Когда они вернулись в комнату, Зоя, ничуть не смущенная холодным приемом, потребовала у Максимова кофе. Кофе был сварен, разлит по чашкам, и доктора удалились на балкон, оставив Любу в обществе телевизора. Сквозь закрытую балконную дверь она ничего не слышала. Но, судя по жестикуляции, беседа велась на повышенных тонах.

Горькие мысли не давали Любе покоя. Пусть она совершила бестактность и привела к Борису его злейшего врага, ну и что? Ведь теоретически можно допустить, что она не знает об этой вражде. Можно было посмеяться над забавным совпадением и попросить Любу не приводить Зою впредь. А он стал отчитывать ее, словно нашалившую пятиклассницу!

Хлопнула дверь, и доктора вернулись к комнату.

– Борис, прошу тебя! Не лезь к нам, и мы тоже тебя не тронем. Пусть Ян с Димой спокойно работают. Не вмешивайся. Ты развалишь хорошее дело, а взамен ничего не создашь!

– Отчего же? – Максимов высокомерно усмехнулся. – Отчего вы так решили, Зоя Ивановна? Вы разве так хорошо знаете нейрохирургию?

По лицу Зои было видно, что она всеми силами старается удержаться от грубости, но у нее не получилось.

– Зато я знаю тебя! – выпалила она. – А вот ты, похоже, совсем меня не знаешь! Я выживу тебя из академии, и на должность главного нейрохирурга тоже охотники найдутся. Неужели ты не понимаешь, что сидишь в своем кресле только потому, что с тобой никто не хочет связываться?

– Видишь, Люба, кого ты привела ко мне? – воскликнул Максимов патетически. – Женщину, которая не гнушается оскорблять человека в его собственном доме! Я удивлен, что ты водишь дружбу с подобными людьми!

– Без тебя разберусь, с кем дружить, – буркнула Люба. – У Зои был к тебе деловой разговор, и не ее вина, что он превратился в перебранку.

– Как ты смеешь отвечать мне в таком тоне!

– Почему нет? Я свободный человек.

– Тогда тебе долго еще придется оставаться свободным человеком! Такая хамка вряд ли заинтересует приличного мужчину!

Люба встала:

– Пойдем, Зоя?

– Да, пожалуй. Борис Владиславович получил от меня всю необходимую информацию, пусть подумает на досуге. Сейчас мы вряд ли способны вести конструктивный диалог.

Женщины оделись. У двери Люба заколебалась.

– Борис, может быть, ты проводишь нас до метро? Я понимаю, ты сердишься, но здесь такие страшные дворы…

– Об этом, дорогие дамы, нужно было подумать прежде, чем вы стали меня оскорблять! – сказал Борис заносчиво.

– Пожалуйста, выведи нас хотя бы из дворов!

Максимов демонически расхохотался:

– А ноги вам целовать не нужно? Если вы такие смелые, что не боитесь поливать меня грязью, проявляйте свою смелость и дальше. За все надо платить.

– Пошли, Люба! Ничего с нами не случится.

Но Зоя ошибалась.

На выходе из подъезда их остановила компания подростков и потребовала деньги, украшения и телефоны. Люба безропотно отдала требуемое, а Зоя попыталась отстоять мобильный.

– Ребята, у меня там все номера. Я без него как без рук останусь! Да и модель устаревшая, зачем вам?

– Не умничай! – Один из подростков грубо, без замаха, толкнул Зою в плечо.

Та покачнулась, Люба придержала ее за плечи.

– Пожалуйста, без рук!

– Захлопнись!

Ей достался несильный, но обидный тычок в лицо. Любе стало страшно и тоскливо. Все это происходило в центре города, во дворе, куда выходили окна нескольких десятков квартир. Она закричала: «Помогите!» – и подняла глаза вверх, на окна.

С балкона Максимова во двор упала горящая сигарета, и неясный силуэт скользнул в комнату. Сейчас Борис спустится вниз и разгонит подонков!

В следующую секунду она получила очередной удар по лицу: «Не ори, сука!» Один из подростков обхватил ее поперек туловища и закрыл рот ладонью.

– Да что ж вы творите-то! – Голос Зои звучал абсолютно спокойно. – Отпусти ее, и разойдемся!

Она попыталась прийти Любе на выручку, но тут ее сильно ударили. Как во сне, Люба увидела, что тело подруги отлетело к стене и упало на торчащие прутья сломанной решетки декоративного балкона.

Подростков как ветром сдуло. Тот, что держал Любу, с силой отшвырнул ее от себя, и она ударилась об асфальт коленками и ладонями.

Секунда, и женщины остались одни. Люба подбежала к подруге.

– Черт, как больно, – прошептала Зоя.

Она дышала очень часто и неглубоко, ее лицо исказилось.

Никто не вышел. Даже теперь, когда опасность миновала. «Максимов не спустился сам и не вызвал полицию», – холодея, поняла Люба. Он ушел с балкона только для того, чтобы ничего не видеть и не слышать. А Зоя, кажется, потеряла сознание.

Что делать? Телефонов нет, «Скорую» не вызвать…

Люба подняла подругу, взвалила себе на плечи и, согнувшись, побежала на проспект. Спиной она чувствовала тепло Зоиной крови, текущей из раны. Было так тяжело, что сердце колотилось где-то возле зубов. Люба со стоном втягивала воздух, кажется, она кричала и плакала, но не сбавляла темпа. «Счет идет на секунды», – повторяла она в такт своим шагам. Наконец в арке показались огни проспекта.

Выбежав из арки, Люба громко закричала. Но люди шарахались от нее, окровавленной, и, вместо того что бы остановиться, ускоряли шаг. Она посадила Зою, словно куклу, прислонив к стене дома, и стала кидаться ко всем прохожим подряд.

И вдруг боковым зрением увидела, как с Невского медленно поворачивает машина «Скорой». Отчаянно размахивая руками, Люба бросилась наперерез…

– В чем дело? – Из машины выпрыгнул подтянутый мужчина средних лет. – Почему вы кидаетесь под колеса? Жить надоело?

– Помогите! – Люба показала на Зою, вокруг которой начали собираться любопытные. – Ее ранило. Это доктор, хирург из академии.

– Ясно. – Врач махнул рукой, и из салона мигом появился мужчина помоложе. – Готовь инфузию, Толик.

Он легко взял Зою на руки и погрузил в салон.

– Женщина, сядьте к водителю, – приказали Любе.

Врубив сирену, машина моментально тронулась.

– Пристегнись, – сказал шофер.

– В академию можно? – попросила Люба. – Она там работает, это недалеко…

– Хорошо.

Шторка, закрывающая окошко между салоном и кабиной, отодвинулась.

– Валентиныч, дави на газ, не стесняйся, – сказал врач спокойно. – Вену укололи. А вы, женщина, как себя чувствуете?

– Я не пострадала.

– Не волнуйтесь, подруга ваша пришла в себя. Валентиныч нас за три минуты домчит, в академию уже сообщили, что тяжелого больного везем… Нормально все будет.

Шторка закрылась, и Люба закрыла глаза. Машина ехала очень быстро, и Люба вдруг поверила – все будет хорошо, раз есть на свете такие сильные сноровистые мужики. Они спасут Зою, и Валентиныч успеет довезти ее до больницы.


Стас проверил Ванину кровь на индивидуальную совместимость и, удостоверившись, что кровотечение остановлено, поставил капать. Но, заглянув в рану, похолодел – вместо крови из тканей сочилась едва подкрашенная водичка. Лаборантка сообщила, что гемоглобин восемнадцать – страшный, смертельный показатель для цветущей нерожавшей женщины. Ванькиной крови и единственного пакета эритромассы явно не хватит, чтобы восполнить дефицит крови.

У него вторая группа, у Яна Александровича тоже.

– Алиса?

– Четвертая.

– Третья, – сказал ассистент, не дожидаясь вопроса. Первая группа – универсальный донор, она годится всем, но самим ее обладателям можно тоже переливать только первую.

– Соня! – крикнул Стас. – Немедленно обзвони весь дежурный персонал. У кого первая группа и гепатитом не болел – срочно к нам! Поторопись.

– Завтра нас всех на кол наденут за прямое переливание, – весело сказал ассистент. – Обязательно кто-то стукнет.

– В случае чего, это моя самодеятельность, вы ничего не знаете, – буркнул Стас и поставил второй пакет. Колдунов убирает почку, он работает аккуратно, но граммов двести дополнительной кровопотери обеспечено.

– С Ваньки, может, еще нацедим?

– Побойтесь Бога, Станислав Евгеньевич, – вздохнула Алиса. – Он орал: «Соси, соси», – пока я литр двести с него не слила. Потом отрубился.

– Капельницу поставили ему?

– На три литра.

– Молодцы.

Вдруг монитор зазвенел. Остановка сердца! Стас секунду зло смотрел на прямую зеленую линию, бегущую по экрану. «Вдруг это монитор засбоил? Господи, сделай так, что это монитор засбоил!»

Он потрогал область сонных артерий и не ощутил пульсовых толчков. Зрачок? Зрачок широкий.

– Адреналин, атропин, хлористый! – крикнул он. – Ян Александрович, начинайте массаж через диафрагму.

Колдунов одной рукой стал давить на ребра, а другой – сжимать сердце из полости живота.

– Давай, милая, давай!

Целый час они боролись за Зоину жизнь. Колдунов с ассистентом, сменяя друг друга, качали сердце, Стас вводил все возможные препараты, но безуспешно. Уже бесповоротно зная, что Зоя умерла, они продолжали реанимационные мероприятия, надеясь на чудо.

– Нужно рану зашить, – сказал Колдунов деревянным голосом. – Стас, пусть пришлют кого-нибудь, я не могу… Нет, подожди, сам зашью. Я должен быть с ней до конца. Давай шить. – Он протянул руку, и сестра вложила в нее заряженный иглодержатель.

Медсестра вышла с таким лицом, что Люба сразу все поняла.

– Зоя Ивановна умерла.

Люба кивнула и встала. Напряжение сменилось странным отупением, она не могла плакать и не знала, что говорить. Единственная разумная мысль была: «Твои истерики никому не помогут».

– От меня что-то нужно? – спросила она глухо.

– Сейчас нет. Все формальности завтра, когда придет администрация.

– Я поеду?

– Организовать вам транспорт? Посидите, я узнаю, вдруг какая-нибудь «Скорая» поедет в ваш район, они вас захватят.

– Не нужно. Меня заберут. Я позвоню от вас?

Получив разрешение, Люба позвонила шоферу одной съемочной группы, про которого знала, что он ночами «бомбит». Через двадцать минут он приехал.

Люба, как была в медицинской пижамке, села на заднее сиденье. По дороге она тупо глядела в окно и пыталась понять, что Зои больше нет.


Когда Ян Александрович наложил последний шов, Алиса прогнала мужчин из операционной.

– Мы сами приберем Зою Ивановну, – сказала она.

Они вышли и растерянно остановились в коридоре. Колдунов плакал, вытирая слезы рукавом операционного халата.

Ассистент сунул всем в рот по сигарете.

– Документы я сейчас оформлю, – сказал он. – Запишу историю и протокол операции, заодно и эпикриз сделаю. А вы, Ян Александрович, домой уезжайте.

Профессор не стесняясь всхлипнул:

– Я жене даже не позвонил. А Зою в морг надо отвезти…

– Поезжайте домой уже!

Стас взял Колдунова за руку и как маленького повел вниз. Молча медленно они прошли тем путем, которым несколько часов назад везли Зою. Вот лежит ее кофточка, сорванная Ваней, вот юбка, бюстгальтер… Стас поднял вещи – нехорошо, если кто-то посторонний увидит Зоино белье.

«Это я виноват, – думал он, – дал плохой наркоз. А последнее, что чувствовала Зоя в своей жизни, – это боль от интубационной трубки. Боль эту причинил ей я. Мы не дали ей толком проститься с Ванькой, безжалостно вытолкали его из операционной. Почему сегодня дежурил я, а не опытный анестезиолог? Она вытаскивала с того света людей с гораздо более тяжелыми ранениями, с огромной кровопотерей, а мы не смогли ей помочь!»

– Ян? – В приемном их встретила сухопарая рыжая женщина.

– Катя!

Супруги обнялись.

– Я все знаю, – сказала Катя Колдунова. – Соня предупредила.

Она помогла мужу переодеться. Никаких причитаний, сочувствий, сожалений. Молча застегнула молнию на колдуновской куртке и увела его.

Ассистент взял у Сони бланк истории болезни и сел писать.

– Слушай, мы же не знаем, что произошло, – сказал он озадаченно. – Обстоятельства травмы как писать? «Скорая» сопроводительный лист оставила?

– Все известно, не переживайте. С ней вторая пострадавшая была, рассказала, что на них во дворе наркоманы напали. Очень сильная женщина, представляете, она Зою Ивановну на себе из двора вынесла и «Скорую» остановила.

– А где она сейчас? – напрягся Стас.

– Домой ушла. Какой-то мужик за ней приехал.

– Высокая, с короткой стрижкой, и волосы красные?

– Ага. Вы что, знакомы?

– Что с ней, Соня? Почему вы ее отпустили?

– Да там ерунда. Губа разбита и легкий сотряс. Травматолог ее смотрел.

– Ты данные взяла? Телефон записала?

Стас потянул к себе журнал регистрации травм. Значит, муж существует на самом деле, раз приехал за ней. Но сейчас эта мысль была совсем не страшной, а далекой и посторонней, будто от сознания ее отделяла толща воды.

Он вышел на улицу и набрал номер городского телефона.

– Люба? Это Стас.

– Здравствуйте. Я только что вошла.

– Как вы себя чувствуете?

– Не беспокойтесь. Я совершенно здорова, не думайте обо мне, у вас и без меня забот хватает.