Кэтрин Стоун - Близнецы

– Мелани? – Он постучал в дверь, но, не дождавшись ответа, решил, что она спит, и вошел в палату. Услышав его голос, Мелани посмотрела на него. Ее светло-голубые глаза блестели от слез. – Дорогая, что случилось?

– Я даже не могу расчесать волосы. – Она уставилась на расческу в своих беспомощных руках.

Когда медсестры вымыли ей волосы и почти досуха вытерли их полотенцем, они предложили и расчесать их. Но Мелани отказалась. Ей хотелось сделать это самой; ей хотелось сделать хоть одну нормальную вещь.

Но в то же мгновение, когда Мелани подняла руку над головой, она почувствовала ужасную боль в растянувшихся и воспалившихся ранах. И все-таки она не остановилась. Мелани начала привыкать к боли. Пусть уж лучше будет боль, чем полусонное состояние от обезболивающих лекарств. Но после того как Мелани два раза провела расческой по волосам, ее рука стала тяжелой, слабой, никчемной. Она ничего не могла делать. Мелани могла перебороть боль, но не слабость. Ей пришлось остановиться.

Не говоря ни слова, Чарлз взял расческу из рук Мелани и начал бережно расчесывать ее золотистые, шелковистые волосы.

Мелани задрожала от его прикосновения. Всплыли воспоминания прошлого лета. Чарлзу нравилось расчесывать ее волосы, но его сильные руки всегда становились слишком нежными. Когда Чарлз находил локон, где волосы были чересчур спутаны, Мелани выхватывала у него расческу и нетерпеливо начинала расчесывать спутанный клубок шелковых волос. А его руки, внезапно оказавшиеся свободными, касались ее лица, ее шеи, ее груди, ее бедер! Чарлз и Мелани начинали заниматься любовью, и ее золотистые волосы снова путались.

Мелани вздохнула.

– Почему ты вздыхаешь? – пробормотал Чарлз, нежно, так нежно расчесывая ее волосы.

– Мне хочется снова быть здоровой, Чарлз. – «Мне хочется даже большего. Мне хочется вернуться в эти замечательные воспоминания».

– Ты будешь здорова. Сейчас ты выглядишь хорошо. Врачи думают о том… как это они сказали?… о да, написать о тебе как о случае чудесного исцеления.

– Но я не могу ничего делать. Я такая слабая. – Мелани сказала ему о слабости, но не о боли. Ей не хотелось говорить Чарлзу о боли, которую она испытывала.

– Это пройдет.

Чарлз в течение нескольких минут расчесывал ее волосы молча.

«Скажи ему, Мелани. Даже если он уже знает, тебе нужно сказать ему это».

– Чарлз?

– Да?

– Прости меня за те слова, какие я сказала тебе на том банкете в честь Дня святого Валентина.

Чарлз перестал расчесывать ее волосы и опустился перед Мелани на колени. Он всматривался в золотую завесу ее волос, пока не встретился взглядом с ее глазами.

– Прости за то, что причинил тебе боль. За всю боль, – с трудом произнес Чарлз, словно нес на своих плечах все те же страдания, которые ей пришлось пережить, включая ужас Манхэттенского Потрошителя.

– Все хорошо. Я в порядке. – «Теперь в порядке, потому что ты здесь. Но когда я выздоровею и ты снова уйдешь… Я не могу думать об этом».

Чарлз взял ее лицо в свои ладони.

– Могу я рассчитывать на этот танец с тобой? – «Могу я рассчитывать на эту жизнь, на эту любовь?»

– Да.

Чарлз поднялся и нежно привлек Мелани к себе. Он прижал ее руки к своей груди, потому что чувствовал, что она не сможет поднять их к его шее. Потом он обнял Мелани и крепко прижал к себе, подняв ее на ноги, поддерживая ее, когда они начали тихо качаться вместе.

– Я делаю тебе больно? – Его губы касались ее чистых золотистых волос.

– Нет, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь. «Мне больно, все мое тело ноет». Но сквозь эту боль проступало ощущение чего-то удивительного. Помимо этой боли, был Чарлз. Его руки, его ладони, его губы, его тело, его тепло, его сила. Чарлз. Все остальное не имело значения.

Если бы только это мгновение могло длиться вечно.

Но этого не могло быть. Слабость внезапно и без предупреждения нахлынула на нее, она почувствовала неимоверную усталость, которую в отличие от боли не могла ни перебороть, ни контролировать. Мелани могла одержать верх над болью, но не над слабостью. Слабость побеждала ее каждый раз.

Чарлз сразу же почувствовал ее состояние – тело Мелани задрожало и обмякло. Быстро взяв Мелани на руки, Чарлз положил ее на кровать.

– С тобой все в порядке? – беспокойно спросил он ее. – Позвать врача?

– Нет, Чарлз, – успокоила его Мелани, глядя в темно-карие глаза. – Это происходит все время.

– Мне не следовало…

– Нет, следовало. – Мелани заставляла себя не закрывать глаза еще некоторое время. Это была ее маленькая победа над усталостью, слабость требовала, чтобы она заснула сейчас же. Мелани посмотрела на Чарлза. – Спасибо, – прошептала она.

Мелани не знала, было ли это ее страстным желанием, или началом счастливого сна, или реальностью. Она чувствовала это так, словно это была реальность. Она чувствовала прикосновение его губ, таких нежных, таких страстных, – губ, слегка касавшихся ее тела, когда она засыпала.

Мелани проснулась через два часа. Чарлза не было. Но воспоминания наполняли ее теплом, радостью и надеждой. Может быть, она скоро выйдет из больницы. Может быть, они смогут начать все сначала…

Мелани встала с кровати и подошла к раковине, над которой висело маленькое зеркало. Ей нужно было посмотреть, скоро ли это произойдет. Несомненно, раны почти зажили…

Она потянула за широкий бинт, который поддерживал края огромной повязки поверх ее левой груди. Повязка упала, обнажив толстый фиолетово-розовый рубец, от которого сморщилась кожа и изменилась форма груди, бывшая когда-то восхитительной, округлой, твердой и гордой. Теперь из-за этого жуткого шрама грудь растянулась и приняла новую, уродливую форму.

Мелани смотрела на себя в ужасе.

Нет. Нет!

Мелани почувствовала, как умирают ее мечты. Они с Чарлзом больше никогда не смогут быть вместе.

Все кончено.

Когда вечером в шесть часов Брук приехала в больницу, она увидела, что Мелани в отчаянии смотрит на свои руки.

– Мелани?

– О, Брук, привет, – тихо сказала Мелани.

– Ты выглядишь прекрасно.

Брук сразу же обратила внимание, как блестят золотистые волосы Мелани. Когда она подошла ближе, то увидела слезы на глазах сестры.

– Мелли, что случилось? – ласково спросила Брук.

В ее голосе было столько нежности, что слезы с новой силой хлынули из глаз Мелани. Она покачала головой, не в силах произнести ни слова. Брук села на кровать рядом с сестрой, положила руки на плечи Мелани и стала ждать. Наконец Мелани заговорила.

– Брук, я видела, как выгляжу теперь, – с горечью прошептала она. – Я заглянула под повязки. Ты даже не представляешь…

– Я знаю, Мелани. Один раз я находилась здесь в то время, когда тебе меняли повязки. Ты в это время дремала.

– Тогда ты знаешь, как это уродливо.

– Шрамы только начинают заживать. Врачи говорят, что на их месте останутся тонкие белые полоски.

– Тонкие белые полоски по всей груди и на животе, – пробормотала Мелани. Потом ее глаза вспыхнули. – И ты прекрасно понимаешь, Брук, что они не будут тонкими. Ты видела их. Они останутся широкими и уродливыми навсегда!

– Ну, в таком случае тебе не стоит больше демонстрировать купальные костюмы, – деликатно предложила Брук.

Мелани с изумлением посмотрела на свою сестру-близнеца. Она даже и не думала о карьере манекенщицы. С этим все покончено тоже. Она могла бы все еще демонстрировать одежду, оставаясь топ-моделью, но она не станет это делать. Мелани считала, что теперь она перестала быть красивой. Больше нет красивого тела, чтобы надевать на него красивую одежду.

– Нет, я не буду демонстрировать одежду. – Ее голос угас. «И я не буду с тем мужчиной, которого люблю».

– У тебя останется всего несколько шрамов, Мелани. – Брук знала, что шрамов будет больше, чем «всего несколько». И они действительно будут ужасными и уродливыми. – Но ты можешь продолжать демонстрировать одежду, если хочешь, – искренне добавила она. – И…

Брук не могла сказать это. Она не имела права с уверенностью говорить, что это не будет иметь значения для Чарлза. Брук верила, что так и будет на самом деле, потому что она всегда верила в Чарлза. А что, если она ошибается? Если кровь в его аристократических жилах действительно холодна как лед? Ведь Чарлз и раньше причинял боль Мелани.

Брук знала, что Чарлз любил Мелани; она только надеялась на то, что он любил ее сестру достаточно сильно…

На следующее утро Мелани проснулась с чувством уверенности, что ей необходимо выбраться из этой больницы как можно быстрее. Ей нужно начать новую жизнь. Врачи дали свое согласие на то, чтобы медсестра приходила к ней на дом, при условии тщательного ухода за Мелани, принимая во внимание ее чудесное выздоровление, она могла бы выписаться из больницы через пару дней.

Обычно Чарлз приезжал в больницу утром, но сегодня он еще не появлялся здесь. Наступил полдень, а Мелани пока не повидалась с Чарлзом. Может быть, он все узнал; возможно, он почувствовал шрамы – это уродство под стерильными повязками, – когда обнял Мелани и прижал ее к себе. «Как в сказке о принцессе на горошине, – размышляла Мелани. – Только здесь речь идет о принце и шрамах».

«Ну, это и к лучшему», – решила Мелани. Ей будет только легче, если Чарлз сам примет решение держаться от нее подальше.

Джейсон приехал в больницу в три часа дня.

– Джейсон, как мило с твоей стороны, что ты приехал навестить меня. – Мелани не видела Джейсона со дня их встречи в музее, которая произошла накануне Рождества.

– Ты хорошо выглядишь, Мелани, – улыбнулся Джейсон. – Чарлз попросил передать тебе, что приедет вечером. Возникла проблема с рукописью для «Образов»…

– Я знаю, что он очень занят, Джейсон. Скажи ему, что совсем не обязательно навещать меня каждый день. Мне становится лучше. Вообще-то я собираюсь скоро выйти отсюда.

– Скоро выйти? – Входя в палату, Ник, словно эхо, повторил два последних слова Мелани. – Здравствуй, Джейсон. Скоро выходишь, Мелани?

– О-о, вот теперь начинаются неприятности, – мило улыбаясь, объяснила Джейсону Мелани. – Ник мечтает запереть меня где-нибудь подальше, в безопасном месте, пока не будет пойман «сам знаешь кто».

– Это не пустые фантазии, моя дорогая свидетельница, – ответил Ник с такой же улыбкой.

– Видишь? Он не собирается позволить мне бродить по улицам Манхэттена. Под безопасным местом можно подразумевать тюрьму.

– Ты уже подыскал ей такое место? – спросил Джейсон.

– Нет, – ответил Ник. – Я первый раз слышу о том, что ее намерены скоро выписать.

– У меня есть имение в Саутгемптоне. Дом оснащен самой новейшей сигнализацией. А если расставить охранников на всех важных точках, то проникнуть в дом будет попросту невозможно. Полагаю, безопасность Мелани – самое главное.

– Да.

– Думаю, она будет там в полной безопасности. Кроме того, там красиво и спокойно. Добро пожаловать, – предложил Джейсон сначала глазам серо-стального цвета, а потом – небесно-голубым.

– Джейсон, это так великодушно, – согласился Ник.

– Не значит ли это… Ник? – с нетерпением спросила Мелани.

– Мне нужно посмотреть на этот дом, организовать охрану, убедиться, что там действительно безопасно.

– Знаю, что так оно и будет, – уверенно сказала Мелани. – Джейсон, не могу в это поверить. Это так мило с твоей стороны.

– На самом деле ничего особенного, – ответил Джейсон.

Он был счастлив помочь.

– Джейсон, я кое о чем подумала. – Голубые глаза Мелани заблестели. – Наверное, там есть пляж, так ведь? Где-нибудь поблизости. Может быть, я смогла бы отправиться на пляж на полицейской машине?

– Дом расположен на пляже, Мелани. Километры пляжа вокруг.

Ник согласился на Саутгемптон. Потому что это было бы прекрасно для Мелани. Ей столько пришлось пережить. А там она будет рядом с Брук и Чарлзом.

Чарлз… Ник чувствовал бы себя спокойнее, если бы Чарлз предоставил ему хоть что-то похожее на алиби. Ник пытался все выяснить, не спрашивая Чарлза напрямую, но ему не удалось ничего узнать. Похоже, никто не знал, где был Чарлз Синклер в те ночи, когда Манхэттенский Потрошитель совершал свои кровавые преступления.

Вчера Ник получил сообщение от полиции Саутгемптона о том, как умер Эллиот Синклер. Смерть в результате несчастного случая. Особое внимание Ник обратил на информацию, касавшуюся Чарлза. Чарлз Синклер, сын, от которого отец отрекся и который работал в Корпусе мира в Африке, загадочным образом появился в Саутгемптоне несколько минут спустя после смерти Эллиота. Это расценили как интересное, но не имеющее отношения к происшествию стечение обстоятельств. В полицейском отчете не было стенографических записей допросов кого-либо из «Яхт-клуба залива Пеконик», кто мог бы подтвердить, что Эллиот Синклер находился на яхте один, когда отчалил от берега…