Две манекенщицы-близняшки, смешливые и вертлявые. Им было по восемнадцать лет. Угловатые, как подростки, веснушчатые, безгрудые, одетые в одинаковые льняные шаровары – они с таким наслаждением вкушали собственную молодость и беззаботность, что мне хотелось беспричинно им улыбаться. Их смех был заразнее вирусного гриппа.

Женщина лет двадцати пяти с глубоким грудным голосом и тяжелым взглядом, которая воплощала собою все то, что мы с Мирой дружно ненавидим. У нее была фигура Мерилин Монро – тончайшая талия, тяжелый, вызывающе торчащий вперед бюст и широкий зад, которого она ничуть не стеснялась. Она была из молчунов и предпочитала загадочно улыбаться да сверлить окружающих задумчивым цепким взглядом. Сразу становилось понятно, что она здесь на правах красавицы – все мужчины норовили занять место рядом с нею или, по крайней мере, обратиться к ней с каким-нибудь вопросом. Ее имя было таким же манерным, как и она сама, – Лиана.

Сорокалетний атлет, который так гордился своими чудесно сохранившимися рельефами, что даже вечером предпочитал передвигаться по лагерю топлесс. Он представился как «Армен, генеральный директор кинокомпании». Из-под опущенных ресниц я лениво наблюдала за тем, как под бронзой его холеной кожи перекатываются железные мускулы.

Интересно, что чувствовала Мира, когда в первый раз увидела своего пресловутого Валерия? Ощущала ли она щекочущее покалывание во всех двадцати пальчиках?

Я всегда была неравнодушна к убийственному сочетанию мужественности и зрелости и все никак не могла понять, есть ли ему до меня какое-то дело. Иногда он перехватывал мой взгляд и улыбался, но не делал никаких попыток к тактическому сближению, несмотря на то что я одна занимала просторное бревно и приземлиться рядом со мною было проще простого.

Рослая блондинка скандинавского типа, на которую все смотрели с нескрываемым уважением, ловя каждое ее слово, даже если она рассказывала похабный анекдот. Все называли ее Шакти, и впоследствии мы узнали, что она была здесь кем-то вроде духовного лидера. Именно под ее руководством и проходили занятия медитацией. Сначала меня это удивило и даже немного задело – ведь Шакти на вид казалась моей ровесницей, и вот теперь выясняется, что она посвятила себя духовной работе и заслужила уважение масс, в то время как я сама пропустила молодость между пальцев, интересуясь исключительно обывательскими ценностями. Но потом выяснилось, что Шакти сорок один год, и я немного успокоилась. Ничего, до сорока мне еще долго, может быть, я тоже смогу стать чьим-нибудь духовным наставником. Например, Мириным, а то что-то в последнее время она лишилась большей части своего здравого смысла.

Тощенький малорослый блондин в очках с толстыми линзами и с клочковатой бороденкой. Мы с Мирой долго пересмеивались и не могли понять, как такое чудо могло затесаться в богемную компанию. Блондин был молчалив и даже не потрудился представиться. Мы узнали о том, кто он, намного позже, в Москве, – увидели его фотопортрет на обложке известного бизнес-издания. О, как я кусала локти, когда прочитала о том, что похожий на гибрид геолога и компьютерщика тип – чуть ли не олигарх, нефтяной магнат.

– А мы знали, что вы приедете, поэтому специально готовились, – улыбнулась Шакти. При этом глаза ее оставались холодными и серьезными, чувствовалась в них какая-то опасная глубина. Во всяком случае, мне отчего-то не хотелось встречаться с ней взглядом.

– Вы медиум? – вежливо поинтересовалась Мира.

Шакти расхохоталась:

– Не надо быть медиумом, если у тебя есть мобильный телефон и друг по имени Шурик.

– Он вас предупредил? – удивилась Мира. – Странно… Мы же не говорили ему, когда именно собираемся к вам нагрянуть и собираемся ли вообще… Мы даже не были уверены, найдем ли вас здесь.

– О, на этот счет не волнуйтесь. Здесь всегда кто-нибудь находится. Я сама живу здесь почти постоянно, восемь месяцев в году… А Шурик – отличный психолог. Он почти точно рассчитал, когда именно вы появитесь. Мол, возьмете несколько дней тайм-аута, а потом дернете к нам.

Я хмыкнула и решила, что на самом деле странного типа из Венеции и мою подругу связывали куда более глубокие и интересные отношения, нежели она пыталась представить.

– Он описал вас довольно точно, – Шакти смотрела на меня так, словно она была хирургом-убийцей, а я – предполагаемой жертвой ее садистских экспериментов, – во всяком случае, я издалека вас узнала. Что ж, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. У вас есть с собой палатки?

– Мм-м… Мы как-то об этом не подумали, – пробормотала я, – а что, разве здесь ночами холодно и дождливо?

– Вовсе нет, – улыбнулась она, – что ж, не беда. Что-нибудь придумаем. Можете пока познакомиться со всеми, а через полчаса будет ужин.

* * *

Мы появились в лагере как раз вовремя – компания собиралась ужинать. Шакти предупредила, что после трапезы состоится вечерняя медитация, поэтому набивать желудки не стоит.

Получив свою порцию жидковатого супа, я вспомнила пословицу про Магомета и гору и уверенно двинулась в сторону Армена. Заглянув в его тарелку, я испытала некоторую неловкость – суп плескался на самом донышке, в то время как изголодавшаяся я с трудом балансировала, чтобы сытная жижа не полилась из миски через край. Он перехватил мой взгляд.

– Не страшно. Пройдет время, и ты тоже привыкнешь мало есть. А сейчас просто необходимо подкрепиться после такой дороги.

А улыбка у него была такая, что у меня даже пропал аппетит. Я давно заметила, что лучшая диета – это предвкушение головокружительного приключения. В данном случае приключение обещали его глаза – темные, смеющиеся – и такая глубина в них чувствовалась, такая темная бархатная пропасть, что у меня пересохло во рту, а тарелка с супом принялась вибрировать в дрожащих пальцах. Может быть, причиной тому помешательству была не только близость волшебного мужчины, но и свежий теплый воздух Гималаев, и пряный аромат тлеющих свечей, которые Шакти сжигала в огромном количестве.

Тем не менее я бодро зачерпнула ложкой суп, который показался мне божественным, несмотря на некий странный привкус.

– Значит, вы и правда снимаете кино? – светски полюбопытствовала я, стараясь смотреть не на него, а на суп в тарелке.

Его глаза могли деморализовать даже монахиню. А в суповой тарелке отражался полукруг луны.

– Можно сказать и так, – он улыбался одними глазами.

– Возможно, я даже что-то ваше видела?

– Сомневаюсь, – вздохнул Армен, – у меня небольшая студия экспериментального кино. Я не собираюсь завоевывать прокат. Мои фильмы можно увидеть разве что на фестивалях да в частных коллекциях.

– А мне можно ли будет взглянуть… При случае? – обнаглела я.

Он как будто бы ждал моего вопроса.

– И не только взглянуть. Я как раз хотел предложить вам стать моей актрисой. У вас такое вдохновенное лицо…

Некоторым женщинам, чтобы они потеряли голову, надо подарить брильянтовое кольцо. Некоторым (эти представляются мне особенными идиотками) – наплести три короба вранья по поводу их умных глаз, сексуальных губ и нежных волос. Некоторым – посвятить поэму. А вот мне было достаточно намекнуть на присутствующий во мне актерский потенциал, чтобы я сошла с ума и поверила любой байке из классического донжуанского репертуара.

У меня не было никаких поводов ему не поверить. Во-первых, он никак не мог знать, что затаенной мечтой моего детства была именно экранная слава. Когда-то, десять лет назад, я провалила экзамены в три театральных вуза. Во-вторых, очень уж мне хотелось, чтобы озвученный им комплимент был правдой без прикрас.

– Да что вы говорите?!

– Не волнуйтесь так, ешьте, – Армен погладил меня по плечу, – силы вам сегодня понадобятся. А про кино поговорим позже.

– В Москве? – немного разочарованно вздохнула я. – Боюсь, что мы с Мирой не скоро вернемся… Мы, знаете ли, путешествуем. Но если это будет нужно для работы в кино, – я решительно сдвинула брови, – то я готова прервать наше турне.

Моя готовность развеселила кинопродюсера.

– Зачем же идти на такие жертвы? А съемки могут состояться и здесь.

Я удивленно оглянулась по сторонам. В отблесках костра жители лагеря вяло ковырялись ложками в тарелках. Мира по-свойски оседлала колени нетрадиционно ориентированного певца, и, судя по всему, он был совсем не против.

– Здесь? Но… Ох, что-то у меня голова закружилась… Но разве для киносъемок не нужно иметь специальное оборудование? И команду операторов, монтажеров, гримеров?

– Вы говорите о классическом кинопроцессе, – его голос похолодел, – но известно ли вам, что Ларс Фон Триер снял своих «Идиотов» обыкновенной любительской камерой? Жизнь – вот что есть истинное искусство. Я снимаю жизнь, да.

Я окончательно запуталась.

– Значит, вы хотите снять фильм о моей жизни? Но в ней не происходит ничего интересного. Мне двадцать восемь лет, и я пустое место… То есть скоро снова стану пустым местом. Когда наши деньги закончатся… Черт, что я несу? Зачем я вам все это рассказываю?

– А вы ешьте супчик, ешьте, – рассмеялся Армен, – это не совсем обычный суп. Это пища искренности.

То-то мне показалось, что у варева некий странный грибной привкус. Я еще не съела и половины тарелки, а мой язык неприятно потяжелел, по животу разлилось уютное тепло, краски стали тусклыми, а звуки – приглушенными, словно кто-то воткнул в мои уши ватные тампоны.

– Пища искренности? – немеющим языком повторила я. – А чего же сразу не предупредили? У нас есть с собой консервы из свиных язычков.

Он неприязненно скривился.

– Запомни, девушка Настасья, нехорошо убивать животных и поедать их трупы. Это негуманно и несовременно.

– Однако несовременные свиные язычки все же лучше, чем галлюциногенный суп, – собственная шутка показалась мне апогеем комизма. Я смеялась так, что даже выронила тарелку, и остатки жирноватой жидкости были впитаны сухой горной землей.

– Не волнуйся, – шепот Армена был совсем близко, – просто расслабься и плыви по течению… Тебе понравится…

Я поискала глазами Миру – та махнула мне рукой откуда-то издалека… или она была совсем рядом? Армен поднялся с земли, обошел вокруг меня и присел на корточки за моей спиной. Его теплые ладони оказались на моих плечах, я вздрогнула и подалась назад, но его руки напряглись, останавливая. Над головой яркие звезды кружились в бесшумном вальсе. В голове пульсировало: хочу его, хочу его немедленно. Теперь мне было все равно, что наше местоположение трудно было назвать интимным. Мне было все равно, что за нами наблюдают (особенно пристально, как я заметила, нас рассматривала Шакти, которая зачем-то освободилась от одежды и нагишом задумчиво стояла у костра).

– Если хочешь что-нибудь сделать, сделай это, – прошептал Армен.

Его голос раздавался словно отовсюду. Необычное и пугающее ощущение – как будто бы со мною заговорила сама природа. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я через голову стянула футболку. Моя смелость была адресована Арсену, но обрадовалась почему-то Шакти – вместо того чтобы деликатно отвернуться, она ласково улыбнулась мне. И я осознала вдруг, что в моих действиях нет ничего особенного. Что может быть естественнее обнаженного тела?

Словно подслушав мои мысли (а может быть, я говорила вслух?), жители лагеря поднялись со своих мест и освободились от одежды так быстро, как будто бы они были профессиональными стриптизерами. Моя циничная половинка, почти убаюканная наркотическим супом, тем не менее умудрилась не без удовольствия заметить, что у манекенщиц-близняшек полностью отсутствуют вторичные половые признаки, а у Лианы на бедрах целлюлит. Зато Шакти была сложена как статуя богини – крепкое тренированное тело в нужных местах было плавным и женственно-мягким. Заметив, что я ее разглядываю, Шакти приблизилась. Она смотрела прямо мне в глаза, но обращалась почему-то к Армену:

– Ну что, девушка переборщила?

Я собиралась ответить, что со мною все в порядке, но кинопродюсер меня опередил:

– Похоже на то. Но ты не беспокойся, дышит ровно, разговор поддерживает, даже улыбается.

– Это хорошо, – Шакти нахмурилась, – а то второй Тани Семеновой нам не нужно.

– А кто такая Таня Семенова? – выдавила я.

– Надо же, – удивилась Шакти, взглянув почему-то на мою пустую тарелку, – еще и соображает.

Молодой здоровый организм… Таня Семенова, – она немного замедлила темп речи, как будто бы я была душевнобольной, – это глупая женщина, которая почему-то решила, что наркотики – это и есть наше просветление. Теперь она в психушке. Так что, – она легонько хлопнула меня по носу, – учти, никто не будет кормить тебя грибным супчиком каждый день. Как бы тебе этого не захотелось.

– Да мне все равно, – пожала плечами я.

– Это ты сейчас так говоришь, – загадочно улыбнулась Шакти и перевела взгляд на Армена, – ну что, начинаем ритуал инициации?

– Думаю, пора, – кивнул тот.