Не задавая никаких вопросов, она спокойно взяла меня под руку.

— Поехали в Мэллингхэм.

Мы выехали из города, переправились через реку и медленно двигались предместьями, пока наконец не выбрались на большую дорогу.

Я ничего не говорил, молчала и Дайана. Мы проезжали по пасторальной, ничем не примечательной сельской местности, и настроение у меня улучшилось, ко мне вернулось ощущение времени, возвращая меня к реальности совершенно иного, по сравнению с атмосферой собора, мира. Проезжая по мосту недалеко от Вроксхэма, я видел, как кипела жизнь на реке. Вниз и вверх по течению сновали яхты и зашедшие сюда морские суда, прогулочные лодки и многовесельные шлюпки, и, хотя Дайана безразличным голосом проговорила: «Это торговая часть озер, а Вроксхэм курортный город», — меня снова стала околдовывать магия. На этот раз я не старался хитрить с собой и оставаться прагматичным, я вновь вернулся к своему романтическому представлению о времени, и, когда дорога пошла по болотистой местности, я увидел посреди полей паруса, хотя воды и не было видно. Лодки словно плыли по суше, и я пристально разглядывал этот таинственный мираж. Мне виделась суша, над которой господствует вода, и воды, окружавшие сушу, разделяя ее на сотни отдельных феодальных владений. Мы пронеслись через Хорнинг («Квайт после войны утратил свою самобытность», — с недовольством в голосе отметила Дайана) и переехали реку Энт по Ладхэмскому мосту, где призрачно устремлялись к небу две ветряные мельницы, от одной из которых остался лишь каркас.

Теперь мы уже ехали к Поттер Хайхэму.

Несколько южнее Хиклинга мы утратили ощущение современности. Над болотами покачивался от ветра камыш, где-то вдали белели паруса, а на бескрайнее небо наползали огромные тучи.

— Опять ветряные мельницы! — заговорил я в первый раз за полчаса, сидя на самом краю сиденья.

— Это осушительные установки. Они предотвращают затопление земли во время паводков.

Я не отрывал глаз от медленно вращавшихся крыльев ближайшей установки. По-прежнему сияло солнце. В лугах скот мирно щипал траву. Из-под крыш, крытых необычно темной соломой, выглядывали небольшие коттеджи.

За Хиклингом дорога пошла прямо на север в направлении Паллинга, Вэксхема и Хорси, но за милю до берега мы обнаружили почерневший от непогоды столб с указателем: «Мэллингхэм и Мэрш», и свернули с большой дороги.

Извилистый проселок неожиданно вывел нас к двум горбатым мостикам, проехав по которым мы сразу оказались в центре деревни. Церковь здесь была даже выше ладхэмской, проезжая мимо ее глиняных стен, я увидел за лугом дома. Это были не только вымытые добела мазанки, но и глинобитные постройки с выложенными из камня углами. На пивной, фасад которой выходил на луг, красовалась вывеска: «Рыба и ветчина».

— Уже недалеко до «Острова Мэллингхэм», — объяснила Дайана. — Первоначальное поселение саксонцев в годы первого нормандского нашествия было на острове.

Дорога снова резко повернула. Деревня скрылась из вида, и мы поехали по гати через болото к разрушенным воротам со сторожевой башенкой над пятнадцатифутовыми стенами. Проехав по широкому мосту и затем через ворота, мы оказались на просторной подъездной аллее, проходившей через лужайку с неподстриженной травой, окаймленную разросшимся кустарником.

Наконец моим глазам открылся дом.

Я прочел его описание и точно знал, чего следовало ожидать, но, не смотря на это, не сдержал возгласа изумления. Трудно себе представить, чтобы прошлое могло так превосходно сохраниться. Я всматривался в этот традиционный для средневековья дом с центральным строением и с пристроенными позднее крыльями, образовывавшими в плане знаменитую букву «Н». Стены были сложены из мелкозернистого, местами отшлифованного песчаника, с каменными углами того же типа, что в деревне, и хотя окна в крыльях дома были небольшими, в центральной части они были узкими и высокими, как в церкви. Восхищаясь центральной частью, относящейся к тринадцатому столетью, я вспомнил, что первое здание, построенное на этом самом месте, было еще старше. Сподвижник Вильгельма-Завоевателя, Алан Ричмондский, снес старый саксонский дом, когда ему в 1607 году было пожаловано поместье Мэллингхэм, и построил нормандский дом для размещения своей свиты во время его поездок в Восточную Англию. Позднее поместье было подробно описано в кадастровой «Книге судного дня». В те дни существовали два Мэллингхэма — Мэллингхэм Магна и Мэллингхэм Парва[4], но усадьба Мэллингхэм Парва исчезла под водой двести лет назад из-за многовековой эрозии береговой линии в Норфолке.

Дайана показала мне большую залу, с потолком, опиравшимся на тяжелые балки, лестницу, которая когда-то вела в солярий, и камин, на каминной доске которого резьбой был изображен герб Годфри Слейда — первого известного мэллингхэмского Слейда. Он приобрел этот дом перед тем, как отправиться в крестовый поход. Предполагалось, что он был сыном богатого торговца из Нориджа, который, желая себя возвеличить, купил дом у предыдущих владельцев, монахов аббатства Сент-Бинет, продавших его из-за непомерных налогов на недвижимость.

— Сюда, пожалуйста, — проговорила Дайана, но я по-прежнему разглядывал потолок.

Через несколько секунд я последовал за ней в дальнее крыло, где большая комната была обставлена как гостиная. Современный архитектор пробил двери на террасу… Мы вышли за викторианскими вазами, украшавшими балюстраду, я увидел лужайку для игры в крокет, эллинг для лодок, причал и сверкавшие воды Мэллингхэмского озера.

Отраженный водой, свет солнца слепил глаза. Я закрыл их и стоял, прислушиваясь к крику птиц, перекликавшихся на болоте, и гулу соленого морского ветра, доносившемуся сквозь заросли ивы у кромки воды.

И я снова почувствовал, как развертывается передо мной прошлое, никогда ранее не пережитое мною. Моему мысленному взору представилось, как оно простирается назад, во мглу, слой за слоем, период за периодом, недоступное сознанию, и его необъятность уже не волновала, а успокаивала меня.

Я открыл глаза и пошел через лужайку к воде. Стены времени были очень тонкими, и, пока я шел, я начал осознавать, что это бесконечное прошлое сливается с моим собственным настоящим. Я понял, что дошел до конца своего путешествия по окольным путям времени. Мною овладел глубокий покой. Слезы застилали мне глаза, я чувствовал, что наконец освободился от тюрьмы, которую выстроил себе сам в ином времени и в ином мире, там, далеко за океаном.

Мною овладело ощущение, что я пришел к себе домой.

«Вот чего я всегда желал, — услышал я собственный голос. — Вот что я всегда пытался найти».

Я повернулся. Она была рядом. Мы обменялись долгими взглядами, и она улыбнулась.

— Добро пожаловать в мой мир, Пол, — проговорила Дайана Слейд.

Глава четвертая

— А что ваши сопровождающие?

— Они могут подождать.

Мы поднялись наверх. Окна ее комнаты были обращены к озеру. Деревья, словно бахромой, окаймляли воды озера до Броугрэйв Левел в одну сторону, и до дюн Уэксхэма в другую. Задернув гардины, я повернулся и увидел, что она ждет меня в кровати с четырьмя маленькими колоннами для балдахина.

Проснувшись, я подошел к окну и отдернул гардину. Солнце все еще высоко стояло в небе, хотя уже близился вечер, над зеркальной поверхностью озера по-прежнему тоскливо кричали птицы. И все-таки освещение изменилось. Камыш потемнел, синева воды стала более глубокой, и было легко представить себе, как за дюнами, над неугомонными волнами Северного моря, начинала загораться золотая полоска вечерней зари.

Я оделся. Девушка безмятежно спала, и ее длинные ресницы касались щек. Задержав на секунду взгляд на ней, я спустился по лестнице в залу.

Там меня ждал О'Рейли. Он скромно сидел в кресле около двери и читал путеводитель по Норфолкским озерам.

— Все ли в порядке?

— Да, сэр. Мы устроились в западном крыле. Здесь все довольно примитивно, если подходить к этому с точки зрения американских стандартов, — привередливо проговорил О'Рейли, — но я уверен, что нам будет неплохо. Я договорился, чтобы нам принесли еду из деревенского трактира. Здесь нет никакой прислуги, кроме одной старухи, которая показалась мне глуховатой, недружелюбной и немного тронувшейся.

— А! Это, наверное, миссис Окс, — вспомнил я записку Дайаны.

Двадцать лет назад, когда у семьи все еще водились деньги, в Мэллингхэме служили трое подсобных рабочих, три горничные, два конюха, два садовника и экономка, но теперь все обязанности по хозяйству легли на старшего садовника и экономку, мистера и миссис Окс. Миссис Окс заботилась о Дайане, когда та вернулась в Мэллингхэм после смерти матери, но и сейчас она считала себя ответственной за все. Ее муж, получавший пенсию за участие в Бурской войне, по-прежнему занимался садом. Им никто ничего не платил с тех пор, как умер отец Дайаны. Какой-то старик, живший в лачуге на самом берегу озера, прогонял непрошеных посетителей, оберегал природу и отлавливал рыбу — форель, леща и линя, поддерживая тем самым необходимое равновесие.

В доме царило запустение. Большая часть книг, хранившихся в библиотеке, давно была продана, большая часть старинной мебели также ушла на покрытие экстравагантных расходов Гарри Слейда. Комнаты были обставлены разностильной мебелью, стены требовали покраски. Повсюду были следы мышей. Я узнал, что здесь была единственная ванная комната, один ватерклозет, и не было ни телефона, ни электричества, ни газа. Дом был небольшой, всего по пять спален в каждом крыле средневекового «Н», а зал с галереей по площади превышали каждое крыло. Кухни были примитивные, конюшни мало чем отличались от развалин, оранжереи стояли без стекол, заросшие сорной травой. В эллинге вместо яхты пылилась лишь парусная шлюпка, а стойло рядом с рессорной двуколкой занимал единственный пони. За конюшнями пятнадцатифутовые стены окружали участок в три акра, большая часть которого заросла травой. Мне показали выгул для пони, вполне пригодный для устройства теннисного корта, и лужайку для игры в крокет за задней террасой. Когда-то именье Мэллингхэм занимало площадь в несколько сотен гектаров, куда входили и церковь, и деревня, и все окрестные фермы, но за последние пятьдесят лет дома и земля были распроданы. Все, что теперь относилось к поместью, ограничивалось домом, садом и семьюдесятью пятью акрами водной поверхности, камыша и болота, составлявших Мэллингхэмское озеро.

— Я хочу вернуть всему этому жизнь, — сказала Дайана за обедом в тот вечер. — Но, разумеется, не в прежнем виде, ушедшем навсегда в прошлое. Я не намерена быть помещицей, живущей на ренту, получаемую с арендаторов. Но если — и когда — у меня благодаря моему бизнесу появится достаточно денег, я восстановлю и дом, и земельные угодья, здесь появятся и яхта, и автомобиль вместо этой развалившейся двуколки с пони в оглоблях, и прислуга для хорошего ведения дома, и произведения искусства, которые заменят те, что проданы отцом. Я снова соберу библиотеку с ценными книгами, и все это будет так же великолепно, как и двести лет назад, когда Уильям Слейд был членом парламента, а Слейды были знаменитым норфолкским семейством… Миссис Окс, да перестаньте же вы смотреть так, словно вот-вот наступит Судный День! Если бы вы знали, как это меня угнетает!

Старуха как раз принесла летний пудинг.

— Никогда не будет ничего хорошего, мисс Дайана, если здесь будут болтаться иностранцы, — заметила она, избегая смотреть в мою сторону.

— Подумать только! А я так стараюсь как можно чище говорить по-английски! — горестно заметил я, когда старуха вышла.

— Не обращайте на нее внимания — она не верит никому даже из Суффолка.

Закончив нашу трапезу, мы пошли побродить по саду. Над болотами на фоне бледного вечернего неба носились стайки скворцов и чибисов, а в зарослях камыша кричала выпь.

— Не хотите ли взглянуть на мою лабораторию? — предложила Дайана.

— Не больше, чем вы хотели взглянуть на Руанский Апокалипсис.

Мы остановились в аллее. Я подумал, не смотрит ли с неодобрением на нас миссис Окс из какого-нибудь незаметного окна.

— Я превратила в лабораторию часть кухни, где моют посуду, — объяснила Дайана, направляясь в оранжерею, в крыше которой не хватало многих стекол. — Для моих опытов нужна проточная вода. А результаты работы я храню здесь, чтобы их не выбросила миссис Окс. — Дайана подошла к верстаку, с которого были убраны садовые инструменты, и откинула брезент. Под ним оказался ряд бутылок с этикетками, вроде: «Настой от кашля для Перси, по чайной ложке через каждые четыре часа».

Дед и бабка Дайаны по линии отца жили в Индии, а вернувшись в Англию, привезли с собой няньку-индианку для своего маленького сына. Она прожила с ними в Англии двадцать лет и умерла от тоски по родине. Основой для экспериментов Дайаны стали ее косметические рецепты, которые тщательно записывала для потомков бабушка Дайаны.