направились к Джейн, которая в это время пыталась поудобнее уложить ногу Роберта. Вздрогнув, Роберт открыл глаза.

— Ну, как наш пациент? — спросила Анне-Лиз с улыбкой.

— Раздражен, — процедил Роберт, — и ему чертовски неудобно. Но он безумно рад, что у него осталась нога, которая, правда, горит огнем. — Он слабо улыбнулся Анне-Лиз. — Я должен благодарить вас за это.

Анне-Лиз засмеялась:

— Благодарите мою мать, это она научила меня шить.

— Где Дерек?

— Стреляет на крыше, — сказала Мариан весело. — Я отнесла ему воды. Каждой пулей он убивает по повстанцу. Когда я выразила восхищение, он продемонстрировал мне свою меткость. Очередной повстанец упал замертво. Это не шутка. Серьезно, он подстрелил троих, как куропаток, пока я смотрела. Думаю, это кровная месть за тебя, Роберт.

— Дай Бог ему здоровья! Жаль, что я не могу быть рядом с ним. Я чувствую себя таким бесполезным, лежа здесь!

— Примиритесь, — сказала Анне-Лиз. — Вам нельзя двигаться в течение месяца.

— Если мы выдержим так долго, — прошептал Роберт угрюмо. Он попытался передвинуть ногу и тут же издал истошный крик. Потом спросил:

— Который теперь час?

— Время опять уснуть, если можете, — ответила Анне-Лиз. — Вы нуждаетесь теперь только в отдыхе.

Роберт издал короткий звук раздражения, потом жалобно спросил:

— Почему? Разве мне нечего больше делать?

— Все мужчины ужасно не любят лечиться! — проговорила Мариан. — Не завидую вам, Джейн. — Она стала проверять повязку Роберта.

— Вы извините меня? — спросила Анне-Лиз, слегка касаясь ее плеча. — Обещаю вернуться на следующую смену.

— Не беспокойся, — сказала Мариан. — Ты дежурила двенадцать часов подряд и можешь немного поспать.

XVIII

Прощание

Анне-Лиз встретила Дерека у лестницы, когда он спускался вниз:

— Как Роберт? — спросил он.

— Хорошо, насколько возможно, — ответила она. — Ему очень больно, но он, кажется, держится. — Она дотронулась до его руки. — Я знаю, что ты спешишь к Роберту, но не можешь ли ты ненадолго задержаться? Я хочу поговорить с тобой. — Она запнулась. — Мне так много надо сказать тебе.

Он внимательно вгляделся в мистическую глубину ее влюбленных глаз. Ее лицо было по-прежнему прекрасным, несмотря на усталость и переживания последних недель. Лишь легкие тени легли под глазами.

— Тебе лучше отдохнуть, — сказал он мягко. — Уверен, что наши дела подождут.

— Нет-нет! Я не могу откладывать, это очень важно. Здесь есть какое-нибудь укромное место, куда мы могли бы пойти?

Он взял ее за руку:

— Крыша, она была почти пуста, когда я оттуда спускался.

Они медленно поднялись по лестнице. Последние лучи заходящего солнца освещали крышу мягким светом. Анне-Лиз знала, что Дерек очень утомлен. Как и она, он не спал предыдущую ночь, перед предстоящей дуэлью с профессором Сандервилем. Его покрывала красноватая пыль, а кожа обгорела от безжалостного солнца. Даже без чалмы он выглядел достаточно смуглым, чтобы его можно было принять за коренного жителя Индии. Лиловый сумрак сгущался, пока они шли по крыше в поисках места, куда бы не попадали снаряды из сипайского оружия, все еще нацеленного на резиденцию. Анне-Лиз совсем ослабела. Дерек нежно поцеловал ее, отвел испачканные волосы со лба.

— Что тебя беспокоит, любовь моя?

Она несколько мгновений молчала, не зная, как начать. В конце концов просто сказала:

— Я виновата, Дерек. Я сделала большую ошибку, поверив, что твоя гордость для тебя дороже всего остального, дороже меня. Ты мог унизить профессора Сандервиля, мог убить его сегодня, но вместо этого ты спокойно выслушивал его оскорбления и обвинения, хотя на твоем месте любой мужчина стал бы драться. Однажды я убежала от тебя, так как решила, что ты слишком горд, а я хочу равенства, — ее голова склонилась, а потом она почти прошептала: — Теперь я никогда не убегу. — Затем она взглянула ему прямо в глаза. — Я не оглядывалась так долго… я не осмеливалась. Теперь я не уверена… нужна ли еще тебе…

На его губах появилась улыбка:

— Ты говоришь, что полюбила меня вновь… потому что я вел себя как трус?

— Верно, — сказала она. — Но мужчины всегда говорят, что женщины непредсказуемы.

Его губы коснулись ее щеки:

— Заколдованная моя… и очаровательная, — он нашел ее губы и стал целовать долго и страстно. Она, такая долгожданная и невероятная, его Анне-Лиз, мечта, теперь стала реальностью! В этот поцелуй он вложил всю свою любовь и нежность к Анне-Лиз, которую он так долго завоевывал и теперь, наконец, может назвать своей. Ее голова откинулась, она вздохнула, детская блаженная улыбка заиграла на ее губах.

— Я так и знала, что ты сразу станешь меня о чем-то просить. Но поскольку из-за меня ты пережил такое трудное время, то заслужил награду.

Он засмеялся:

— Старые солдаты никогда не испытывают своего счастья. Я слишком долго ждал, чтобы теперь уклониться. — Он снова поцеловал ее, наслаждаясь ее красотой и молодостью. Помедлив, он наконец поднял голову: — Я не могу поверить в это, — он вздохнул. — Если честно, я уже перестал верить, что ты будешь моей. Я не могу представить, что все так просто, что мое отношение к старику могло произвести такой эффект. Я должен был молиться на него, когда он резал меня, как закуску на тарелке.

— Я очень рада, что этого не случилось. Я переживала за вас обоих — ее глаза потемнели. — Если бы кто-то из вас пострадал, я бы не простила себе этого. У меня в мыслях не было, что профессор примется ухаживать за мной всерьез, все это ведь начиналось как игра. Вообще я с самого начала хотела кем-то загородиться от тебя.

Дерек задумался, потом заговорил:

— Знаешь, я думаю, что у старикана был свой собственный сценарий этой игры. Он, вероятно, предвидел, что я откажусь с ним драться, и тогда возникает два варианта: он либо добивался твоего восхищения, либо хотел запугать тебя так, чтобы тебе белый свет стал не мил. Я считаю, он все прекрасно рассчитал!

Ее глаза расширились от удивления:

— Ах он, хитрый старый ботинок! Я и представить себе не могла. Ведь он меня обманывал все это время: он объяснялся мне в любви, следил за мной, наконец, сделал мне предложение. А потом спровоцировал дуэль! — Чем больше Анне-Лиз развивала эту мысль, тем более вероятной она становилась. Она рассмеялась: — Я чувствую себя идиоткой! И это именно то, чего он хотел!

— Но если бы я ответил на его вызов, — сухо проговорил Дерек, — история могла бы закончится для него совсем иначе. И мы бы сейчас обсуждали другую проблему. — И уже веселее добавил: — Я должен запомнить, что никогда не надо дразнить этого джентльмена! Он слишком ловкий мошенник!

Эти слова напомнили Анне-Лиз, что могло бы произойти, ее прекрасное лицо омрачилось:

— Я так виновата!.. и неважно, что дело закончилось счастливо. Мне стыдно признаться, но профессор Сандервиль, оказывается, знал тебя лучше, чем я. — Она сделала паузу, в ее глазах отразилось страдание. — Я ужасно люблю тебя! Как я могла так ошибаться в тебе?

Он поднял ее подбородок:

— Потому что однажды я дал тебе серьезный повод усомниться во мне, а в то время ты была уязвима для любой боли. Я не должен был целовать Мариан, но на какое-то глупое мгновение я поддался эмоциям, наверное, потому что чувствовал себя свободным. Ответственность была слишком новым делом для меня, и я был слишком эгоистичен, чтобы понять, что твоя беззащитность не может восприниматься как дар. Я заплатил за это сполна. — Он потрепал ее по щеке. — Сегодня я наконец понял, почему ты так дорога мне. Я любил Мариан, но тебя люблю намного больше. Когда ты ассистировала сегодня доктору Невилу, я понял почему. При всей твоей мягкости, ты очень решительна, когда кому-то необходима твоя помощь. Сегодня в тебе нуждался Роберт. И, несмотря на то, что ты сама была напугана и неуверенна, ты взяла себя в руки и сделала все, чтобы помочь ему. Спасая его ногу, вполне возможно, что ты спасла и его жизнь. — Я уже давно понял, что любовь к тебе сделала меня лучше. Если я приобрел искренность, — продолжал он, — то получил ее от тебя. Ты пробудила все лучшие качества, которые дремали во мне. И за это я, конечно, люблю тебя еще больше. У тебя два достоинства: храбрость и скромность, а они редко встречаются вместе. — На его губах появилась кривая усмешка: — Ты честная женщина, и, вероятно, слишком хороша для меня с моим дурацким вычурным характером.