Маргарет Пембертон - Богиня

Она судорожно вцепилась в свою белую кожаную сумочку.

Ни одна женщина не способна болеть так долго, как Кариана, и все же время от времени появляться на людях в очевидно добром здравии, сияя красотой и молодостью. Даже Видал, казалось, не знал точно, что с ней. После разговора с Лейлой она спросила его, не туберкулез ли у Карианы, но Видал ответил отрицательно и пояснил, что диагноз никак не могут поставить.

– Готова побиться об заклад, именно так и есть, – пробормотала Валентина, яростно сверкая глазами. – Эта стерва здорова как лошадь.

Она решительно шагнула к своей машине, в полной уверенности, что наконец разоблачила Кариану. Эта истеричка, должно быть, попросту страдает ипохондрией. Ей нравится разыгрывать несчастную больную, доставляет извращенное удовольствие отрывать Видала от работы, когда ей вздумается. Ну что же, ей это удалось в последний раз. Валентина отправится в Вилладу и сама встретится с этой симулянткой, предпочитающей целыми днями валяться в постели с видом умирающей. Валентина раз и навсегда откроет глаза Видалу на так называемую болезнь жены.

Валентина, мрачно хмурясь, выехала на дорогу. Ей не нравилось то, что предстоит сделать, но выхода нет. Видал связан цепями давно изжившего себя брака. Чем скорее он поймет правду, тем раньше они начнут совместную жизнь. Жизнь, в которой найдется место их ребенку.

Приблизившись к Вилладе, она с удивлением увидела, что высокие ворота из кованого железа распахнуты настежь, и остановила машину у самого дома, как раз позади «роллс-ройса».

Глубоко вздохнув, женщина ступила на аккуратно посыпанную гравием дорожку и пошла к входной двери. Она тоже была открыта. Валентина на миг замешкалась и тут же решительно постучала.

Но вместо Чея на пороге появилась молодая женщина с растрепанными волосами и безумным взглядом.

– О Боже! Я думала…

Она осеклась, с трудом пытаясь сохранить равновесие.

– Прошу прощения, мистера и миссис Ракоши сейчас нет дома.

И даже не спрашивая, что передать, попыталась закрыть дверь перед носом Валентины. Но той удалось проскользнуть мимо нее в холл с мраморным полом.

– Я знаю, что миссис Ракоши неважно себя чувствует и что мистер Ракоши дома. Мне бы хотелось видеть его, – твердо заявила она.

– Хейзл! – прогремел Видал из гостиной.

– Прошу вас уйти, пожалуйста, я…

Но Валентина, решительно отстранив девушку, пытавшуюся вытолкнуть ее на улицу, пошла в гостиную.

– Остановитесь! Вам туда нельзя! – охнула девушка, хватая ее за руку.

Валентина резким движением стряхнула ее, убежденная, что кто бы ни была эта женщина, она нуждается в услугах психиатра. На пороге гостиной она остановилась, широко раскрыв глаза от изумления. Она ожидала увидеть Кариану, возлежавшую на диване, и Видала, не отходившего от жены, но здесь царила невероятная суматоха. Шофер Видала говорил по одному телефону, Видал – по другому, а Чей ломал руки и стонал, словно только сейчас получил известие об ужасном несчастье.

– Обзвоните все больницы города! – крикнул Ракоши водителю и объяснил невидимому собеседнику: – Кто-нибудь непременно должен ее заметить. Уже полдень, а на ней только ночная рубашка.

– Это полиция? – спросила женщина, вбежавшая вслед за Валентиной в комнату.

– Да, – процедил он. – Пока ничего нового. Райли, поезжайте в центр. Хейзл, возьмите свой «паккард» и начинайте прочесывать Беверли-Хиллз. Чей, отвечай на звонки.

– Где вы собираетесь ее искать? – осведомилась Хейзл, хватая ключи от машины.

– В доме каждого мужчины, с которым она хотя бы едва знакома, – рявкнул Видал с побелевшим от тревоги лицом.

Все бросились к двери, однако при виде Валентины на мгновение замерли.

– Идите, – резко велел Видал Хейзл и Райли. – Валентина, какого черта ты здесь делаешь?

Он никогда раньше не разговаривал с ней подобным тоном.

– Я приехала поговорить с тобой… с Карианой… – запинаясь, пробормотала Валентина, внезапно осознав: здесь произошло нечто страшное. И она совершила ужасную ошибку.

– Увидимся сегодня в десять, если ее к тому времени найдут, – коротко бросил он, направляясь мимо нее к открытой двери. «Паккард» Хейзл, взревев мотором, уже удалялся, а за ним последовал Райли на «роллс-ройсе».

– Что значит, «найдут»? – удивилась Валентина, едва поспевая за Видалом, бегущим к гаражу, где стоял сделанный по специальному заказу «вуазен», которым он редко пользовался. – Я думала, она больна, а не потерялась.

Видал рывком распахнул дверь гаража.

– Она больна! – в отчаянии вскрикнул он, бросаясь в машину и заводя мотор. – Но это болезнь не тела, а разума. Моя жена – шизофреничка. Теперь ты понимаешь?

Машина выехала на подъездную аллею.

– Неделями, даже месяцами, она остается милой, спокойной, доброй, и потом происходит это!

Валентина устремилась за машиной.

– Но она ведь поправится, правда?

– Нет! – завопил Видал с искаженным мукой лицом. – Она спит с мужчинами, которых даже не знала раньше! Разгуливает по бульвару Сансет в одной рубашке или вообще голой! Ежесекундно подвергает себя опасности быть избитой, изнасилованной, попасть в тюрьму. А потом ничего не может вспомнить о том, что с ней было, черт возьми!

«Вуазен» ринулся по узкой дороге, оставив Валентину стоять в облаке пыли. Постепенно воздух прояснился. С дерева слетела колибри, сверкая переливающимися на солнце багряно-золотыми крыльями. Валентина долго еще стояла неподвижно, даже после того как шум мотора замер вдали.

Она беременна от человека, который никогда не сможет на ней жениться. К тому же они оба живут в городе, который никогда не простит подобного греха. Те, кто пресмыкался перед ней, теперь подвергнут ее публичному осмеянию и изгонят из общества. Пресса уничтожит ее репутацию и карьеру. Гнев ревнителей приличий будет неумолим, словно ярость Господня, и все члены женских клубов придут в праведное негодование.

Если она родит ребенка, ни одна студия в городе не даст ей работы. И тут, словно удар в сердце, еще одна ужасная мысль пронзила туман безысходности, окутавший ее. С Видалом тоже будет покончено.

Она открыла дверцу машины и без сил упала на сиденье. Перед ней два пути – родить ребенка и погубить Видала. Или родить ребенка и скрыть имя отца. Это значит, что она потеряет Видала. Навеки. И все оставшиеся годы проведет в одиночестве.

Валентина почувствовала невероятную слабость, будто невидимая стальная рука безжалостно выдирала внутренности, и что было сил вцепилась в руль.

Если она скажет Видалу правду, ему придется выбирать между ней и Карианой. Каким-то безошибочным инстинктом девушка поняла, что он выберет ее, и тогда будущее навсегда омрачит тень Карианы. Валентина любила Видала всем сердцем и не могла допустить этого. Она обязана защитить его от скандала публичного разоблачения, не допустить, чтобы Видала заклеймили всеобщим осуждением как женатого человека, ставшего отцом внебрачного ребенка. Если правда всплывет наружу, ему больше никогда не найти работы в Голливуде.

– Будь прокляты эти лицемеры! – вырвалось у девушки. По ее лицу медленно ползли тяжелые слезы. – Кому какое дело, кто отец моего ребенка? Кому какое дело, замужем я или нет? Почему до этого должно быть дело кому-то, кроме меня?

Но она прекрасно сознавала, что в подобных случаях Голливуд беспощаден даже к звездам ее величины.

Валентина проехала через все еще открытые ворота и направилась в город. Необходимо, чтобы ее видели с другими мужчинами. Пусть люди гадают, кто отец ее будущего ребенка. А у Видала вообще не должно остаться никаких сомнений. Ему она категорически скажет, что отец не он. И сделает все, чтобы он поверил.

Валентина тихо заплакала. Видал всегда утверждал, что она великая актриса. И теперь ей придется блестяще сыграть свою последнюю роль.

Видал позвонил ей поздно вечером. – Я заеду за тобой через четверть часа, – устало пробормотал он. – Поужинаем в «Чейсен».

– Кариана! С ней все в порядке? – тревожно спросила она.

– Хейзл нашла ее в центре, как раз в ту минуту, когда она уже собиралась войти в один из клубов. К счастью, вокруг было не так много народу, а те, кто видел ее, попросту не узнали. Сейчас она спит, а завтра утром и не вспомнит о том, как сбежала из дома.

В его голосе звучало столько боли, что сердце Валентины едва не разорвалось, особенно при мысли о том, что ей предстоит ранить его еще сильнее.

– Увидимся, – запинаясь пробормотала она и дрожащей рукой, не попадая на рычаги, бросила трубку.

Неужели сегодня их последнее любовное свидание? Думать об этом было невыносимо. Она спросит его в последний раз, есть ли у них общее будущее. Ведь у Карианы наверняка много родственников, которые могли бы заботиться о ней. Уолли Баррен говорил, что она принадлежит к одной из самых аристократических семей на восточном побережье.

Надежда росла, и Валентина лихорадочно цеплялась за нее. Она даже нашла в себе силы надушиться и подвести глаза.

– Пожалуйста, Боже, пусть он скажет «да»! – прошептала она, застегивая на шее жемчужную нить. – И пусть все будет хорошо! Пожалуйста! Прошу тебя!

Он обнял ее в тот же миг, как переступил порог, и долго, с мучительной нежностью, целовал.

– Сегодняшний день был настоящим адом, – выдохнул он наконец, разжимая руки. – Пойдем поужинаем, выпьем что-нибудь и поговорим.

– Да, – кивнула она, пытаясь сохранить самообладание. – Нам о многом нужно поговорить, Видал.

Метрдотель, почтительно кланяясь, приветствовал именитых гостей, и Видал попросил его отвести им кабинку в самом уединенном уголке. Сегодня у них было не то настроение, чтобы изучать меню, и пришлось оставить заказ на усмотрение официанта.

Как только они остались одни, Видал крепко сжал руку Валентины.

– Прости за утреннюю сцену. Ты, должно быть, никак не могла понять, какого черта здесь случилось.

– Не могла. Сначала.

Она судорожно вцепилась в его пальцы, словно боялась, что Видал исчезнет.

– Почему ты не рассказал мне раньше? Я… я понятия не имела, что Кариана… так больна.

– Никто и не знает. Кроме слуг и Тео.

– А ее родные?

Видал помрачнел.

– Им известно, что у нее неустойчивая психика, но всю правду я утаил.

– Но почему? Зачем скрывать такое? Они могли бы помочь.

– Я уже пытался все им объяснить, – с горечью ответил Видал, – и с меня хватит. Их решение любой проблемы, которая, как они выражаются, может «опозорить семью», – Делать вид, что ее попросту не существует. Если же это им не удается, тогда ее необходимо скрыть, да понадежнее.

– Не понимаю, – дрожа, пробормотала Валентина. Родители Карианы должны помочь, иначе как Видал сможет уйти к ней? Жениться и дать имя своему ребенку?

– Если Кариана вернется домой и выкинет нечто, подобное Сегодняшнему, сверхреспектабельные Дансарты очень быстро и без всякой огласки отправят ее в частную лечебницу для умалишенных.

Во рту у Валентины так пересохло, что она с трудом разлепила губы.

– Похоже, именно в этом она и нуждается? – нерешительно спросила она, не в силах встретиться с ним взглядом.

– Нет! – взорвался Видал, отдергивая руку и нервно Приглаживая волосы. – Большую часть времени она совершенно нормальна. Конечно, тебе трудно поверить в такое, но это чистая правда. Она очень мягкая и застенчивая.

– Тогда в чем дело? – недоумевающе прошептала Валентина. – Что с ней происходит?

– Не знаю, – с отчаянием признался Видал. – Без всяких причин она начинает меняться. Становится капризной, раздражительной, угрюмой и мгновенно теряет способность логически мыслить. Иногда все кончается потоком слез и непристойностей, иногда, как сегодня, она исчезает с первым попавшимся знакомым мужчиной. При этом Кариана сыплет гнусностями и не сознает, одета она или голая.

При появлении официанта, принесшего вино, оба замолчали, но после его ухода Видал продолжал:

– Лечебница ничего хорошего не даст. Большую часть времени она просто будет недоумевать, почему ее туда поместили.

– Но она должна осознавать, что больна!

– Кариане известно только, что есть дни, которые начисто выпадают у нее из памяти. И что в это время ее поведение… мягко говоря, не совсем укладывается в рамки приличия. И теперь она живет в постоянном страхе.

– Именно поэтому она и уезжает так часто? – допытывалась Валентина, чувствуя, как с каждым мгновением умирает надежда.