Я подумала о том, как жестоко Пол развеял иллюзии Брюса.

— Я знаю его лучше, чем вы, — сказал О'Рейли.

— Если вы его так ненавидите, как вы можете…

— Оставаться у него на службе? Я остаюсь у него потому, что заинтересован в деньгах и хочу накопить их достаточно, чтобы иметь возможность увезти вас отсюда.

Я тут же подумала о вымогательстве. Ко мне мгновенно вернулись ужасные мысли об афере Сальседо, но я не смела думать об этом. Мужество мне изменило. Я не могла с этим ничего сделать.

— Но работать с ним каждый день, — говорила я запинаясь, — жить под этой крышей…

— Под вашей крышей. Это все, что мне нужно.

— Как мог Пол не догадываться?

Было что-то таинственное в том, что такой проницательный Пол мог так долго обманываться.

— Он думает, что я закоренелый холостяк.

— Но если он обнаружит…

Он неожиданно рассмеялся, и это несколько разрядило напряженность между нами. Он все время крепко прижимал меня к себе, но теперь выпустил, отошел на шаг, достал сигарету и стал разминать ее пальцами.

— Если бы он обнаружил, — весело сказал О'Рейли, — с ним случился бы припадок. Возможно, в буквальном смысле слова. — Он помолчал, все еще не закрывая портсигар. И потом тихо добавил: — Он же эпилептик, не так ли?

— Что! Эпилептик? — Это предположение было настолько смешным, что в конце концов я рассмеялась. — Разумеется, нет! Кто вам это сказал?

— Братья Да Коста.

— О, Боже, да разве они могут хоть что-то сказать о Поле? Какая низость! — кричала я, и в следующий же момент все мои волнения последних пяти минут слились воедино.

Я разразилась слезами.

Отложив портсигар, он снова обхватил меня руками и стал гладить мои волосы. Покончив с выражением извинений, он, пытливо взглянув на меня, спросил:

— А вам об этом ничего не известно?

— Мне известно, что это неправда! — отвечала я, вытирая слезы. — Последнее время меня удивляла клевета братьев Да Коста, но такое утверждение — это просто явная ложь! Да вы и сами должны это прекрасно знать — вы бываете с Полом не меньше времени, чем я! Известно ли вам хоть об одном его эпилептическом припадке?

— Нет, я ничего подобного никогда не видел.

Я, как ни странно, почувствовала облегчение.

— Но тогда…

— Он ведет себя порой довольно странно, не правда ли? Это возникающее у него иногда желание выйти… Эти таблетки фенобарбитала…

— Все это последствия перенесенной в детстве астмы. Она преследует его семью. Вот и Корнелиус страдает астмой! Может быть, братья Да Коста говорят, что и Корнелиус эпилептик?

Я освободилась от его рук, слишком злая, чтобы остаться в таком положении еще хоть ненадолго, и резким движением полностью освободила волосы, водопадом упавшие мне на спину. Подняв руки, я неловко пыталась найти шпильки.

— Простите меня, — снова проговорил О'Рейли, следуя за мной к зеркалу, у которого я пыталась собрать волосы. — Я не хотел доставлять вам неприятность. Я всегда знал, что каждый раз, когда дело касается вашего мужа, я должен обладать неоспоримыми фактами, если хочу убедить вас в чем-то, и поэтому с моей стороны было бы просто глупо поднимать вопрос о его здоровье. Позвольте мне обратиться к его переписке с Дайаной Слейд. Письма, без всякого сомнения, подтверждают, что…

— Я не желаю их видеть. Я всегда принимала его неверность, и, поскольку это так, она не может меня унизить. Но если я теперь начну вести себя как обычная ревнивая жена, то уверена, что буду чувствовать себя униженной, и именно поэтому категорически отказываюсь читать или обсуждать его переписку с другой женщиной.

Он умолк. Я видела его глаза, смотревшие на мое отражение в зеркале, и волосы мои казались мне такими тяжелыми, что мне никак не удавалось закрепить их собранными на голове. Когда они выскользнули из моих рук, он наклонил голову и поцеловал меня в шею.

— У вас самые прекрасные волосы из всех, какие мне доводилось видеть.

Я пыталась оттолкнуть его, но он лишь притягивал меня все ближе к себе. И снова я ощутила его кричавшее физическое возбуждение, порожденное его фанатизмом.

— Будьте моей. Прошу вас.

— Нет, я…

— Мы можем пойти в мою комнату.

— Это совершенно невозможно…

— Я лишь хочу доказать вам, что не разочарую вас.

Это было именно так. Я была в ужасе от этих мыслей. Никогда раньше ни одному мужчине, кроме Пола, не удавалось вызвать во мне такого ответного порыва.

— Я должна подумать, — нетвердо сказала я. — Мне нужно время. Прошу вас, Теренс. А теперь дайте мне уйти.

— Вы не можете так уйти, — проговорил он, целуя мои распущенные волосы, но отступил и не пытался больше прикоснуться ко мне, пока я их закалывала. Когда с ними было покончено, он сказал: — Я уезжаю с ним из города по делам на будущей неделе. Может быть, в июне мы сможем поговорить обо всем снова.

— В июле, — сказала я. — Бар Харбор.

«Я буду в безопасности в штате Мэн, ведь мы с Полом там всегда так близки», — подумала я при этом.

— Это не обещает мне больших возможностей, — заметил он, словно читая мои мысли.

— Уверена, что вы используете наилучшим образом любую возможность, какая вам представится.

— Сильвия…

— Ничего больше я сказать не могу, Теренс, правда, не могу, — не удержалась я, проговорив непослушным языком эти простые слова, и прежде, чем он смог бы разрушить мои последние оборонительные рубежи, убежала вверх по лестнице в свою комнату.


Я была в таком смятении, что прошел, по меньшей мере, час, прежде чем я осознала, на краю какой пропасти я стояла. И это угрожало нарушением, а возможно, и полным разрушением моего представления о действительности. Я не любила Теренса. Это было невозможно, поскольку я пока еще почти ничего о нем не знала, и было бы непростительно предаться опасным иллюзиям, уверяя себя в том, что мне будет легче его полюбить, когда я узнаю его лучше. Истина заключалась в том, что Теренс ничем не отличался от всех других мужчин, которые в прошлом пытались убедить меня, что такая неверность может быть приятной. Единственной причиной моего смущения было то, что он показался мне физически привлекательным. В попытках вновь обрести душевное равновесие я на минуту подивилась тому, что О'Рейли пробудил во мне такие чувства. Потом, вспомнив его фанатизм, я содрогнулась всем телом, не понимая до конца, было ли это влечение просто порочным, или же эротическим.

Во мне происходила борьба. Разумеется, не было и речи о том, чтобы ему отдаться. Я не осуждала тех женщин, которые, не получая удовлетворения от своих мужей, искали страсти повсюду, но вряд ли могла отнести себя к этой категории. Пол меня удовлетворял. Я его любила. Наш брак, как он сам еще недавно говорил, был счастливым, и если бы я рискнула разрушить его бесцельным увлечением другим мужчиной, я заслуженно посчитала бы себя сумасшедшей.

И все же… Какие именно дела связывали Пола с Дайаной Слейд?

Мое уравновешенное, рациональное здравомыслие пошатнулось и надломилось. Я думала о возможности любить человека, который никогда не посмотрит ни на одну другую женщину, которому будет легко говорить «я люблю вас», сильного и чуткого, близкого и неотчужденного.

Посмотрев на часы, я переоделась к обеду, и эта тривиальная процедура помогла мне осознать действительность и снова мыслить прагматически, не мучаясь неверностью Пола. Я уже давно приспособилась к необходимости принимать его таким, каким он был, и хотя все связанное с Дайаной Слейд было неприятно и обидно, мне казалось глупым нервничать по этому поводу и разрываться на куски. Разумеется, у меня открылись глаза на происходившее, но поскольку в интересах Теренса было мне лгать, с моей стороны было бы ошибкой принимать его слова за святую истину. Действительно, чем больше я думала обо всем этом, тем более невероятным казалось мне, чтобы Пол нарушил еще одно из своих важных обещаний, восстановив, хотя бы и путем переписки, свою умиравшую связь с мисс Слейд.

— У вас усталый вид, — заметил Пол, вернувшись в тот вечер домой. — Что-нибудь случилось?

— О, Пол! — Как только я его увидела, Теренс показался мне незначительным, и я сумела прогнать все мысли о Дайане Слейд. Пол поцеловал меня, крепко прижав к себе, и уселся рядом со мной на диван, когда Мэйсон принес нам питье. — Пустяки, — отвечала я, — просто весь день было неважное настроение. Сама не знаю почему.

— Но должна же быть какая-то причина!

— Может быть, дело в том, что я видела сегодня Кэролайн Салливэн на одном из заседаний моего комитета, и она показала мне несколько новых фотографий Тони — он стал таким очаровательным малышом, и я вдруг вспомнила, что он родился перед самым рождением ребенка Дайаны Слейд… — Я видела, как Пол отвел глаза, и поняла, что он сердится, потому что после инцидента со счетом от «Тиффэйни» мы оба старательно избегали этой темы. Мне пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы продолжить: —…И я подумала, не получали ли вы каких-нибудь известий от мисс Слейд. Может быть, она прислала вам фотографию своего мальчика? Я бы сделала это на ее месте.

— Вы же не на ее месте. — Он отпил половину томатного сока и взял лежавший на столе журнал.

— Вы хотите сказать, что она вам не пишет?

Пол кашлянул, прикрывшись журналом, зевнул и нетерпеливо повертел в руке свой стакан.

— Иногда мы обмениваемся традиционными любезностями. Совершенно нейтральными. Она начала с того, что прислала несколько фотографий, практически без письма, всего несколько строчек на латыни… Катулловское описание ребенка… достаточно умное. Я ответил на цитату другой цитатой, и вскоре эта игра превратилась в регулярную переписку. Да вот и сегодня я получил письмо, которое хочу показать Элизабет — там есть вопрос, на который я не могу ответить, и, может быть, Элизабет придет что-нибудь в голову. Вы можете его прочесть, если хотите, — добавил он с таким видом, словно этот разговор не имел для него никакого значения, и вытянул из кармана листок бумаги.

Я взглянула на сложенный листок из блокнота, но не дотронулась до него.

— Я понимаю, — сказала я, полагая, что голос мой прозвучал нейтрально, но наверное какая-то нотка задела Пола, и он раздраженно воскликнул: — Да о чем тут говорить? Вы против этой совершенно тривиальной переписки? Если против, то я прекращу ее, но, по правде говоря, не вижу для этого причины…

— Все в порядке. Но уверены ли вы в том, что должны искать помощи у Элизабет? Это выглядит так, как будто вы меня обманываете! — непринужденно заметила я, думая при этом о Дайане Слейд, об энергичной, решительной, амбициозной мисс Слейд, и понимая, что она хочет его возвращения в Англию.

Понимала я также и то, что Теренс, играя на моем отказе читать письма преувеличил их значение, чтобы восстановить меня против Пола.

Я очень рассердилась, но теперь по крайней мере уяснила свое положение. Пол был мой, и продолжал оставаться моим, и никакая, даже самая нещепетильная девушка на свете, не отнимет его у меня.

Гнев разгорячил меня. Чувствуя мое настроение, но не понимая, что мое недовольство направлено только против мисс Слейд, Пол в тот вечер, когда пришла пора ложиться спать, остался в своей комнате, но я пришла туда и улеглась, голая, к нему в постель. Не прошло и минуты, как мы стали заниматься любовью. Обычно я предпочитала делать это в темноте или в полумраке, но на этот раз попросила его включить лампу, а потом мы встали с кровати и подошли к большому зеркалу. Мне слишком хотелось эмоциональной разрядки, чтобы думать о сдержанности. Малейшие мелочи казались чрезвычайно возбуждающими: пот на спине Пола, игра света на его мускулах, его эротически жадное дыхание, обжигавшее мое тело… и самым возбуждавшим из всего было то, как его обходительная отчужденность растворялась в грубости физической близости.

Он не уставал говорить, как я прекрасна, как будто сам не мог до конца поверить в это, а когда мы вернулись в постель, покрывал поцелуями, не пропуская ничего, все мое тело, пока я не захотела его так, что снова буквально втянула его в себя. Он перекатился, не отпуская меня, оказался наверху, и я почувствовала, как хлынуло ему навстречу мое возбуждение, полностью вырвавшееся из-под моего контроля. Я кричала, но он не отпускал меня, а лишь сжимал все сильнее, пока мы не затихли. Когда он, наконец, поднялся, я снова увидела, как блестел от света пот, покрывавший его тело. Бедра мои тоже были влажными.

Потом он, смеясь, сказал мне:

— Через тринадцать лет вы по-прежнему способны меня удивлять!

— И потрясать?

— Да, это было восхитительно, — ответил Пол, не переставая улыбаться, и, хотя он уже начал ласкать мои груди, я решила, что на этот раз моя очередь, и стала его целовать. Меня удивила быстрота его реакции. Я мало рассчитывала на то, что он сможет снова взять меня, сразу же после такой изнурительной ласки, но, видно, он был в одном из тех своих вдохновенных состояний, когда полное изнеможение превращалось в простую, легко преодолимую помеху, и энергия снова струилась из него подобно электрическому току высокого напряжения. Я не имела никакого понятия о том, в котором часу мы наконец заснули. Слуга Пола пытался разбудить его в половине седьмого, но был вынужден отказаться от этой попытки. Когда он выходил из комнаты, я услышала, как он выключил оставленный нами свет.