— Может, не нужно? — перебила я, хотя, честно говоря, было немного любопытно, что сталось с замком и его владельцами.

Мамочка совершенно не желала признавать два весьма значительных факта: во-первых, Суайры развелись примерно четыре года назад. Таинственная графиня прославилась своими романами, а граф и его отпрыск, похоже, исчезли. Во-вторых, с тех пор как мой отец, всегда гонявшийся за новыми «сделками», продал графу четыре стула в стиле чиппендейл, которые оказались подделками, обе семьи порвали отношения. «Дело о стульях», как его назвала местная газета, было проявлением типичной деревенской вражды, возможной только в Англии. Такие дела никогда не кончаются. Хотя стулья вернули и мой отец отдал деньги и письменно извинился перед взбешенным графом, объяснив, что был обманут поставщиками, граф отказался в это верить. Он дал знать, что не доверяет папочке и не желает иметь с ним ничего общего. Графиня, естественно, приняла сторону мужа. Мамочка, разумеется, приняла сторону папочки. Все в деревне, конечно же, встали на сторону Суайров, как предписывала традиция, что увеличивало их шансы на приглашение в большой дом к ужину.

Мамочка, вне себя от отчаяния, попыталась помириться с Суайрами, но когда пригласила их на ежегодную летнюю вечеринку, они отказались. Когда же наступило Рождество, из замка так и не прислали приглашения на обед в День подарков[19]. А потом графиня публично оскорбила мамочку в церкви, перебравшись на другую скамью, когда моя мама села рядом.

Мамочка сочла всю эту историю столь унизительной, что со временем даже перестала делать вид, будто ничего такого не случилось. Она всегда надеялась, что все забудется, но деревня упивалась подробностями, и сплетни так и не затихли. Вообще-то в английских деревнях люди вечно враждуют из-за невероятных глупостей, вроде размера капустных кочанов или сорта дерева, высаженного на границе между участками (дубы вполне приемлемы, а кипарис может стать причиной судебного иска). Такова традиция. Думаю, это помогает им коротать долгие зимние ночи.

После развода Суайров замок использовался как место проведения конференций и симпозиумов, хотя семья сохранила одно крыло для личных целей. По слухам, граф иногда появлялся там, всегда один, и вскоре снова исчезал.

Чем старше я становилась, тем больше раздражали меня мамочкины высказывания. Как-то раз я заявила, что собираюсь сделать карьеру и выйти замуж по любви. Мамочка тихо ахнула.

— Но ты же вышла за папу по любви, — напомнила я.

— Совершенно верно, — мгновенно парировала она, — но не вздумай совершить такую же глупость.

Говоря по справедливости, мамочка честно пыталась следовать своим принципам и не выходить замуж по любви. До того как стать профессиональной мамочкой, она была профессиональной Коричневой Табличницей.

Коричневая Табличница — это женщина, интересующаяся исключительно британскими мужчинами с домами, на которых висят коричневые таблички. Поясняю: для британской аристократии единственный способ сохранить огромные красивые дома — это открыть их для публики. Табличка, обычно коричневого цвета с белыми буквами, устанавливается на ближайшем шоссе, чтобы указать дорогу к дому. На таких табличках часто бывают миленькие картинки с величественными домами. Только очень большие дома обзаводятся такими табличками. Потому что если ваш дом невелик, вы вполне можете делать ремонт и содержать его на собственные средства. Но если площадь вашей крыши шестнадцать квадратных акров, каждый раз, когда нужно заменить черепицу, без финансовой помощи не обойтись. Какая грустная ирония кроется в том, что коричневая табличка — одновременно и верный признак отсутствия денег, и столь же явный символ высокого положения. Ведь если вам не хватает денег, чтобы починить обширную крышу, это означает: у вас есть такая крыша, а все мы знаем, у каких домов бывают подобные крыши. У весьма больших домов.

Вы удивитесь, узнав, сколько девушек гоняются за мужчинами, путь к дому которых указывают коричневые таблички. Коричневые Табличницы — хитрые, расчетливые длинноногие красавицы из Манхэттена, Парижа и Лондона, притворяющиеся такими невинными и простодушными созданиями, как дизайнеры сумочек, актрисы и художницы. Идеальное прикрытие, так как никому в голову не придет, что потрясающая современная девушка, делающая карьеру, поменяет ее на что-то в стиле ретро, вроде коричневой таблички. Какой в этом смысл? По мне, так это просто моральный эквивалент обмена новых туфель от «Прады» на прошлогодние.

Прежде чем назначить свидание, Коричневые Табличницы усердно к нему готовятся. Высматривают подходящего человека в «Дебретте». Это такой британский справочник дворянства, где перечислены британские аристократы и указаны их адреса. Если название достаточно пышное и в него входят такие слова, как «касл», «прайори» или «мэнор»[20], вполне вероятно наличие более двадцати с лишним комнат и коричневой таблички. И тогда, несмотря на внешность, ум, пышность шевелюры и толщину шеи, Коричневая Табличница влюбляется в хозяина таблички еще до того, как закроет «Дебретт» и подкрасит реснички.

Мамочка была американской Коричневой Табличницей, игравшей роль студентки. Стояли семидесятые годы, и ей не терпелось навсегда выбраться из Верхнего Ист-Сайда. Место назначения — Челсийский колледж искусств в Лондоне — идеальные охотничьи угодья.

Мамочка вообразила, что в два счета получит Мэнор-эт-Ашби-андер-Литл-Слайтхолмдейл, если выйдет замуж за папочку, что она и сделала практически на следующий день после того, как он пригласил ее поужинать в «Анна-белз», на Беркли-сквер, и отвез домой в своем «Ягуаре-XJS» (который, вероятно, в то время считался суперклассной машиной). Правда, после свадьбы она обнаружила, что при всех своих аристократических корнях папочка был тринадцатым в очереди на получение Мэнор-эт-Ашби-андер-Литл-Слайтхолмдейл. «Ягуар» тоже оказался позаимствованным. Мамочка списывала свои ошибки на то, что, будучи американкой, как все ее соотечественницы, верила «Дебретт» так же свято, как «Синему путеводителю Микелина»[21].

Именно тогда и начались мигрени. Мамочка поняла, что не только подцепила не слишком богатого мужчину, но к тому же успела в него влюбиться. А вот это было ей совсем ни к чему.

Сколько раз я твердила, что не стоит жаловаться, если чудом избавился от пожизненного приговора писать жуткое название каждый раз, когда хочешь послать письмо. Но не думаю, что мамочка со мной согласна. Она переименовала наш дом, первоначально называвшийся всего лишь «Коттедж викария», в Олд-Ректори-эт-Стиббли-он-зе-Уолд[22]. Пожалуй, это слишком уж напыщенно для обозначения дома с четырьмя спальнями, причем не слишком старой постройки. Каждый раз, когда я спрашиваю мамочку, почему все остальные называют деревню просто «Стиббли», она отвечает, что никто из жителей не знает точного адреса.

Кстати, о длинных названиях, пора вернуться к причинам, по которым я не желаю перебираться в Англию.

2. ДЖЕНТЫ

Следует как можно тщательнее избегать коричневой таблички еще и потому, что к ней прилагается аристократ, любовно именуемый в Британии джентом, то есть джентльменом. Дженты называют свои дворцы «кучами мусора», носят свитера с дырками, заштопанными древними нянюшками, которых они любят больше всех остальных женщин на свете, и в самом деле называют секс перепихоном, а-ля Остин Пауэре. Поразительно, что десятки английских девушек готовы терпеть джента в обмен на дом и титул. Лично я считаю, что нет ничего утомительнее, чем носить титул вроде маркизы Дафферин и Эвы или Элис, герцогини Драмландриг. И без того довольно неприятно подписывать чеки именем, состоящим из двух частей, не говоря уж о пяти или шести. Но для некоторых женщин длиннющее имя и джент стоят таких жертв, как, например, отсутствие центрального отопления и всяких надежд на обретение такового.

Я вполне серьезно: британская аристократия считает центральное отопление уделом низших классов. Я всегда находила это несправедливым по отношению к людям вроде меня, которые легко простужаются. Когда я была маленькой, мамочка часто повторяла, что была бы куда счастливее, если бы я умерла лет в двадцать девять от пневмонии на антикварной кровати с четырьмя столбиками, а не продолжала мирно жить до восьмидесяти пяти в доме с центральным отоплением. Это одна из причин, вызывавших у меня аллергию при одном упоминании о соседском мальчике. Просто не знаю, как это я, американка хрупкой конституции, способная цвести лишь в благотворном искусственном тепле, выжила бы при низких температурах, неизбежных в браке с джентом.

3. ПАПОЧКА

Папочка считает себя предпринимателем-антикваром, но при этом настолько «предприимчив», что его доверчивость стала притчей во языцех. Любая сделка оказывается не в его пользу, включая поддельные чиппендейлы, проданные графу. Тогда он так сердился, что мы предпочли больше не упоминать об этом. Мало того, в доме вообще стараются не говорить о стульях любого типа, если где-то рядом маячит папочка.

4. БРАЗИЛЬЦЫ

Когда я только перебралась в Нью-Йорк после окончания колледжа, очаровательный тип, двадцатисемилетний кинорежиссер (в жизни не снявший ни единого фильма), заявил, что ему «необходим бразилец». Учитывая то, где находилась его голова (уточнить, где именно, мне не позволяет воспитание), я сочла tres необычным факт, что он нуждается в помощи мужчины латинского происхождения.

— Чед! — воскликнула я. — Зачем нам бразилец? — Не то чтобы я была расисткой, но полагаю, что всякому иностранцу свое время. Не все сразу! Пусть ждет своей очереди!

— Для нью-йоркца вроде меня в твоем местечке там, внизу, слишком много волос.

— Значит, бразильцы больше привыкли к такому.

— На самом деле ты не знаешь, что такое «Бразилец», верно?

— Мужчина вроде Рики Мартина.

— Вздор! Рики Мартин — француз! А «Бразилец» — это воск для удаления волос, и ты отчаянно в нем нуждаешься.

Чед настоял, чтобы я на следующий же день поехала в «Джей систерз» в доме тридцать пять на Западной Пятьдесят седьмой улице, где и выяснила истинное значение слова «Бразилец». Это действительно воск для удаления волос в области бикини, что означает уничтожение буквально всей растительности там, куда любил опускать голову Чед. По масштабам боли это можно сравнить с такими неприятными ощущениями, как биопсия матки, так что entre nous — в следующий раз — я попрошу дать мне общий наркоз.

Чед трепетал от восторга, увидев результаты действия «Бразильца». Так, впрочем, трепещут и большинство мужчин (как я обнаружила позже). По иронии судьбы это стало причиной нашего разрыва. Чед хотел держать свою голову в постоянной близости к тому самому заветному месту, что в конце концов стало меня несколько тяготить. Мало того, потом он начал выкидывать уже совершенно подлые штучки, записывая меня на сеанс в «Джей систерз» за моей же спиной, и невероятно расстраивался, когда я отменяла заказ. (Никто не захочет терпеть «Бразильца» каждую неделю! Никто.)

Именно тогда я заподозрила, что в отличие от обуви мужчин я выбираю далеко не всегда удачно. Тут мне обычно вкус изменяет. Мужчина, чьи чувства так легко обострить легковесными чарами воска для удаления волос, — не совсем то, что мне нужно. Вот и пришлось с этим покончить.

— Только по-настоящему легкомысленная особа способна порвать с любимым из-за гребаного пятидесятипятидолларового воска! — заявил Чед, когда я все ему выложила.

— Не гребатого, а гребаного, — поправила я. Нормативное произношение[23] не было сильной стороной Чеда, хотя именно от этого никогда не откажется американка, родившаяся в Британии. Честно говоря, мне нравилась его манера говорить, но сейчас, не удержавшись, я поправила бывшего возлюбленного.

— Нет, мать твою, ничего более гребатого, мать твою, чем связаться с такой, как ты!

— В таком случае ты должен быть счастлив, что я ухожу, — ответила я, стараясь скрыть огорчение. — Девушка — это нечто большее, чем сумма частей ее тела, Чед.

И пусть, лишившись Чеда, я кое-что потеряла («Бразилец» был только первой из многих полезных идей по части красоты), я с облегчением вздохнула, когда все кончилось. Понимаете, он не был кристально честным человеком. Оказалось, что Рики Мартин на самом деле из Пуэрто-Рико, а не из Франции, как утверждал Чед, а если взглянуть на глобус, сразу увидишь что Пуэрто-Рико гораздо ближе к Бразилии, чем к Франции. Все же единственный подарок, оставшийся мне от Чеда, — это «Бразилец». Теперь я без него не могу жить. И я никогда не признаюсь в этом Чеду, особенно после того, что произошло, но, будь я мужчиной, возможно, тоже не захотела бы встречаться с женщиной, которая не пользуется «Бразильцем». Да, я не знала о «Бразильце» до того, как покинула английскую провинцию, но если бы услышала о нем до отъезда, это только побудило бы меня поскорее взять билет на самолет. Следовательно, пусть и с опозданием, я могу добавить бразильские процедуры к списку причин, заставивших меня оказаться на Манхэттене.