Чарльз Мартин - Бог пятничного вечера

Рядом со мной незаметно появился Ди. Если отец его и был черным, то сыну его цвет кожи почему-то не передался. Парень посмотрел на меня.

– Что скажешь?

Я выдохнул.

– Я бы хотел вернуться в НФЛ.

– Получилось.

– Что-то вроде этого.

Ди покачал головой. Происходящее буквально завораживало его – рот открыт, на губах счастливая улыбка.

– Команд, наверно, двадцать пять, а то и тридцать. А камер в два раза больше. – Он щелкнул пальцами. – Только что встретил фотографа из «Спортс иллюстрейтед». У него объективы… – Ди развел руки, как делают рыбаки в рыбацких байках, – фута по три длиной.

Парнишка смотрел, не отрываясь, на поле, а я смотрел на него.

– Ди?

Он нехотя повернулся.

– Да?

– Сделай для меня кое-что.

Он снова повернулся к полю, нетерпеливо постукивая ногой о землю.

– Все что угодно. Только скажи.

Я сунул ему в руки мяч.

– Побудь моим спаррингом.

– Что?

Ди замер и даже побледнел.

– В последний раз.

– Но… – Он лишь теперь понял, что происходит, и покачал головой. – Нет.

– Ди, посмотри на меня.

Парень вцепился взглядом в поле.

– Ди?

Никакой реакции.

– Сегодня за мной придут. Они, может, уже сейчас ждут меня там. – Он медленно повернулся. – Меня арестуют и снова отправят в тюрьму.

Ди толкнул меня в грудь.

– Зачем ты это делаешь? Почему не ушел, когда мог?

– Ди, она просто использует тебя.

– Кто? Почему?

– Неважно. Если не тебя, то использует кого-то еще. Она берется за всех, кого я люблю, кто бы это ни был. Так было всегда.

Парень повернулся и посмотрел на меня в упор. В его глазах застыл вопрос, задать который давно хотело сердце.

– Пожалуйста, сделай это для меня. Выйди туда и сыграй со мной. – Я постучал его по груди.

Ди выронил мяч и начал трясти головой. Плечи его задрожали. Потом послышались рыдания.

– Но… тюрьма…

Я взял его за подбородок.

– Стальные прутья меня не убьют, но прутья на сердце… – Я прошел взглядом по трибуне, высматривая Одри. – С ними мне нужна твоя помощь.

Камеры поймали момент, когда мы вышли из-за деревьев на дальней стороне. Люди отхлынули от сайдлайна. Зрители на трибуне вскочили.

– Ракета! Ракета! Ракета!

Вуд усмирил окружившую нас толпу и освободил проход для Родди и его друзей. Это были молодые ребята, о которых я только читал и слышал.

– Парни, это Ракета. Мэтью… – Он сделал жест в сторону своих приятелей.

Я поздоровался с ними за руку.

– Спасибо, что пришли. Парни, это Ди, но я зову его Кларком Кентом. Если вы не против, я попросил его немного мне помочь.

Родди протянул мне бутсы.

– Как просил. Как надевать, помнишь или помочь?

Я рассмеялся.

– Может быть.

Родди подал вторую пару и указал на Ди.

Я кивнул:

– Да.

Он передал бутсы Ди, который взял их осторожно, словно это были яйца.

– Можно? – Парень посмотрел на меня.

Я рассмеялся.

Я повернулся к толпе репортеров: на меня смотрели, должно быть, пятьдесят камер.

– Хочу поблагодарить всех, кто собрался здесь, оперативно откликнувшись на уведомление. Понимаю, для меня эксплуатационные расходы довольно высокие и… – Все рассмеялись. – Я хотел не этого. После короткого отсутствия… – Снова смех. – Я официально выражаю намерение вернуться в Национальную футбольную лигу. – Вопросы посыпались сразу же, но Вуд моментально пресек их, подняв руку. – Знаю, у всех вас есть вопросы, и мы еще перейдем к ним, но я пригласил вас сюда для того, чтобы оценить мои возможности, чтобы вы увидели меня собственными глазами и решили для себя, есть ли для меня место в лиге. Знаю, многие из вас ставят под сомнение мои видео в тюрьме. Я бы на вашем месте тоже сомневался, так что мы с вами в одной компании. К видео, подчас довольно фантастическим и невероятным, у меня свое отношение. – Шутку поняли и встретили смехом, пусть сдержанным. Я выдержал паузу и повернулся к Ди. – Сегодня, по моей просьбе, мне поможет на поле мой хороший друг. – Камеры нацелились на Ди, снова побледневшего. – Это Далтон Роджерс. – Я улыбнулся. – Не теряйте его из виду, потому что вы о нем еще услышите. – Я повернулся к Вуду. – Птичка прилетела?

Придерживая одной рукой наушник, он сказал что-то в спрятанный в другой руке микрофон. Ответ не заставил себя ждать. Вуд ухмыльнулся.

– Готово.

– Залезай. Мы идем на юг. Догонишь. – Я снова повернулся к репортерам. – На вашем месте я бы первым делом поинтересовался моим уровнем готовности. Смогу ли я отыграть четвертую четверть, а если понадобится, то и пятую? – Я снова выдержал паузу. – Для протокола – такую тренировку я провожу начиная со старших классов школы. Тем, у кого есть машина, скажу – она вам понадобится. Тех, у кого нет, успокою – не волнуйтесь. Садитесь и устраивайтесь поудобнее. Шоу вот-вот начнется. – Я повернулся к Родди, его парням и Ди. – Готовы?

Родди рассмеялся.

– Старик, я готов ко всему, что ты можешь нам предложить. – Он указал на наши с Ди разбитые черные ботинки. Камеры нацелились на них. – Уверен, что хочешь бегать в этих?

Я вручил мяч Ди.

– Покажем, как это делается.

Мы побежали к деревьям, поднялись на насыпь и рванули на юг. Краем глаза я посматривал на парня – он мчался, как олень. Когда показавшийся над головой вертолет пристроился за нами – из машины выглядывал Вуд, и пристегнутый для надежности оператор снимал каждое наше движение, – Родди ткнул за спину большим пальцем.

– Это что такое?

Я похлопал его по плечу.

– Снимает все, что мы делаем, и передает на установленный на стадионе огромный экран. Тебе же всегда нравилась публика.

Род негромко выругался и прибавил шагу.

Пройдя милю, Ди растянул шаг – сначала на две шпалы, а потом и на три, четко следуя графику. На пятой миле мы повернули назад. Один из подающих Родди сошел с дистанции, у другого сбилось дыхание, и он начал отставать.

– Ты меня убить хочешь? – прохрипел Родди.

– Нет. – Я кивком указал на Ди. – Просто пытаюсь показать, из чего сделан этот парень.

– В моем контракте про бег по рельсам ничего не сказано. Если бы не камера над головой и не тот факт, что РОДЕРИК НЕЙШН смотрит это все в прямом эфире, я бы сказал, куда тебе вставить эти шпалы.

Мне всегда нравилось играть с Родди – с ним не соскучишься.

На десятой миле мы сбавили пять минут на милю, сбежали с насыпи на проселок, миновали домик и, хотя всем было нелегко, на полном ходу взлетели на Ведро. За спиной у меня рассмеялся Родди. На половине подъема я тронул Ди за плечо.

– Давай.

Парень включил последнюю передачу – ту, на которую мы потратили все лето. Родди изо всех сил старался держаться. На вершине, согнувшись в три погибели, он посмотрел на Ди.

– Парень, ты кто такой? За какой колледж выступаешь?

Я рассмеялся и потрусил вниз.

– Давай, скоро узнаешь.

На поле мы переобулись в бутсы и стали бросать мяч, а потом перешли к отработке моделей: пробежки, комбинации, короткие и длинные, броски из разных положений, розыгрыши с лимитом времени Это хлеб и масло футболиста. Многие делают упор на дальние мячи, но победу приносят быстрые, короткие прорывы. Смерть от тысячи порезов.

– Помни про свалку. Броски – те же. – Я указал Ди на Родди и его команду и повторил, чтобы ему было легче: – «Мишлен», «Гудрич», «Мини-Купер», «Пирелли», «Гудиер». Вспомни – катапульта.

Парень кивнул, занял позицию и открыл огонь.

Одному из ресиверов, когда он принимал пас, мяч порвал перчатку по шву. Принимающие только ахали и охали. Ди уже называли Суперменом и Криптонитом.

На середине отсчета он вдруг остановился, повернулся ко мне и подмигнул, а потом закончил.

И тогда я понял.

Я стоял позади, отдав ему центр поля. Через несколько минут Деймон хлопнул планшетом о колено и вышел со стадиона через туннель.

Минут через двадцать Ди назвал на линии комбинацию и сделал пас на сорок два фута, чем поднял на ноги всех скаутов, а когда он послал Родди в прорыв флаем на пятьдесят ярдов, поднялся уже весь стадион, а ESPN повел прямой репортаж с поля. Родди принес мне мяч и прошептал:

– Закончил, зэк?

Я посмотрел на поле и услышал эхо отца: его улыбку, наш смех. Я увидел потное лицо Вуда в хадле, табло. Я вспомнил запах скошенной травы, свежей краски и рвущий душу крик девушки, державшей в одной руке мое сердце, а в другой – молочник с монетками.

Несмотря на боль и осознание скорой развязки, я вызвал в памяти ту игру – ее чудо, величие и красоту. Я вспомнил мою любовь.

И когда я начал отсчет – «И сорок два, и сорок три… чек-хот рейзор»… – решетки растаяли.

За спиной у меня пробежал Родди.

– Уверен, что сможешь бросить так далеко? – шутливо крикнул он. – Не боишься опозориться перед публикой?

Род дошел до левого хэша.

Я пробросил мяч себе, и Родди сорвался с места как стрела. Все следили только за мной и им, я уже понял, что лайнбекер выходит из угла, отрезая инсайд, и Родди бежит в угол эндовой зоны. Я отскочил на пять шагов, взглянул на моего слабого ресивера, отвлек сейфти ложным отступом, а потом повернулся, нырнул под защитного такла, уклонился от внешнего лайнбекера, рванул вниз левую руку и запустил ракету в угол эндовой зоны. Родди еще не было там, но я знал, что он там будет через две с половиной секунды. Мяч ушел по спирали, нырнул, и Родди поймал его на ходу за семьдесят ярдов от меня – принял через левое плечо в углу эндовой зоны.

Вот тогда критики и заткнулись.

Повернувшись, я впервые заметил Одри. Она сидела на «своем месте» и размахивала свитером Ди. Я поднял руку, в ответ она положила руку на грудь – спасибо.

Я оттянул вниз воротник и показал ей голубя на шее.

Я бросал еще час, а ESPN-2 вел прямую трансляцию всей тренировки.

В восемь вечера Вуд дал свисток, и мы вышли в центр поля, чтобы ответить на вопросы. Первый репортер сунул микрофон едва ли не в лицо Ди.

– Далтон, в каком ты колледже?

– Э… – Я улыбнулся, заметив, как Одри пробилась через толпу вперед, где она могла бы слышать Ди, а он – видеть ее. – Я заканчиваю школу… здесь, в Сент-Бернаре.

Толпа зашумела.

– Сколько тебе лет? – спросил другой.

Ди взглянул на меня. Я кивнул.

– Семнадцать.

Шум усилился. Потом какой-то репортер провел нехитрый подсчет, и я увидел, как меняется его лицо. Он бросил взгляд на мой браслет, посмотрел на Ди и снова на меня.

– Но, Мэтью, разве это не нарушение условий вашего освобождения?

Все стихли.

Я ответил так, чтобы слышали все.

– Верно.

На какое-то время толпа умолкла, никто не знал, что сказать. И тут на дороге появился черный «Форд Краун Виктория». Я был благодарен ей за то, что она не приехала раньше, хотя, может быть, и приехала, но ждала моего подтверждения. Пока она пробивалась к нам, я повернулся к Ди и улыбнулся.

– Думаю, в этом году проблем с местом в составе у тебя не будет. Да и в следующем тоже.

До парня лишь теперь стало доходить, что именно мы сделали. Ди кивнул, а Одри уже взяла его за руку. У него была она, а у нее – он, и я был рад за них.

Дебби решительно прошествовала через поле и громко, чтобы всем стало ясно, кто здесь главный, объявила:

– Мэтью Райзин, вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете… – Сопровождавшие ее агенты надели на меня наручники и повели к машине, но тут перед нами встала Одри.

Посмотрев на меня, она прошептала:

– У тебя есть кое-что, что принадлежит мне.

Я склонил голову, и она сняла с моей шеи подвеску. Цепочка выскользнула из ее дрожащих пальцев, и голубка повисла между нами. Ди обнял ее за плечи.

Последние прутья задрожали…

Я прижался к ней лбом и произнес слова, которые рождались двенадцать лет.

– А у тебя есть кое-что мое. – Я поцеловал ее в щеку. – И всегда будет.

Лишь когда щелкнул электронный замок на дверях камеры, я в полной мере осознал, что вернулся в тюрьму. Я сел на койку и огляделся: тут мало что изменилось. Моя жизнь в шестидесяти четырех квадратных футах. По прибытии с меня сняли ножной браслет, и ощущение было странное. Вроде бы свободен, но – нет. Вуд сказал, что власти получили анонимную информацию о моих отношениях с Ди. Доказательством послужили записи на видеопленку наших тренировок. Те самые, что я видел на DVD-диске, прилепленном к моей двери.

Вуд объяснил, что дело против меня было открыто и закрыто. Его прежний опыт работы со мной и видеозаписями ничего хорошего не сулил, поэтому он предложил мне признать свою вину. Я ответил, что и не собирался ее отрицать. Он сообщил, что, согласно закону, судья постановит, чтобы я отсидел остаток первого срока, и добавит еще десять лет за нарушения условий досрочного освобождения. Принимая во внимание видеозаписи, мы оба знали, что это означает.