Через полчаса Ивлев с облегчением простился с ним. Из всех книг он за дорогую цену купил только эту книжечку. Мутно-золотая заря блекла в облаках за полями, желто отсвечивала в лужах, мокро и зелено было в полях. Малый не спешил, но Ивлев не понукал его. Малый рассказывал, что та женщина, которая давеча гнала по лопухам индюшек, жена дьякона, что молодой Хвощинский живет с нею. Ивлев не слушал. Он все думал о Лушке, о ее ожерелье, которое оставило в нем чувство сложное, похожее на то, какое испытал он когда-то в одном итальянском городке при взгляде на реликвии одной святой. «Вошла она навсегда в мою жизнь! — подумал он. И вынув из кармана «Грамматику любви», медленно перечитал при свете зари стихи, написанные на ее последней странице:


 Тебе сердца любивших скажут:

«В преданьях сладостных живи!»

И внукам, правнукам покажут

Сию Грамматику любви.


Графиня

ЕВДОКИЯ РОСТОПЧИНА

(1811-1858).

ЦИРК

ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА


1

Да, я люблю средь залы позлащенной

На шумный пир задумчиво смотреть

И в праздничной толпе принаряженной

Сквозь маску лиц во глубь сердец глядеть;

И мыслию, догадкой проясненной,

Их тайнами, их мыслью овладеть,

Разузнавать их страсть, их цель, их волю,

Их грустную иль радостную долю.

Люблю, хочу, умею понимать

Живой душой чужую жизнь и душу;

И хоть могу я многих разгадать,

Личины их и роли не нарушу!

Они пришли, чтоб ловко роль сыграть, —

Пускай себе! На них я не обрушу

Вниманья беспощадной суеты,

Ни любопытства праздной пустоты!

Они пришли — пред светом, их владыкой,

Противником и вместе судией —

Свершить мудреный подвиг и великой

(Иные, может быть, последний свой!).

Страданью их здесь тесно, душно, дико,

Простора нет в толпе душе больной,

Но тайный ад их скрыт под принужденьем,

Но лица их сияют наслажденьем.

И свет на них глядит: они должны,

Как на смотру военном рядовые,

В своей броне стальной закалены,

Ему предстать, блестящие, живые,

Веселые... Улыбки ведь даны,

Чтоб ими скрыть мученья роковые!..

Они должны, чтоб свету угодить,

Устав его приличия хранить.

Приличие велит — оставить дома

Забот, тоски и тяжких мук семью;

Таить свою сердечную истому;

Приязнию одеть вражду свою;

Не допускать в веселые хоромы

Ни правды луч, ни теплых чувств струю;

Не отвечать на голос, сердцу близкий;

Не замечать, что люди злы и низки...

Приличие велит и хочет свет!..

Мы все покорны им и их влиянью;

Быть в милости у света — вот предмет

Всеобщего усилья и старанья!

Рабы его, несем ему привет,

Как в древности бойцы, среди собранья,

Пред цезарем поникнув головой,

Несли ему поклон предсмертный свой!

И цезарь наш, наш свет, не рукоплещет.

Не удостоит нас хвалы своей!

Зачем?.. Ему нет дела, что трепещет

У нас в груди больной гроза страстей:

Мы тут... для нас бал пляшет, праздник блещет

И с смехом речь кипит в устах людей, —

Чего ж еще?.. Достаточна награда,

И требовать не вправе мы пощады!

Страдай, терпи, терзайся, умирай!

Но умирай с достоинством, с улыбкой!

И не бледней, и духа не теряй, —

Свет не простит бессильному ошибки,

Он слабым враг!.. Будь тверд!.. Не оплошай

В борьбе с самим собой, в смертельной сшибке...

И как боец средь цирка, так и ты

Будь горд среди толпы и суеты!


2

Вот черный фрак, перчатки щегольские,

И голова в изящных завитках,

И громкий смех, и речи удалые,

И бойкий ум в сверкающих глазах;

Подумаешь — надежды молодые

Тут кроются в безоблачных мечтах.

Подумаешь — счастливец в шуме бала

Ждет милого, живого идеала...

Нет, то отец семейства: он пришел

С последними червонцами своими

Отдать себя судьбе на произвол,

Ожить в игре богатствами чужими,

Спасти детей!.. Его сюда привел

Враг — нищета... С карманами пустыми,

С отчаяньем в душе к себе домой

Назавтра не вернется он живой...

И мимо, мимо!.. Много здесь подобных

Отыщется несчастных иль глупцов.

Толпа привыкла к ним. Лишь для способных

Понять в них драму гибнущих умов,

Страданий и надежд междоусобных,

Проклятий, мук и ропота без слов, —

Лишь для таких внятна в их диком взоре

Немая весть о смертном приговоре!


3

Вот вам другой. Он тоже весел, мил,

Он тоже сыплет шутки, уверенья,

А между тем недостает в нем сил,

Чтоб скрыть грызучей зависти мученья.

Он места ждал. Давно уж возложил

На эту цель все помыслы, стремленья;

Свои запродал двадцать лет давно,

Забыл, что дважды жить нам не дано,

Что молодость, здоровье, мощь и сила

Все наслажденья просит, хочет, ждет,

И от него уж гостьей легкокрылой

Умчалась их пора!.. И он живет

Лишь жаждою достичь. Судьба сулила —

Он поприще желанное пройдет,

Свершит свой путь, на высоте счастливой

Достигнет цель мечты честолюбивой!

А между тем до время седина

В златую прядь волос его закралась.

Душа его, умом поглощена,

Немела, вяла, сохла, истощалась:

Он днем в трудах, проводит ночь без сна,

И вышло, что судьба над ним смеялась!

Что он желал — то получил другой!

Он жизнь сгубил в ошибке роковой!

Он мучится теперь как тени ада, —

Но здесь его соперник, и пред ним

Не выдаст он себя, тому в отраду,

Не изменит он правилам своим.

Спокойный вид он сохранит как надо,

Поклонится начальникам большим,

И личному врагу протянет руку,

И свет его не разгадает муку!


4

Вот девушка, красавица, дитя,

Чело ее венчано цветами,

И, локон свой рассеянно крутя,

Она порхнет как птичка перед вами.

Но, с резвыми подругами шутя,

Но, в польке мерно стукая ногами, —

Куда глядит так пристально она?

Зачем дрожит, смятения полна?

И у нее заветная есть тайна,

Есть свой роман, печальный и простой!

Она бедна; издалека, случайно

Пришлось ей в наш свет попасть большой,

Влюбиться и судьбой необычайной

Понравиться... Мечтатель молодой,

Вельможа и богач, пленившись ею,

Назвал ее невестою своею.

Завистница нашлась, — и где ж их нет? —

Которая сумела клеветою

Расстроить это счастье; свой обет

Жених презрел — и с знатною княжною

Он вступит в брак, приняв родни совет!

А прежняя невеста?.. Э! пустое!!.

В степной уезд свой, просто, без затей,

Ну почему ж и не вернуться ей?..

Пускай поплачет мать ее, старушка,

Пускай сама терзается она!..

Им поделом!.. Ведь вздумала ж вострушка,

Что знатной дамой быть она должна,

Что бедная, ничтожная вертушка

Столичным гордым барышням равна...

Вот им урок!.. Пусть помнят расстоянье

Меж них и первенствующих по званью!..

Сегодня, здесь решится участь их:

Еще попытка, разговор, свиданье, —

Узнает он, забывчивый жених,

Обман и ложь пустого нареканья,

Увидит он обеих жертв своих,

Почувствует их горе, их страданье,

Опомнится!..Или махнет рукой

И скажет: «Так и быть!.. Удел иной

Назначен мне!..» — И обе это знают,

И мать и дочь!.. О, как дрожат оне,

Как обе этой встречи ожидают!

Как много слез в притворной тишине

Их голоса!.. Но, верно, наблюдают

За ними вражьи очи — и вполне

Они играют роль гостей беспечных,

Без всяких дум или забот сердечных!

А газ горит, а музыка гудит,

А бал блестит всей живостью своею.

А пляска обаятельно кипит!

Любуется хозяин гордо ею

И думает, что завтра загремит

Молва о нем, хвалой повсюду вея, —

И праздником доволен он своим,

И свет изыскательный доволен им!

И ни одни из двух не угадает,

Как много здесь страдальцев собралось,

Какие вопли сердца заглушает

Торжественный оркестр... и сколько слез,

Непролитых, обратно западает

На грудь безмолвных жертв, как много гроз,

Семейных тайн, размолвк, глухих стенаний

Здесь бродит средь безумных ликований!


5

Вот старый муж молоденькой жены,

Красавицы, кокетки, словом, львицы

С улыбкой и коварством сатаны,

Кому она отличной ученицей.

Зато ей все сердца покорены,

Все на цепи у мощной чаровницы, —

И бедный муж, с полдюжиной других,

Лежит у ног ее, лобзая их.

И он ревнив!. Как Аргус баснословный,

Он стережет ее и день и ночь.

Тень юноши ему уж тать любовный,

И эту тень готов прогнать он прочь!

Он чувствует: меж ними бой неровный

И уберечь жену ему немочь!..

Влюблен и стар, влюблси и лыс, и гадок, —

Ему ль не страшен модных львов нападок?

И многим уж за то старик смешон.

В душе его они ведь не читали!..

В руках жены записку видел он, —

Она должна отдать се на бале...

Кому?!. Меж всех кто ею предпочтен?!.

Чьи происки кокетку привязали?.

Старик глядит на дверь, и на часы,

И на жену... Он рвет себе усы,

Он стал бы рвать и волосы седые,

Да нету их!.. Забившись под жилет,

Ногтями в грудь впились, как черви злые,

Его пять пальцев и кровавый след

Оставили... Уста его немые

Грызут и рвут у ней взятой букет...

И судорги ревнивого сомненья

Искорчили ревнивца... Где же мщенье?!.

А между тем веселая жена

Мелькнет пред ним, грацьозно вальсируя,

Потом пройдет, слегка преклонена

На руку кавалера... и не чуя

Грозы над гловой, упоена,

Блаженствуя, блистая, торжествуя, —

Пошепчется в углу она с одним,

Дарит другого взором огневым,

А третьего улыбкой миловидной —

Чтоб все равно довольны были б ей

И никому не стало бы завидно!..

Чем кончится нередкий случай сей?

Огласкою, для двух семейств обидной?

Иль сценою, забавной для людей?

Иль поединком, смертью человека —

За вздор и блажь, в угодность мненью века?..

А газ горит. А музыка гремит,

А бал блестит всей пышностью своею.

Толпа гостей по комнатам кипит.

Любуется хозяин гордо ею.

Он думает, что завтра протрубит

Молва о нем, хвалой повсюду вея.

И праздником доволен он своим,

И мнит, что все вокруг довольны с ним!