Памела Бек - Богатые мужчины, одинокие женщины

Вновь затянувшись сигаретой с марихуаной, все еще изучая искреннее и милое лицо Сьюзен, Пейдж упала в кресло, на спинке которого висел жакет Тори, переживая то же самое чувство пустоты и беспомощности.

Каким же ужасным человеком она была, если смогла сделать такое? Сначала сказала Сьюзен, чтобы та не ходила с Марком, затем сама не только пошла, но и закончила вечер у него в постели. Никаких сомнений, что все это лишь ради забавы, что ее первоначальная позиция насчет Марка осталась без изменений, – он не был той «добычей», за которой она охотилась. Сьюзен никогда этого не поймет. И, уж конечно, никогда не простит Пейдж.

Пейдж решила все отрицать. Сказать, что они всю ночь провели вместе, дурачась на пирсе, а затем в Транкасе, путешествуя из одного кафе в другое. Она обнаружила, что пребывает почти в панике, пытаясь склеить то, что разбила, чтобы как-то реабилитировать себя. Впервые с тех пор, как Кит переехала в Калифорнию, у Пейдж появились наконец настоящие друзья, и она отчаянно не хотела терять их.

Чей-то день рождения… Всего лишь Мадонны…

Весь вечер Ричард показывал различных знаменитостей, имена и лица которых ускользали от Тори. Парень в леопардовом галстуке-бабочке возглавляет «Стар Файер». Девушка в золотой парче снималась в новом фильме Вира. Парень в желтых теннисных туфлях, сочетавшихся с желтыми крапинками на «бабочке» и поясом на смокинге – как раз получил приз Эмми за роль в новом мюзикле «Наглый малютка Джеймс».

Однако день рождения Мадонны, которая куролесила, совсем «не похожая на девственницу», с настоящим кадансом звезды и которую упросили экспромтом дать представление, внушил Тори благоговение.

Вечер, на который Ричард ее привел, проходил в «Неоне» – элитарном, в который пускали строго по приглашениям, частном клубе, который не похож ни на один из тех, в которых она была раньше и в котором все были убийственна экстравагантно одеты. Прически сверхъестественные, буквально ослепленные и залитые лаком, чтобы сохранить смелость форм. Наряды и украшения также экстравагантны: иные – превосходны на вид, иные – уникальны, но слишком причудливы, а иные кричащие и дешевые.

Наряд Тори попадал в категорию превосходных благодаря Пейдж, которая настояла, чтобы Тори надела ее новое, потрясающее красное платье от Валентино, которое купил «мистер Филадельфия». Это было смелое предложение, учитывая, что прием у Ники Лумиса, на который Пейдж должна была пойти в нем, планировался на следующий вечер. Тори колебалась, опасаясь что-нибудь пролить на него или порвать тонкую ткань, но Пейдж, которая все еще жаждала загладить вину перед Сьюзен, не стала даже слушать никаких возражений.

Первые несколько дней, после того как Пейдж провела с Марком целую ночь, в доме чувствовалась напряженность, если не сказать хуже. Сьюзен была задумчиво молчалива, Пейдж – нервозно говорлива, а Тори, не зная, как себя вести, чувствовала себя между ними неловко. После того как Пейдж извинилась в сотый раз, Сьюзен взорвалась и крикнула, чтобы та, наконец, заткнулась. Пейдж предложила помочь как-то восстановить отношения Сьюзен и Марка, решив больше не встречаться с ним, но Сьюзен сказала, что все это ее уже не интересует.

В воскресенье они вчетвером – Пейдж, Марк, Сьюзен и Тори – отправились в юридическую фирму Сьюзен повесить шедевр, подаренный Марком. Пейдж и Марк обменивались интимными взглядами, Сьюзен пыталась вести себя так, как будто ее ничего не беспокоит, а Тори, все так же между ними, старалась сохранить легкость и думала, что этот поход – большая ошибка.

После того как они закончили в кабинете у Сьюзен, Марк пригласил их в свой любимый кафетерий в Венеции на завтрак, и они поплыли на лодке его друга, которая явно была слишком мала для четверых.

Теснота только усиливала напряженность, каждый раз, как ветер менял направление, они чуть не стукались головами о гик и проделывали невероятные трюки, пытаясь от него увернуться. К вечеру они попали в некий гипотетический мир, все в состоянии шока от столь долгого пребывания на солнце. Покачивание волн действовало успокаивающе, навевая сон, так что все, на удивление, расслабились и повеселились, замечательно проведя время.

Сьюзен расплакалась позже, когда они вернулись домой.

– Я просто вымываю все это из себя, – сказала она Тори, совершенно расстроенная – Может быть, в любом случае ничего бы не вышло. Я не думаю, что у нас много общего. Я всегда предпочитала смуглых, темноволосых мужчин.

Снизу доносилась музыка, которую включили Пейдж и Марк. Они обедали вчетвером, с Марком, и Сьюзен заверила Тори, что сможет с этим справиться.

В течение недели Пейдж и Марк продолжали оставаться в центре внимания.

«Просто друзья», – говорила Пейдж, но Тори сомневалась.

Очевидно, Пейдж спала с ним и увлеклась им больше, чем хотела сама. Но опять же, возможно, Марк сообразительнее, чем они. Не исключено, что он заметил в Пейдж нечто такое, чего они не увидели. Возможно, его не убедил ее дерзкий вид, и он понимал, что лучшей стратегией для него является спокойствие. Какой иронией было бы, думала Тори, если бы осуществилось ее предсказание, объявленное в шутку, насчет того, что Сьюзен достанется миллионер, а Пейдж профессор без гроша в кармане.

В то время как Тори одевалась, в дверях появилась Пейдж, бережно неся весь свой рубиново-красный комплект: платье, перчатки, жакет, сумочку, туфли и вдобавок к тому серьги, ожерелье и браслет, которые с комплиментами были присланы из Филадельфии. Она постояла несколько минут, осматривая представшую перед ней картину. До появления Ричарда оставалось минут двадцать, и комната Тори выглядела так, будто давно ожидаемое «большое калифорнийское» землетрясение наконец разразилось, причем эпицентр пришелся на спальню Тори. Повсюду были разбросаны одежда, белье, украшения, туфли, сумочки и косметика.

Сама Тори стояла в одних трусиках бикини и в полном смятении, не зная, что надеть, в который раз просматривая весь свой гардероб, когда услышала голос Пейдж:

– Что за черт, может, это поможет утихомирить мою неспокойную совесть. Хотя, думаю, что к Сьюзен я должна была бы прийти с чем-то гораздо большим, чем шмотки.

Застигнутая врасплох, Тори обернулась, от облегчения и благодарности потеряв дар речи, когда Пейдж сказала, пожав плечами:

– Я каюсь, как только могу.

Не успела Тори собраться с силами, чтобы возразить, как Пейдж нетерпеливо опустила свое щедрое приношение на кровать.

– Дорогая мисс Джорджийский Персик, поторопись и постарайся быть готовой к его приезду!

Эффект, произведенный платьем на Ричарда, заставил Тори чувствовать себя безгранично благодарной Пейдж. Красный, несомненно, ее цвет, судя по тому, как он контрастировал с ее бледной кожей и черными как смоль волосами, уложенными более тщательно, чем обычно. Вырез платья, хотя и изящный, был, тем не менее, дерзко соблазнительным. То, как платье подчеркивало фигуру, поднимая грудь и почти полностью открывая ноги, заставляло ее чувствовать себя смущенной и, в то же время, ужасно обольстительной, и когда она открывала дверь Ричарду, ее щеки стали такого же цвета, как и наряд.

Он застыл, полный восторженного восхищения, как будто ожидал чего-то гораздо более консервативного, чем облегающее красное платье, расшитое бисером, мало что оставлявшее для воображения.

– Вы действительно неисчерпаемы на сюрпризы, – сказал он с одобрением в голосе, медленно обходя ее вокруг и оценивая красный шедевр со всех сторон.

Единственная вещь, от которой Тори в последнюю минуту решила отказаться, это расшитые красные перчатки без пальцев, поднимавшиеся выше локтей. Как ей казалось, они могли вызвать его замешательство. Когда Ричард помогал ей надевать красный вышитый бисером жакет, его руки, коснувшись ее обнаженных плеч, вызвали дрожь вдоль спины, которую, она могла в этом поклясться, он почувствовал.

Он выглядел божественно в безукоризненном смокинге – так же впечатляюще и привлекательно, как после окончания матча в поло – еще потный и возбужденный.

«В его бледно-голубых глазах все тот же блеск», – подумала Тори, когда Ричард подвел ее к машине красноватого оттенка засахаренного яблока, с энтузиазмом рекомендуя ее, как четырехдверную модель «Фасел Беги» конца пятидесятых, последнее приобретение в его коллекции старинных автомобилей.

Он заверил ее, что поло далеко не единственное его увлечение, открывая для нее дверь и горя желанием показать, насколько конструкция уникального кузова машины была авангардной для своего времени, что в ту эпоху действовало на полицейских, как красная тряпка на быка. Опускаясь низко к земле спереди и сзади, кузов машины создавал иллюзию того, что автомобиль движется со скоростью сто двадцать миль в час даже тогда, когда он не двигался с места.

«Немного хвастливо, но интересно», – подумала Тори, ныряя в автомобиль классической обтекаемой формы и обращая внимание на блестящую фурнитуру из чистого серебра и парфюмерные флаконы из хрусталя баккара, пристроенные сзади, в которые были вставлены бело-розовые в крапинку тигровые лилии.

Тори тут же подумала о Тревисе, потому что он сходил с ума по старинным автомобилям.

Они вместе обошли десятки выставок классических автомобилей, и она помнила, как он «тащился» от различных моделей, заставляя ее хохотать, презабавно вслух высказывая пожелание, чтобы его волшебница-крестная прилетела, взмахнула волшебной палочкой и пожаловала бы ему машину на любой выбор. По иронии судьбы, объектом фантазий Тревиса в последний год была «Фасел Вега» серого цвета с красным отливом.

Внезапно Тори обнаружила: она хочет, чтобы Тревис увидел, как она садится в эту машину, чтобы это ужалило его и заставило пожалеть о разрыве. Но затем она вздохнула, удовольствие, испытанное всего несколько минут назад, улетучилось – из них двоих о разрыве жалела именно она.

Когда Ричард по-рыцарски закрыл за ней дверь, проследив за тем, чтобы дама хорошо устроилась, Тори посмотрела из окна на небо, пораженная тем, как мало звезд видно здесь по сравнению с черным и сверкающим небом Атланты. На самой большой звезде, которая, на самом деле, возможно, была вовсе не звездой, а планетой, Тори, используя детскую считалку, торжественно поклялась, что больше не будет тревожиться о том, что подумал бы Тревис.

Затем, всего лишь на краткий миг, Ричард положил руку на ее бедро, скользнув в машину рядом с ней. Это было странное ощущение, если учесть, где были ее мысли, и она поняла, что после Тревиса это ее первая прелюдия физического контакта с другим мужчиной. Не чувствуя никакого сексуального влечения к хирургу, она и не думала ни о чем подобном, когда тот ласково поцеловал ее на прощание. Но прикосновение Ричарда задело совсем другую струну – струну, которая ответила интуитивным предвиденьем их двоих, занимающихся любовью. Образ был необыкновенно четким: фрагмент действия прокручивался в голове, как анонс кинокартины, предваряющий развитие событий, оставляя ее возбужденной и, в то же время, испуганной до смерти.

Друзья Ричарда во многом походили на него. Они собрались вокруг празднично украшенного стола, середина которого имела тропический вид, оформленная в соответствии с аквариумной отделкой обеденного зала. Комната, вытянутая в виде эллипса, вызывала ощущение пребывания под водой: неон цвета морской волны отражался от райских птичек и стеклянных стен, расписанных в оттенках Карибского моря. Все было в ярком, изменчивом движении и освещалось пульсирующим светящимся газом бирюзового, малинового, красного и фиолетового цветов.

На всем протяжении длинной вытянутой стены, вставленный в ее середину, почти как живая картина, располагался тропический сад с гигантскими райскими птичками и пышными зелеными деревьями.

Все было очень элегантно, так же, как и друзья Ричарда, которые, казалось, держались обособленно от остальной толпы.

Все они, довольно молодые, принадлежавшие к богатой элите и связанные с Мадонной через бизнес, а не через рок-н-ролл, небрежно разговаривали о налогах, поло и о крупных инвестициях.

Только один из них был одет эксцентрично – кинопродюсер, старый приятель Ричарда по Колумбии, только что вернувшийся со съемок фильма в Тибете и развлекавший стол ужасными историями о неудачных дублях.

Мадонна собиралась играть главную роль в его следующем фильме. Он надеялся, что будет снимать в каком-нибудь более цивилизованном месте, таком, как Париж, Лондон или Нью-Йорк. Или что, по крайней мере, актеры будут вести себя более цивилизованно.

Тори знала, что Ричард тоже несколько лет назад попробовал снять фильм, хотя, как она догадывалась, не слишком удачно. У нее складывалось впечатление, что если у тебя есть деньги и ты живешь в Лос-Анджелесе, то рано или поздно обязательно через это пройдешь.

– Я парень, которому не сидится на месте, – признался он Тори, когда приятели стали подкалывать его по поводу снятой им несколько лет назад картины «С и 3». – В жизни есть такая вещь, как скука, которая заставляет меня быть в двух местах одновременно. На следующий день после завершения съемок я уже занимался недвижимостью.