Марина Одинец - Блуждающий огонек

— Да что тебе далась эта баронесса?!

— Рассказывай, — сурово оборвал брат Катины попытки увильнуть. — Все рассказывай, как на исповеди.

Все так все… И Катя начала рассказывать. Это оказалось нелегко. Большую часть того, что ей пришлось пережить, хотелось забыть навсегда. Но воспоминания были еще так свежи…

Александра мороз подирал по коже, когда он слушал историю сестриных странствий, но внешне юноша оставался так же спокоен.

— Даже не знаю, что сказать об этом цыгане, — вымолвил он, когда рассказ подошел к концу. — То ли молиться за него, что спас тебя, то ли проклинать, что по его вине ты попала в такую беду.

— Ну, все уже позади, — отозвалась Катя как можно безразличнее. Ей не хотелось, что брат догадался о ее тайной симпатии к Драгомиру и о прощальном поцелуе она, конечно, умолчала. — Он моей помощи не просил, так что и винить его не в чем. Если встречу его когда-нибудь, постараюсь отблагодарить как смогу. А что ты думаешь о Габриэле? — поспешила она перевести разговор.

— Похоже, она гораздо лучше, чем я считал. Только очень досадно, что у нее остался прабабушкин изумруд. Вот эта ее неразборчивая жадность мне не по душе. Не говоря уже о том, в каком гневе будет прабабушка, когда узнает…

Катя отмахнулась от него. Все, что старая княгиня Шехонская может сказать по поводу утраченного перстня, она давно уже мысленно представила и смирилась с этим.

— Да, Габриэла не святая, а кто из нас без греха? Не забывай, что они с Оршолой сделали для меня, как выхаживали, рискуя своими жизнями…

— Не спорю. Я же сказал: она лучше, чем я о ней думал.

— Ты хорошо с нею знаком?

Александр немного смутился.

— Не то чтобы хорошо… Просто мне нравилась одна из ее девиц.

Видя явное нежелание брата углубляться в эту тему, Катя не стала задавать вопросов. Рано или поздно и для этого придет время. Да и не хотелось ей, ради собственного душевного спокойствия, знать подробностей о жизни Габриэлы. Существовала опасность окончательно разочароваться в той, кого уже успела полюбить…

О Стрешневе Александр высказался коротко и весомо:

— Найду гниду и задавлю собственными руками.

— Не вздумай! — испугалась Катя. — Убить его, я думаю, не так-то легко, а вот заполучить себе смертельного врага — куда проще. Ты просто не знаешь, какой это страшный человек… Да и вмешательство твое может только навредить моей репутации.

Александр, который уже смаковал мысленно жестокую смерть обидчика сестры, тяжело вздохнул при этом предостережении, но обещаний давать не стал. Сказал только:

— Если я не смогу покончить с ним по-тихому, так чтобы он не успел распустить язык, тогда отступлюсь. Он знает твое имя?

— Нет, но может узнать, если захочет. Смотритель на почтовой станции слышал, когда я говорила Габриэле о прабабушке. Он мог запомнить фамилию…

История «мертвой невесты» весьма заинтриговала Сашу.

— Говоришь, она очень красивая? — задумчиво спросил он.

— Очень, — искренне сказала Катя и, подумав, прибавила: — Только она мне совсем не понравилась…

— Неудивительно, — усмехнулся брат.

Катя надменно вздернула подбородок:

— А тебя-то что в ней так заинтересовало? Она падшая женщина, ты что, этого не понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Александр. — Только все равно ее жаль немного. Наверное, этот выродок Стрешнев совсем задурил ей голову, а она верила ему. Разве ее вина?

Катя покачала головой:

— Будь я на ее месте, ты наверняка не был бы так снисходителен.

— Конечно, нет, — снова усмехнулся Саша и вновь вернулся к своей мысли: — Знать бы, кто эта барышня…

— Знаешь, — после некоторого размышления вставила Катя, — я бы не удивилась, если бы узнала, что она тоже из Москвы. У нее был такой характерный московский говор.

— Очень может быть. Но я ума не приложу, кто она.

Саша также воздал должное мужеству отца Адриана, погоревал о гувернантке и слугах, а потом неожиданно спросил:

— Катюш, скажи честно: что-нибудь было между тобой и этим цыганом?

Катя ощутила, как приливает к щекам горячая кровь и поспешно огрызнулась:

— О чем ты? Кто он и кто я?

— А чего краснеешь тогда? — не отступил брат.

— Не было ничего! — вспылила Катя. — Чем подобной дурью маяться, подумал бы лучше о том, что он сказал!

— Это насчет того, что ты мор и смерть? — зевнул Александр. — Так я тебе всегда об этом говорил. А помнишь, покойная нянька твоя, Власьевна, тебя втихомолку так и называла: «моровое поветрие». Но ты у нее, конечно, кровушки попила…

— Саша, я серьезно, а ты шутишь. Тебе мало пятерых человек, погибших по моей вине?

— Да что за глупости? — брат явно начал сердиться. — Ну ладно, мадемуазель Дюбуа и Аникей со Степаном. Они, правда, из-за непослушания твоего погибли. Осталась бы дома, и они были бы живы. А священник и Леднев тут ни при чем. Это только их решение было на смерть идти. И оба, хоть один в раю, а другой в аду гореть будет, знали, на что шли.

— Ты думаешь? — нерешительно сказала Катя, взглянув на брата.

— Убежден. Думаешь, отец Адриан не понимал, что его жизнь в глазах Стрешнева гроша ломаного не стоит? Понимал прекрасно. Только совесть не позволила тебя в беде бросить. А Платон… — Александр вздохнул. — Ему всегда легче было застрелиться, чем прощения просить у кого-то, будь хоть трижды не прав. Поэтому один из первых дуэлистов был в полку.

— Я смотрю, тебе его жаль?

— Как же не жаль, Катюшка? — Александр вздохнул. — Друг все-таки. Мы в стольких передрягах вместе побывали. Один раз, когда меня ночью в уличной потасовке ранили, Леднев меня на своем горбу до самого дома тащил. Разве забудешь такое?..

Катины глаза наполнились слезами. Вот она уже и причиной Сашиного горя стала. Для чего ей надо было приезжать сюда и становиться между братом и его друзьями?..

Нет, что бы ни говорил Саша, она знает: и отец Адриан, и Леднев погибли по ее вине. А впрочем, что могло быть циничнее и вместе с тем глупее этой арифметики? Один, два, пятеро… На ее руках кровь, и этот грех не искупит никакое раскаяние…

Протянув руку, Александр ободряюще похлопал ее по плечу.

— Ты жива осталась и радуйся! Что было бы со всеми нами, если бы сгинула неизвестно куда?

— Вздохнули бы с облегчением, — всхлипнула Катя, вытирая слезы.

— Вот дура, — осудил брат. — Думай, что говоришь! Когда ты рассказывала, как из тонущей кареты выбиралась, я думал, что поседею. До сих пор не могу поверить: неужели тебе и вправду это удалось? — Александр покачал головой и перекрестился. — Впрочем, узнаю свою сестру.

— Что ты имеешь в виду? — Катя шмыгнула носом.

— Вспомнил, как однажды, — тебе было тогда лет восемь-девять, на тебя напала в поле свора нашего соседа Прозорова и ты отбилась от них палкой. Помнишь?

— Помню, конечно, — вздохнула Катя. — У меня шрамы от укусов на ногах так и остались. — воспоминание было не из приятных, но девушка неожиданно умиленно улыбнулась, польщенная тем, что брат помнит такие подробности из ее детства. — А как я потом Прозорову отомстила, помнишь?

— Еще бы не помнить, — усмехнулся Александр. — Устроила засаду в кустах на дороге и когда он проезжал мимо, пальнула в него из рогатки здоровенным булыжником. Пары зубов он тогда точно не досчитался. Ох, и скандал был!..

— А как я упала с дерева и вывихнула ногу?

— И ползла полверсты до усадьбы? Помню. И как угнала со двора запряженную бричку, тоже помню. Если бы Аникей, царствие ему небесное, не успел, рухнула бы в овраг вместе с лошадьми. Ты всегда была шальной девчонкой, Катерина, и в каком-то смысле я maman понимаю, — изрек Александр. — Тебя в доме держать, — как зажженную свечу в пороховом погребе. Мужа бы найти поскорее, только вот кто кинется на такое чудо? Разве что Вася Бухвостов по незнанию.

— А ну тебя! — Катя швырнула в брата подушку.

Александр умело увернулся, и думка в накрахмаленной наволочке шлепнулась на пол.

— А что? Я правду говорю. Он уже влюблен в тебя по уши. Или тебе больше Бахмет по нраву пришелся?

Девушка вспыхнула. Вторая подушка полетела в голову Александру, но на сей раз уклониться он не успел. Убрав пуховые снаряды подальше от сестры, юноша спокойно продолжил:

— Кать, с Мишкой лучше поосторожнее. Я вижу, что он к тебе неравнодушен, не зря же он на Леднева так взбеленился. Но ты держи его на расстоянии. Он сердцеед, каких поискать. В Москве половина барышень по нему сохнет. Так что, ты его красивым речам не очень-то верь.

— А он мне ничего такого красивого и не говорил, — дрогнувшим голосом отозвалась Катя. — Только… мне помириться с ним все-таки надо. Если он захочет…

Брат пожал плечами:

— Да я ведь не запрещаю тебе с ним разговаривать. Помириться, конечно же, надо. Только помни о том, что я сказал, хорошо?

Когда Александр ушел, Катя со вздохом вытянулась на постели. Все, что сейчас Александр сказал о Михаиле, она слышала еще год назад в деревне. Ничего нового. Но сейчас эти слова такой болью отозвались в душе… Неужели все именно так, как говорит Саша, и ей не стоит питать надежду на любовь и верность Бахметьева?

В тот же вечер в дом вернулась тетушка Кати и Александра, много лет живущая в доме дальняя родственница отца, Акулина Никодимовна Сомова.

Она едва успела войти из передней в вестибюль, отдав промокшую от дождя накидку лакею, и тут же ахнула при виде племянницы, которая торопливо сбежав по лестнице, кинулась ей на шею.

— Катенька, ты ли это? — изумилась Акулина. — Вот не ждала, не чаяла! Радость-то какая, Пречистая Богородица!

Это была довольно полная, небольшого роста, женщина лет тридцати пяти, с нежными чертами лица и восхитительным розовым румянцем. Влажные, карие, как у олененка, глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели на мир с задумчивой томностью и казались грустными, даже когда она улыбалась. Платье из светло-кофейной шерсти, несмотря на простоту ткани, было достаточно изящного и кокетливого покроя, и подчеркивало ее аппетитные формы самым выгодным образом.

— А я тебя в окно увидела, — сообщила сияющая девушка. — Наконец-то ты приехала!

— Ах, Катенька, да если б я знала, что меня такой подарок дома ждет, уже давно бы вернулась! Поверить не могу, — взяв племянницу за плечи, Акулина пристально оглядела ее. — Ах, хороша… Выросла, выровнялась совсем. Невеста!

— Ты тоже, — рассмеялась Катя. — Жениха-то нашла, наконец?

— Да будет тебе! — старая дева смущенно отмахнулась от нее. — Мое время ушло… А вот на твоей свадьбе, даст Бог, погуляем…

…Позже, после ужина, устроившись в Малой гостиной, куда были поданы чай и любимый тетушкой сбитень, они продолжили начатый в столовой разговор.

Закутавшись в шаль (она вечно, сколько помнила ее Катя, отчаянно мерзла), Акулина в нескольких словах рассказала о сестре-инокине, которую навещала в Серпуховском монастыре, а потом прибавила:

— Ну же, Катенька, рассказывай! Какими судьбами ты здесь? Что же, ни Юрий Александрович, ни Софья Петровна до отъезда ни словом не обмолвились, что ждать тебя надо. И Саша хоть бы намекнул!

Катя вздохнула. Отпила глоток горячего чаю со сливками, и хмуро сказала:

— Да не знали они ни о чем, Акулинушка. Самовольно я здесь.

— Свят, свят, свят! — Акулина перекрестилась, в изумлении глядя на нее. — Да как же так, Катенька?

Со стуком поставив чашку на столик, Катя отозвалась:

— Акулинушка, ну хоть ты не начинай, как Саша! Довольно с меня уже. Что мне оставалось делать, раз maman понимать ничего не хочет? Еще несколько лет, и я в перестарки попаду. Кто меня тогда замуж возьмет?

— Ах, Катенька, да понимаю я тебя, как не понять! — с досадой сказала Акулина. — Говорили мы о тебе с Софьей Петровной, и не один раз. Она о женихе для тебя как раз и думала, получше искала, чтобы всем на зависть: и рода хорошего, и в чине достойном, и не стар чтобы, собой недурен, ну и состояние солидное чтоб при нем было. Не так ведь просто сокола такого отыскать, — улыбнулась тетка, и ее мелкие, белые зубы блеснули в рассеянной улыбке.

— Ну и что, — не без иронии осведомилась Катя, сердце которой невольно замерло, — нашла?

Акулина развела руками:

— Ну не нашла пока, но я ж говорю: дело это непростое.

— Не на один год, — усмехнулась Катя, мысленно вздохнув с облегчением. — Акулинушка, ну вот скажи мне, к чему такие сложности? И за какие такие провинности maman хочет лишить меня возможности в свете показаться, прежде чем под венец идти? Я платья новые хочу, балы, театр, гулянья, и чтоб воздыхатели были у меня! А вы меня сразу замуж, да? Так нечестно!