— Наплевать. Должна же я знать, что и как.

Троица обосновалась в комнате Гарри — на верхнем этаже принадлежащего его отцу особняка. Несмотря на то что особняк стоял в Бель-Эйре — одном из самых приятных и фешенебельных районов Лос-Анджелеса, в доме было мрачновато. Такая атмосфера установилась здесь с тех пор, как мать Гарри, принадлежавшая к псевдохристианской секте Рожденных Свыше, сбежала со своим духовным наставником. Теперь она жила в общине секты где-то в Аризоне.

Комната Гарри тоже была темной и мрачной; тяжелые пурпурные гардины на окнах не пропускали внутрь дневной свет, стены были выкрашены глухой черной краской. Собственно говоря, Гарри красил ее сам и теперь очень гордился делом своих рук. Примыкающую к комнате ванную комнату он тоже попытался выкрасить в черное, но результат его разочаровал, поскольку нитрокраска из баллончиков плохо держалась на полированной мраморной плитке и бронзе.

— Не представляю, как ты можешь жить в такой обстановке! — пожаловалась Макс, посетив ванную. — У меня от этой черноты буквально мурашки по коже… Не понимаю, зачем мы пришли сюда?

— За спиртным, — пояснил Гарри. — Мой старик не вернется раньше полуночи, а мне не под силу перетащить в машину полтора десятка бутылок текилы и двадцать ящиков пива.

— Вот именно, — рассеянно подтвердила Куки. Она все еще надеялась, что Фрэнки позвонит.

— Откуда у твоего отца двенадцать бутылок текилы? — спросила Макс. — Он что, закладывает?

— Нет. Просто какой-то актер прислал ему целый ящик — рассчитывал, наверное, получить роль в одном из его телешоу. Отец постоянно получает в подарок всякое дерьмо, поэтому-то я и не боюсь, что он заметит пропажу.

— В подарок? — уточнила Макс.

— Ну, это был такой презент… типа подмазаться, — объяснил Гарри. — Кстати, актер так и не получил роли, так что текила, можно сказать, пропадает зря.

— Если Куки сумеет на секундочку оторваться от своего телефона, мы тебе поможем, — заявила Макс. — Только давай поскорее.

— В чью машину будем грузить? — уточнил Гарри.

— В мою, — решила Макс. — Я загоню ее в гараж, а когда Лаки улетит в Вегас, мы без проблем все достанем.

— А во сколько она улетает?

— Рано утром, что ли… В общем, чем скорее она уедет, тем раньше мы сможем начать.

— А ты уверена, что твой папик не вернется неожиданно домой? — спросила Куки. — Типа, сюрприз любимой дочке ко дню рождения?..

— Кто? Ленни?.. — ответила Макс. — Да никогда! Как только я отпущу домработниц, все будет в порядке — мы сможем делать что хотим. — Она вздохнула. — Скорей бы!..

Глава 10

У Армана не было собственного самолета — он считал, что это слишком большая обуза. Гораздо проще было нанять частный реактивный лайнер, который мог доставить его куда нужно. Да и летал он не так уж много — разве что в Акрамшахр. По дороге на родину Арман имел обыкновение на сутки останавливаться в Лондоне. Там он снимал номер в отеле «Дорчестер» и приятно проводил время, развлекаясь с элитными девочками по вызову. С самого начала Арман настоял, чтобы местная бандерша — титулованная особа, проживавшая в собственном особняке в Белгравии, — присылала ему только самых лучших своих девушек: стройных, хорошо воспитанных, иногда даже из аристократических семейств.

Унижать английских женщин Арману особенно нравилось. Он накачивал их наркотиками, а потом устраивал настоящие спектакли с участием двух-трех проституток, отдавая им приказания, которые те выполняли, что называется, «с огоньком». Этим, кстати, английские девушки выгодно отличались от американок, которые, как казалось Арману, часто симулировали повиновение и покорность.

Как и подозревал Фуад, в последнее время Арман действительно прибегал к кокаину чересчур часто. Сначала ему просто нравилось смотреть, как под действием наркотика купленные им женщины забывают все ограничения и табу, но со временем он обнаружил, что белый порошок дает ему самому ощущение безграничной сексуальной мощи, делает более тонкими и разнообразными испытываемые им ощущения и подстегивает фантазию. Правда, доза, которая требовалась ему для того, чтобы насладиться всеми нюансами соития, становилась все больше, но Арман не обращал на это внимания. Почему бы и нет, в конце-то концов? Ведь он неуязвим и может позволить себе все, что захочет.

Больше всего Арману нравилось вдыхать кокаин непосредственно с женского тела, с которым он забавлялся словно с игрушкой. Благодаря этому он получал максимум удовольствия от тех извращенных, унизительных техник и позиций, которые выдумывал порой буквально на ходу.

Удовлетворив свое сладострастие, Арман летел из Лондона в Акрамшахр. Пока продолжался праздник в честь отцовского дня рождения, он старательно избегал Сурайю и своих четверых детей, которых почти не знал. Собственно говоря, эти ежегодные поездки на родину нужны были ему только для того, чтобы обсудить с отцом кое-какие деловые вопросы, ибо Арман по-прежнему представлял в Штатах финансовые интересы эмира. Ни семья, ни прочие родственники его не интересовали.

Пожалуй, единственный вопрос, который не оставлял Армана равнодушным, был вопрос о наследстве. Эмир Амин Мохаммад Джордан достиг преклонного возраста и обладал огромным состоянием, которое после его смерти должно было перейти к сыновьям — по закону, дочери и жены не наследовали ничего. Арман же не собирался дарить свою долю братьям, которых ненавидел. В деньгах он не нуждался, к тому же компании, которые Арман основал вместе с эмиром, все равно отошли бы к нему, но и отдавать положенную ему часть наследства просто так он не хотел из принципа.

Арман знал, что отец любит его больше остальных сыновей, число которых к настоящему моменту достигло одиннадцати. Он был единственным, кто уехал из Акрамшахра и сумел добиться успеха на чужбине, а значит, он единственный чего-то стоил. Именно ему эмир доверил свои личные сбережения, которые потихоньку переводил в Америку на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств. И Арман твердо решил, что не подведет отца, что бы ни случилось.

И все же каждое возвращение в Акрамшахр давалось ему нелегко, хотя это был мир, в котором первенство безоговорочно отдавалось мужчинам. По сравнению с Америкой родная страна выглядела примитивной и отсталой даже несмотря на то, что ее жители пользовались самыми последними достижениями цивилизации и могли считаться очень состоятельными, даже по западным меркам. Пожалуй, единственным, что Арману здесь нравилось, было то, что женщины в Акрамшахре вели себя как подобает, то есть были покорны, услужливы и зависимы. Так, считал Арман, должны держаться все женщины, но попробуй скажи это американкам!..

Черный «Мерседес» с шофером доставил Армана из аэропорта в его дворец. Да, у него был собственный дворец, который предоставил ему отец. Иногда Арман даже думал: что сказали бы старательно карабкающиеся по социальной лестнице хозяйки нью-йоркских салонов, если бы узнали, что он — настоящий принц и живет во дворце? Да они бы глотки себе перерезали, лишь бы заполучить его к себе.

Во дворце его встречали многочисленные слуги. Сурайи, как и детей, не было видно, но Арману было все равно. То, что в Акрамшахре дети до определенного возраста остаются на женской половине, было еще одним достоинством восточного уклада жизни.

Первым делом Арман переоделся в традиционную одежду — тонкие шелковые шаровары и халат, какой носили все мужчины. Большинство женщин в Акрамшахре носили паранджу — длинную бесформенную накидку, закрывавшую фигуру от макушки до пяток. Только напротив лица делалось отверстие, закрытое тонкой волосяной или синтетической — еще одна уступка современности — сеткой. Арман считал это совершенно правильным. Исключением не были даже жены и наложницы эмира, которые, впрочем, почти не покидали дворца. Правда, мать как-то рассказывала ему, что женщины в гареме носили под паранджой дорогую одежду, купленную в Риме или Милане, куда их время от времени вывозили на шопинг. Эмиру Мохаммаду нравилось кружевное белье, поэтому он особо настаивал, чтобы его жены не жалели денег на предметы туалета.

Сама Пегги, впрочем, в подобных поощрениях не нуждалась. За годы, проведенные в Акрамшахре, у нее скопилось несколько чемоданов дизайнерской одежды и белья, а также внушительная коллекция ювелирных украшений.

О матери Арман старался вспоминать как можно реже. Он очень жалел, что Сидни Данн умер; с тех пор прошел всего год, но Пегги уже начала предъявлять свои права на сына. Она звонила Арману в любое время дня и ночи и жаловалась, что соскучилась, что давно его не видела, спрашивала, почему он до сих пор не женился и не подарил ей внуков. К счастью, Пегги не поддерживала связь ни с кем в Акрамшахре и ничего не знала о его жене и детях.

Арман хорошо понимал, какой кошмар его ожидает, если мать пронюхает, что у него уже есть семья. Никаких иллюзий на этот счет он не питал. Пегги наверняка станет настаивать на том, чтобы ей позволили принять участие в жизни внуков, а если она на чем-нибудь настаивала, то своего добивалась. Ни остановить ее, ни отвлечь не представлялось возможным, да Арман и не собирался этим заниматься. Проще было держать Пегги в неведении как можно дольше.

К счастью, в Америке о том, что у него есть семья, знал только Фуад, а в нем Арман был уверен как в самом себе. Он знал, что Фуад не предаст его, даже если его будут резать на куски — преданность хозяину была у него в крови.

Переодевшись в халат, Арман поспешил на мужскую половину — подальше от Сурайи и детей. Слуга тотчас подал ему пиалу крепкого чая и блюдо со сладостями. Другой слуга предложил сеанс массажа.

Немного подумав, Арман решил, что да, массаж — это то, что ему сейчас нужно.

Не спеша допив чай, он перешел в боковую комнату, где играла негромкая, медленная музыка. Две молодые девушки помогли ему снять халат и шаровары и устроиться на массажном столе.

Девушки были не шлюхами, а служанками, которые обращались с ним как с принцем, каковым Арман и был. Они нанесли подогретое масло на его грудь и живот и начали не спеша массировать тело Армана, постепенно опускаясь все ниже. Обе они были закутаны в белые покрывала, которые какое-то время спустя он приказал им сбросить. Да, девушки были молоды, но не настолько, чтобы обслуживать его орально, поэтому, несмотря на растущее возбуждение, Арман продолжал лежать неподвижно, ожидая, пока они доведут его до оргазма. До того, чтобы унижать служанок, он никогда не опускался.

Когда сеанс массажа был закончен, девушки сразу исчезли, но Арман этого даже не заметил. Уединение — вот все, что ему сейчас требовалось. Он был расслаблен, доволен и мог позволить себе помечтать о том замечательном трофее, который твердо решил заполучить.

«Ключи».

Его отель.

Единственная вещь, которая, как ему казалось, способна была удовлетворить его раз и навсегда.

Глава 11

Что ни говори, а с Сэмом было приятно провести время. Денвер очень нравились его слегка извращенное чувство юмора и неторопливое спокойствие, свойственное, скорее, провинциалам, хотя всю свою жизнь Сэм прожил в Нью-Йорке. И конечно, он был хорош собой — не красавец, конечно, но обаятельный, как Оуэн Уилсон. В свете последних событий немаловажным было и то, что Сэм происходил из простой семьи, и это тоже играло в его пользу. Денвер ни секунды не сомневалась, что ее братья были бы от Сэма в полном восторге, а вот к Бобби они отнеслись бы достаточно настороженно, если не сказать — прохладно. Молодые миллиардеры были для них неподходящей компанией.

«А для меня? — подумала Денвер. — На первый взгляд мы, конечно, не пара. А на второй?..»

В последнее время она часто пыталась убедить себя в том, что им с Бобби не суждено быть вместе ни при каких обстоятельствах. Денвер изобретала десятки доводов, подтверждающих это умозаключение, однако каждый раз у нее выходило, что она недостойна Бобби. Ну уж нет, тотчас начинала горячиться Денвер. Я что, какое-нибудь низшее существо? Или наоборот, Бобби — высшее? Да ничего подобного!

И все же, все же…

Никак не удавалось Денвер забыть и их школьные годы. Тогда Бобби ее просто не замечал, что называется — в упор не видел, так почему же он обратил на нее внимание теперь? Ведь она осталась прежней Денвер… ну, почти прежней. Исчезли скобки на зубах, стала другой прическа, да и подростковая полнота куда-то подевалась; в остальном же она нисколько не изменилась. Может, изменился сам Бобби? Тоже вряд ли. С его возможностями он, конечно, мог бы стать самым заурядным надменным сукиным сыном, но, насколько Денвер успела заметить, теперь он держался совсем не так заносчиво, как в школе.

В чем же дело? Она так и не смогла ответить на этот вопрос.