Для женщин в Акрамшахре были установлены особые правила. Тем, кто происходил из бедных семей, не разрешалось учиться; их с раннего детства заставляли исполнять черную работу и носить паранджу, закрывавшую тело от макушки до пяток. Женщины и девушки из богатых семей могли делать все, что им заблагорассудится. Большинство предпочитали получать образование в Европе; многие там и оставались, не желая возвращаться в Акрамшахр, где их могли насильно выдать замуж за совершенно незнакомого человека. Это, кстати, произошло с Сурайей, которая училась в закрытой частной школе в Швейцарии и приехала в Акрамшахр на каникулы. Школу она так и не окончила — по прямому указанию эмира ее сделали женой Армана, когда ей было всего пятнадцать.

Сурайю Арман никогда не жалел. Зачем ей образование, думал он. Разве мало того, что она стала матерью его детей и этим доставила удовольствие эмиру? Доставлять удовольствие мужчинам — вот в чем единственное предназначение женщин.

Ежегодные поездки на день рождения отца окончательно закрепили его взгляды и привычки. Сейчас Арман чувствовал себя самым настоящим принцем. Быть может, когда-нибудь он даже раскроет окружающим свою тайну — американцы, как было ему доподлинно известно, неровно дышат ко всяким аристократам, а уж перед особой королевской крови они и вовсе будут ковром расстилаться. Но его время еще не настало, и Арман понимал это очень хорошо. Кроме того, он не сомневался — ему вовсе не обязательно раскрывать свое инкогнито, чтобы купить этот отель, которому суждено стать главным сокровищем его бизнес-империи. Для этого достаточно просто заплатить деньги, и ключи от «Ключей» окажутся у него в кармане.

И произойдет это сегодня.

Усмехнувшись дурацкому каламбуру, который пришел ему на ум, Арман отправился в ванную комнату. За собой он всегда тщательно ухаживал, поэтому, употребив пару дорожек кокаина, Арман принял душ, а потом принялся смазывать кожу различными кремами и лосьонами. Дольше всего он массировал яички и член — этот бесконечно прекрасный и совершенный жезл мужества, которым очень гордился. При этом он вспоминал шлюх, с которыми провел вчерашний день, и до того возбудился, что для снятия напряжения вынужден был прибегнуть к подручным средствам. Не слишком гигиенично, зато приятно — гораздо приятнее, чем быть с женщиной.

Закончив свои манипуляции, Арман снова принял душ, заново опрыскал кожу лосьоном и, полюбовавшись на себя в зеркало, начал одеваться. Сначала он надел шелковую рубашку от «Тернбула и Асера», сшитую в Лондоне специально для него, потом повязал галстук, купленный за триста пятьдесят долларов в магазине «Нойман Маркус» в Беверли-Хиллз, и наконец облачился в жемчужно-серый в тонкую полоску костюм, который обошелся ему в восемь с половиной тысяч долларов.

Бросив на себя в зеркало еще один взгляд, Арман не без удовлетворения подумал, что выглядит очень стильно и модно. Не зря женщины буквально охотятся за ним, и не зря журнал «Нью-Йоркер» назвал его одним из самых популярных холостяков в городе.

В городе, ха!..

Как насчет всего мира?

* * *

Несмотря на то, что в ресторане Пегги изрядно нагрузилась, ей долго не удавалось заснуть. Возбужденный мозг лихорадочно работал, вновь и вновь оживляя воспоминания сорокалетней давности — воспоминания о тех временах, когда огненноволосая Пегги Линдквист была любимицей доброй половины вегасских мужчин.

Оказалось, что она очень неплохо помнит те давние события и людей, с которыми ей приходилось сталкиваться. И конечно, она помнила Джино Сантанджело. Когда Фуад назвал ей имя и фамилию старика, который привлек ее внимание в ресторане, Пегги едва не завопила от восторга. Она узнала его практически сразу, но не была уверена в том, что это действительно он. Слова Фуада развеяли последние ее сомнения. Джино жив. И он до сих пор в Вегасе. Это было просто поразительно, ведь прошло столько лет…

Лас-Вегас, 1968

Пегги Линдквист приехала в Вегас из Огайо. Тогда она была совсем юной, но амбициозной девчонкой с ногами, росшими от ушей, матово — белой кожей и огненно-рыжими волосами, которые невозможно было не заметить… И ее замечали. Рыжеволосая красотка привлекала к себе внимание всех мужчин без исключения. Как и большинство своих сверстниц, Пегги покинула родной дом с намерением сделать в Вегасе карьеру или по крайней мере заполучить богатого дружка. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она готова была дать любому, лишь бы добиться своего.

Довольно быстро ей удалось получить место в «Цезарс-палас», где она танцевала в кордебалете популярного шоу. Обязанности были просты — главным было повыше задирать ноги, чтобы как следует завести публику. Иногда Пегги позволяла себе показать зрителям грудь, якобы случайно выскользнувшую из лифа атласного платья, расшитого мишурой и украшенного пышными страусовыми перьями. Груди у нее были натуральными и к тому же весьма не маленькими (размер 36 — С), с большими розовыми сосками. Мужчины кончали в штаны от одного их вида.

Девственность Пегги потеряла еще в тринадцатилетнем возрасте и с тех пор регулярно занималась сексом, как с одноклассниками, так и с парнями намного старше себя. Она отлично знала, что ́ нужно мужчинам, и умела заставить их просить об этом.

С Джо Пискарелли она познакомилась на какой-то вечеринке. Джо был на двенадцать лет старше и отличался особой, жестокой красотой, словно гангстер из голливудских фильмов «про мафию». Девчонки теряли голову, стоило ему только щелкнуть крепкими смуглыми пальцами, но Пегги повела себя умнее. Она разыгрывала из себя недотрогу до тех пор, пока Джо не распалился настолько, что позабыл о своей мужской гордости. Он буквально умолял ее перебраться к нему. В конце концов Пегги согласилась и поначалу нисколько об этом не жалела. Неприятности начались позже. У Джо оказался бешеный темперамент; он впадал в ярость по самому ничтожному поводу и совершенно переставал себя контролировать. Каждый раз, когда это случалось, Пегги сбегала из дома, чтобы переждать бурю у кого-нибудь из подруг.

Однажды, спасаясь от ярости Джо, она поехала к девице из кордебалета, у которой никогда раньше не бывала. Там Пегги и встретила Джино Сантанджело. Он был старше Джо, но она сразу почувствовала окружавшую его ауру таинственности и силы. Уже тогда Джино Сантанджело считался некоронованным королем Вегаса — о нем и о его подвигах в городе ходили легенды. Пегги была наслышана об этом потрясающем человеке, главным образом — как о неутомимом любовнике, но сталкиваться с ним ей еще не приходилось.

В тот раз она переспала с Джино.

Продолжения не последовало, но Пегги знала — этой ночи она не забудет никогда.

На следующий день она как ни в чем не бывало вернулась к Джо.

А еще через две недели Пегги уже летела в Акрамшахр в личном «Боинге» эмира.

Сегодня она снова увидела Джино, и четырех десятилетий как не бывало. Конечно, он сильно постарел, но, глядя на его морщины и седину, Пегги как наяву видела того, прежнего Джино, которого так и не смогла забыть, как не смогла забыть их единственную ночь, наполненную обжигающей страстью.

Пегги до сих пор дорожила этим воспоминанием.

* * *

Своим внешним видом Арман остался весьма доволен. Костюм сидел как влитой, сорочка сияла белизной. Общую внушительную картину дополняли массивные золотые запонки и браслет из оникса с бриллиантами на левой руке, а также украшенные теми же бриллиантами часы за четыре с половиной тысячи долларов, которые Арман надел на правую руку. Это было не очень удобно, поскольку он был правшой, однако часы ему были нужны вовсе не для того, чтобы узнавать, который час. Дорогие часы на правой руке, считал он, будут заметнее и произведут более сильное впечатление.

Ну вот наконец он готов. Готов к переговорам, которые изменят его жизнь. Да что это он — какие переговоры?! Это будет просто встреча, во время которой продавец назовет цену, а он — выпишет чек, после чего великолепный вегасский отель перейдет к нему. От Нью-Йорка Армана уже тошнило — тошнило от нью-йоркских женщин, клубов, приемов и вечеринок. Ему нужны были перемены.

Вегас в этом отношении мог предложить ему многое.

Арман не сомневался, что очень скоро он покорит все Западное побережье, точно так же, как подчинил себе Восточное.

Глава 26

— Есть хочу! — пожаловалась Макс, как только Бобби появился из ванной комнаты в хвосте самолета.

Она знала, что ведет себя как капризный, эгоистичный ребенок, которому не уделяют достаточно внимания, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, должна же она выместить на ком-то свое дурное настроение!

— Когда это ты успела проголодаться? — откликнулся Бобби, которому не терпелось поскорее вернуться к Денвер. — В любом случае на борту полно продуктов. Буфет в твоем распоряжении. Скажи Ханни, и она…

— Хочу гамбургер, — упрямо заявила Макс. — Может, сходим в «Хард Рок», когда прилетим?

— Извини, сестренка, но я занят. — Бобби покачал головой. — Джино, наверное, уже приехал. Позвони ему из аэропорта, он тебя сводит.

— Тоже мне — удовольствие! — фыркнула Макс. — Сидеть в молодежном кафе с собственным дедом!

— Твой дед великий человек, — нахмурился Бобби. — По-настоящему великий. Таких, как он, ты, быть может, никогда больше не встретишь. Джино практически создал Вегас, так что на твоем месте я бы повнимательнее прислушивался к тому, что он рассказывает. Может быть, ты и научишься от него чему-то полезному.

— Слушай, почему ты сегодня такой злой? — спросила Макс, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.

— Кто злой? Я?.. Тебе показалось.

— Нет, ты злой! — Макс едва ногой не топнула. — И ты не обращаешь на меня никакого внимания!

— Да что с тобой сегодня?! — Бобби раздраженно покачал головой. — Какая муха тебя укусила? Тебе уже восемнадцать, а ведешь ты себя так, словно тебе нет восьми.

— Со мной ничего, — сердито буркнула Макс. — А вот с тобой… Да ты просто прилип к этой своей… как там ее…

— Ее зовут Денвер, — строго сказал Бобби. — И постарайся быть с ней полюбезнее.

— Это еще почему? — Макс прищурилась. — Или, может, ты собираешься на ней жениться?..

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она тотчас о них пожалела. У нее и так хватает врагов, не стоит восстанавливать против себя еще и Бобби. Ведь он — ее единственный союзник: до сих пор он понимал ее как никто и всегда защищал даже от Лаки. Ну, пожалуйста, Боженька, мысленно взмолилась Макс, сделай так, чтобы Бобби забыл о том, что она сказала, чтобы он обнял ее и снова стал прежним — любящим, понимающим старшим братом!

Увы, ее молитва пропала втуне. Бобби бросил на нее холодный взгляд и, слегка покачав головой, вернулся на свое место рядом с прокуроршей. Почти одновременно с этим из дверей служебного помещения появилась Гитта и объявила, что самолет приземлится через пятнадцать минут и что всем пассажирам нужно занять свои места и пристегнуть ремни.

Вернувшись в кресло, Макс застегнула ремень и, прижавшись лбом к окну, за которым не было видно ничего, кроме облаков, стала думать о том, где сейчас Билли и чем он может быть занят. Небось трахает очередную малолетнюю дурочку, хмуро подумала она. Как же, он ведь звезда!

Сейчас Макс казалось, что суперзвезды отличаются от большинства людей главным образом тем, что готовы трахаться когда угодно и с кем угодно. И ей следовало об этом помнить. В конце концов, она сама родилась в неординарной семье и должна была хорошо изучить повадки знаменитостей, которые зачастую вели себя как самые настоящие сексуальные хищники, но нет — она поддалась экранному обаянию Билли словно какая-нибудь наивная провинциалка.

Дура! Дура! Дура!..

Где ты, Туз? Ты мне очень нужен!..

* * *

Туз сидел за рулем своего небольшого грузовичка. Он спешил в Вегас, и настроение у него было самое распрекрасное. Туз уже предвкушал, какой сюрприз он преподнесет Макс, когда появится на вечеринке в честь ее дня рождения. Ей, конечно, и в голову не придет, что он может оставить стройку, на которой работал, и примчаться из Биг-Беара в Вегас. Макс будет просто потрясена. Что ж, она сама постоянно твердит, что ему нужно расслабиться и вести себя более непредсказуемо и спонтанно. Как говорится, получите, распишитесь.

Туз и Макс встречались уже больше года, но виделись нечасто, так как жили довольно далеко друг от друга. Несмотря на это, их отношения оставались достаточно близкими, хотя Туз не раз задавался вопросом, как-то они будут развиваться, когда он наконец накопит денег и переедет в Лос-Анджелес. Что ж, тогда и посмотрим, отвечал он себе.