Голос О'Рейли прервался.

Я пристально смотрела на него, разинув рот. Этот ход был мне достаточно знаком, так как почти за двадцать лет замужней жизни я больше чем привыкла иметь дело с мужчинами, полагавшими, что я храню супружескую верность не больше, чем мой муж. Но сейчас я была просто ошеломлена — его слова застали меня врасплох — ведь они исходили от О'Рейли, которого, как я давно решила, женщины не интересовали. Присущая О'Рейли осторожность, уменье контролировать себя, наконец, его положение самого доверенного помощника Пола, заставили меня подумать, уж не вообразила ли я себе услышанное. Я украдкой бросила взгляд на мой бренди, словно обнаружив, что в него подсыпали снадобье, вызвавшее у меня галлюцинацию, а потом сказала себе: О'Рейли просто пытался подбодрить меня своими добросердечными комплиментами.

— Спасибо, — слабым голосом ответила я. — Как мило с вашей стороны поддержать меня, но я уже чувствую себя намного лучше и думаю, что мне не следует ни секундой дольше злоупотреблять здешним гостеприимством. Пожалуйста, не утруждайте себя, не провожайте меня до двери.

— Я провожу вас до дома.

— Нет, я… благодарю вас, я предпочитаю поехать одна.

Он открыл мне дверь. Выходя из комнаты, я не взглянула на О'Рейли, но слишком хорошо чувствовала его присутствие, так как он настоял на том, чтобы проводить меня до «кадиллака». Он даже держал надо мной взятый у швейцара зонтик, когда мы вышли из двери под дождь.

— Господин О'Рейли, я бесконечно благодарна вам за вашу любезность и уверена, вы поймете мое желание забыть этот разговор, как будто его никогда не было.

— Мне этого тоже хотелось бы, — непринужденно отозвался он. — Если бы господин Ван Зэйл когда-нибудь узнал, что я говорил с вами о Дайане Слейд, он разорвал бы меня на части. Всего хорошего, госпожа Ван Зэйл. Вы уверены, что вас не нужно проводить домой?

— Совершенно уверена. Благодарю вас. До свидания, господин О'Рейли.

Когда шофер включил передачу, я посмотрела через плечо и увидела, что О'Рейли по-прежнему стоял под дождем на тротуаре. На секунду я подумала — он вернулся в свое состояние непробиваемого нейтралитета, и четко поняла, что мне нечего больше беспокоиться по его поводу, но в этот момент я вдруг увидела, как сияли зеленые глаза на его спокойном лице.

Глава пятая

Я была возмущена поведением О'Рейли, но было несколько причин, почему я в то время не уделила этому должного внимания. Во-первых, я думала: О'Рейли слишком дорожит своим местом, чтобы, рискуя быть уволенным, делать свои скрытые поползновения более явными, а во-вторых, я была слишком поглощена мучительным для меня фактом существования Элана Слейда, чтобы задуматься над непомерным восхищением О'Рейли. В конце концов от мыслей как об О'Рейли, так и об Элане Слейде, меня окончательно отвлек кризис, разразившийся накануне свадьбы Клейтона.

Свадьба была назначена на первую субботу мая, через несколько дней после моей поездки в банк. Та неделя была трудной. Пол делал все возможное, чтобы разрядить обстановку, предложил мне уехать с ним на долгий уик-энд. Мне же ничего не хотелось, кроме как оставаться одной, чтобы разобраться в своих чувствах и обрести душевное равновесие. В конце концов я сказала ему: «Мне кажется, будет лучше всего, если мы будем жить как обычно, по крайней мере некоторое время». Мы отложили наш уик-энд, и я попыталась погрузиться в свои повседневные дела. Но это не спасло меня от неотступных мыслей. Я думала об Элане Слейде и о том, как милы бывают дети в четырнадцать месяцев, и все время меня сверлила навязчивая мысль: как мог такой человек, как Пол, совершить подобную ошибку? Но все же я верила его словам, что он нарушил свое обещание неумышленно.

Я опять побывала у своего врача, чтобы узнать, нет ли какого-нибудь нового лекарства, которое могло бы мне помочь, но он лишь снова предостерег меня от беременности. Я вышла от него в отчаянии. Я была ужасно подавлена, и мне понадобился целый день, чтобы сообразить, сколько других врачей в Нью-Йорке, и только я решила побывать у специалистов, как мне позвонил Брюс и спросил, может ли он повидаться с Полом.

В тот вечер у нас кто-то обедал, и Брюс сказал, что позвонит позднее. Я в тревоге думала, не возникли ли какие-нибудь препятствия в приготовлении к свадьбе. Родители Грейс планировали пышную свадьбу, а Брюс и Грейс выражали недовольство тем, что она превращалась, таким образом, в общественное событие, о котором госпожа Рошфор мечтала со дня появления Грейс на свет.

Наши гости уже ушли, и я собиралась ложиться спать, когда доложили о приходе Брюса.

Брюс был высоким, темноволосым юношей, в очках с массивной оправой, за стеклами которых прятались красивые глаза, унаследованные от Элизабет и придававшие ему какую-то неуловимую индивидуальность. Нью-Йоркский свет проявлял злобное недовольство, что он не был похож на Пола, но мне всегда казалось, что их характеры очень схожи. Это было одной из причин, заставлявших меня сомневаться, так ли уж Элизабет уверена в том, кто был отцом ее сына. Страстная приверженность к античной цивилизации сначала вызвала у него интерес к философии, которая теперь была источником его средств существования, и, развивая эти интеллектуальные склонности, он стал впечатлительным идеалистом и, пожалуй, слишком серьезным. «Совсем как Элизабет в молодости», — часто говорил мне Пол, но я по крупицам составила себе достаточное представление о прошлом Пола, чтобы понимать: эта характеристика с таким же успехом приложима и к нему самому, такому, каким он был много лет назад.

— Хэлло, Брюс! — приветствовал его Пол. — Не отметить ли нам вашу последнюю холостяцкую ночь?

— Слава Богу, я уже отдал этому дань полчаса назад. Не могу представить себе ничего более варварского, чем торчать на собственной свадьбе.

— Пожалуй, пойду к себе, с вашего позволения, — тактично ретировалась я.

Я оставила их одних, но, отпустив горничную, не легла, а в состоянии какого-то полного равнодушия ко всему уселась расчесывать волосы. Попыталась было решить, к какому специалисту теперь обратиться, но когда поняла, что слишком много думала о невыносимом бремени своей бездетности, сделала над собой усилие и стала думать о другом. Хватит ли у меня смелости сделать короткую стрижку? Я попыталась представить себе Элизабет в постели, но это мне не удалось. Совершенно несомненно, что она должна была воспринимать этот акт как не более чем непростительное нарушение хорошего вкуса…

Я не должна думать о других женщинах в постели Пола.

Пол был окружен женщинами, когда я впервые его увидела. Мне казалось, что это было так давно… почти так же давно, как и мое первое замужество! Я вышла замуж всего за два года до смерти Фредерика от брюшного тифа во время дипломатической командировки в Мехико, и теперь, когда вспоминала те годы, мне казалось, что по существу мы едва знали друг друга. После гибели моих родителей в железнодорожной катастрофе меня воспитывала бабушка в Филадельфии, а Фредерик получил такое же, почти монашеское, воспитание у своего старого дяди, затворника из Хадсон Велли. Наша любовь была приятно романтической, но «темная сторона брака», как называла определенные отношения замужняя сестра моей матери, если и не оставалась для меня темной, то во всяком случае была довольно мрачной. Мне доставляло удовольствие, отдаваясь Фредерику, делать его счастливым, но при этом сама я радовалась, что каждый каким-то таинственным образом лишенный остроты эпизод быстро завершался. Поэтому, когда Фредерик умер, меня вовсе не терзали воспоминания об утраченных наслаждениях, как могло было быть с другими женщинами, и я просто, ни на что не жалуясь, жила жизнью, приличествовавшей молодой вдове в то далекое довоенное время.

Потом, в один прекрасный день через три года после смерти Фредерика, когда мои друзья, у которых я гостила в Лонг-Айленде, устроили прием в своем саду, я впервые увидела Пола Ван Зэйла.

Его репутация была мне известна. Любой, имевший хоть какой-то вес на Восточном побережье, слышал о Поле Ван Зэйле, о том, как быстро он разбогател, о его нашумевшем разводе и о бесконечном потоке женщин, даривших ему свое внимание. Когда я увидела его в первый раз, он разговаривал с двумя из самых известных красавиц, а третья предлагала ему бокал шампанского. Он протянул руку за бокалом, рассеянно взглянул в пространство мимо своих собеседниц и увидел меня. Одного взгляда в эти темные глаза оказалось достаточно, чтобы я мгновенно вспомнила «темную сторону брака» и, залившись краской, в смятении от собственного разыгравшегося воображения, повернулась и убежала.

Я была слишком наивной, чтобы понять — он покорил меня своим обаянием. И мне было слишком мало известно о нем, а он к тому времени уже устал от холостяцкой жизни и хотел снова жениться. Он точно знал, какая ему была нужна жена, мог пересчитать по пальцам наиболее важные для него качества и, хотя я не представляла, отвечаю ли его требованиям, я скоро поняла: мне легче умереть, чем прожить остаток жизни без него. Я была согласна на роль глины в руках Пола, но могло быть и иначе, если бы он обращался со мной так, как приличествовало его репутации. Однако никто не мог быть больше джентльменом, чем Пол, когда он впервые заговорил со мной. Ни одна молодая женщина не могла и мечтать о более романтичном и по-рыцарски благородном поклоннике. Даже потом, когда он излагал мне свою концепцию брака с весьма необычными подробностями, я не могла быть вполне уверена, что он не будет мне изменять после женитьбы… или даже в те зимние месяцы, когда он за мной ухаживал.

Наша помолвка состоялась в апреле 1912 года, а свадьба была назначена на июнь. Я была в ужасе от мысли, что люди подумают: мы слишком торопимся со свадьбой, но еще больше я боялась: если отложить свадьбу надолго, Пол мог изменить свое решение и поэтому я не возражала против назначенной им даты. Кроме того, к этому времени мне уже не терпелось стать его женой, а Пол, как скоро выяснилось, вообще не желал ждать ни одного дня.

— Моя яхта спущена на воду, — сказал он мне в мае, — и стоит прекрасная погода. Давайте уплывем на уик-энд.

Я ответила, что предпочитала бы подождать, пока мы поженимся.

— После этого уик-энда я не буду домогаться вас до нашей первой брачной ночи.

— Но…

— Надо ли понимать так, что вам ненавистна мысль разделить со мной ложе?

— Мне трудно себе представить…

— Мне сорок четыре года, и вполне вероятно, что я проживу еще не меньше двадцати лет. Естественно, я захочу заниматься с вами любовью так часто, как только это будет возможно. Триста шестьдесят пять дней умножить на двадцать — семь тысяч триста дней — и это не считая високосных лет! Я согласен вычесть отсюда шесть месяцев полного физического изнеможения, но даже при этом: действительно ли вы готовы лечь в постель с мужчиной семь тысяч раз, не зная точно, будет ли это вам приятно?

Мы рассмеялись. Боясь показаться старомодной пуританкой, я стремилась выглядеть утонченной светской женщиной, но если быть честной, то я не очень-то усердствовала в этом. Я была слишком в него влюблена и мысленно уже вручила ему себя до конца моих дней.

Я отправилась на яхте на уик-энд.

Это было для меня откровением. Я никогда не думала, что способна вступить в любовную связь с мужчиной, хотя бы и обещавшим на мне жениться. Однако отважившись на это, я не сомневалась, что меня раздавит сознание собственной вины, но… ощущения вины у меня не было.

— Я знаю, что мне следовало бы чувствовать себя порочной и безнравственной, — говорила я Полу, когда мы стояли, опершись на палубные перила и любуясь закатом солнца, — на самом же деле я просто счастлива, как никогда в своей жизни. Что за создание принесло мне это счастье.

— Человек, — ответил Пол, и едва мы покинули борт яхты, как он предложил мне продолжить наши отношения.

— О, но что, если я забеременею! Пойдет гулять это ужасное слово «преждевременно», и все примутся считать на пальцах, сколько месяцев мы женаты…

— Боже Правый, — воскликнул Пол, — неужели вы действительно не верите в то, что я должным образом позабочусь о вас?

Я была настолько несведуща в вопросах регулирования деторождения, что не понимала, насколько тщательно он позаботился об этом уже на яхте.

— И кроме того, — добавил он, пользуясь случаем напомнить нам обоим о том, о чем я предпочитала не думать, — поскольку ваш врач определенно предупреждал вас об опасности очередного выкидыша, с моей стороны было бы просто преступно заниматься с вами любовью, не думая о последствиях.

По возвращении из свадебного путешествия я побывала еще у одного врача и убедила Пола предоставить мне дальнейшую заботу о предохранении. Мне удалось убедить как его, так и себя, в том, что моя следующая беременность была чисто случайной, в другой же раз он отнесся к этому явно скептически, и после этого на несколько лет взял контроль на себя. И только в 1921 году мне удалось добиться его разрешения использовать новое средство, самое надежное, последнее слово науки, предохранявшее женщин, не желающих иметь детей, но в 1922 году я обнаружила, что снова ухитрилась забеременеть.