— Знаешь, я нисколько не удивлюсь, если выяснится, что меня ищет Интерпол.

Тоня изумленно взглянула на подругу:

— Это шутка у тебя такая?

— Если бы! Ладно, хватит тянуть кота за хвост. В общем, я к тебе приехала спрятаться.

Вместо того чтобы испугаться, Тоня рассмеялась:

— Неужели наше исконно российское неуважение к закону прокралось вместе с тобой за океан?

— Это хорошо, что ты шутишь, — неуверенно проговорила Надя, — но, возможно, когда ты узнаешь все…

— Надеюсь, что узнаю, — мягко проговорила Тоня, приподнимая рюмку с ликером. — Соловья баснями не кормят. Давай вначале выпьем, а потом споешь. — Она опять рассмеялась и, с трудом подавив смех, проговорила: — Прости, что-то на меня некстати веселье напало.

— Да нет, ничего, смейся… Подожди, я кое-что принесу.

Надя ушла с веранды, и видно было, как она включила свет в комнате, в которую Тоня отнесла ее вещи.

— Вот смотри.

Она поставила на пол небольшую стопку книг.

— Ты привезла с собой книги? — удивилась Тоня, коснувшись рукой переплета. — Да какие толстые! Читаешь в подлиннике? Жаль, я не настолько знаю английский язык. Разве что со словарем.

— Ничего, это содержание станет понятно тебе и без словаря.

Она взяла верхнюю книгу, положила на столик перед Тоней и открыла ее не глядя.

Внутренность книги была предварительно выпотрошена, неумело вырезана ножом, и все опустошенное пространство оказалось заполнено пачками долларов. Тоня взяла наугад следующую книгу — то же самое.

— Сразу видно, боевики ты смотрела, — пробормотала она. — А как же через контроль ты все это пронесла?

— И не говори. Решила — будь что будет. Американцы вообще не проверяли. А наши спросили, что за книги, я сказала: «Словари. Я переводчица». Они и не стали просматривать. Это ведь и в самом деле словари…

— И сколько здесь денег?

— Двести тысяч долларов.

— Не хило!.. Заработала?

— Украла.

Тоня внимательно посмотрела на подругу, как бы проверяя: она не ослышалась?

— Да-а… Чтобы тебя до такого довести, надо постараться… И где ты их взяла?

— У мужа.

— Кто-то говорил, лузер, то да се. Хотя однозначно у неудачников не бывает таких денег. Надюша, ты выдаешь мне информацию кусками, потому я и не могу ее как следует осмыслить. И тем более дать оценку.

Надя неуверенно улыбнулась, точно прислушиваясь к собственным словам:

— Я имею в виду, что эти деньги мы вместе заработали. А если быть совсем точной, я заработала. Так что в некотором роде это не чистая кража.

— Тогда зачем ты об этом говоришь? Если ты и в самом деле зарабатывала, то, наверное, имела право на свою часть… Однако эта сумма… Немалая даже для такой богатой страны, как Америка.

— Но мы ведь не платили налоги. Грэг нигде в декларации этих денег не показывал.

— Все равно это слишком много. Неужели ты смогла за полтора года столько заработать? Каким образом, если, конечно, это не коммерческая тайна?

Надя встала из кресла и через минуту вернулась с сигаретами в руках.

— Я закурю?

— Пожалуйста, мы же все равно на свежем воздухе!

Продолжая вертеть в пальцах сигарету, Надя наконец прикурила от разовой зажигалки и мрачно усмехнулась:

— Ты хочешь знать все в подробностях, но зачем? Чтобы тоже поехать в Америку и так же заработать?

И в самом деле, что за допрос с пристрастием? Тоня самой себе удивилась. Думала, что Надежда врет и деньги заработаны вовсе не на цветах? Но если она сама не хочет говорить правду, то кто ее заставит?

— Думаешь, Грэг пожалуется на тебя в полицию?

Надя неуверенно улыбнулась и пожала плечами:

— На самого себя? Мы же с ним муж и жена. Если я бы не знала их законов, то у него-то даже адвокат имелся… Грэг! Да и жив ли он?

— Что ты такое говоришь?!

— Не обращай внимания… Что-то мысли у меня разбегаются.

Надя описала рукой с сигаретой круг, словно призывая саму себя держаться определенной темы.

— Однако как трудно в чем-то признаваться. Если ты совершил что-то недостойное, то в пересказе все равно стараешься себя хоть как-то оправдать… В последнее время Грэг был так уверен в том, что ему удалось запугать меня, что он даже особо не таился, когда набирал код сейфа с деньгами. Он отбирал у меня все до копейки, и я даже не пыталась что-то заначить. Сначала он выгонял меня из комнаты, когда зачем-нибудь ему требовалось открыть сейф, а в конце почти не предпринимал каких бы то ни было предосторожностей.

— Ты сказала — запугать? И что, было чем?

— Было, — нехотя кивнула Надя. — Я ведь у него вторая жена. А первая тоже была русской… Вот опять, не отвечаю прямо на твой вопрос, а начинаю как бы издалека.

— Ну и что, — Тоня погладила ее по плечу, — мы же никуда не торопимся. И вообще расслабься, не на допросе… Кстати, ты извини, подруга, тогда я не могла тебе об этом сказать. Ты была такой счастливой…

Что это, повтор пошел? Только что Надя говорила, как на своей свадьбе Тоня лучилась счастьем, теперь она говорит ей то же самое. Но у Тони по крайней мере жених был такой, что другие девушки завидовали, чего о женихе подруги никак не скажешь. Надя смотрит на нее с ожиданием? Ах да, Тоня забуксовала на «счастье». Надо пояснить:

— …Тогда я подумала, что любовь и в самом деле зла. Чтобы полюбить такого козла, рыхлого, пузатого, старого и пошлого, надо очень постараться. Ты же у нас всегда была как конфетка! Вон и сейчас нисколько не располнела. Талия по-прежнему пятьдесят восемь?

— Нет, уже шестьдесят четыре, — невольно улыбнулась Надя. — А насчет любви… Я так хотела уехать в Америку, что согласна была и вправду полюбить козла. Какими дурами мы все-таки бываем!

Она залпом выпила рюмку, точно это была водка, а не сладкий ликер, и шумно выдохнула.

— Правду говорят, хорошо там, где нас нет. А ведь многие из русских хотели уехать в Америку. Она казалась какой-то особой благословенной страной, этаким раем на земле… Ко всему прочему и наши средства массовой информации тогда захлебывались: американцы любят русских женщин! Хотят жениться на русских женщинах, потому что американки все как одна феминистки, не дают им, несчастным, развернуться, почувствовать себя мужчинами… Русские женщины такие самоотверженные, честные, порядочные… Какая ерунда! То есть, наверное, большинство русских женщин такие и есть, но и американки тоже по-своему хороши. Для американцев. Успешные американские мужчины спокойно женятся на своих соотечественницах, живут с ними счастливо и не помышляют ни о каких женах-иностранках. А вот такие, как Грэг…

Надя нервно сглотнула.

— Ты уже пару раз упомянула слово — лузер, но я не поняла, к чему? — подсказала Тоня, чтобы не длить паузу.

— К тому, что мужики глупые, ленивые, те, кто не хочет работать, живут в стране всеобщего благоденствия… скажем так, не лучшим образом. Так же, как и у нас, в Америке что потопаешь, то и полопаешь. И вот тут-то пригождаются русские женщины, которые во имя семейного благополучия привыкли пахать как лошади. Пока это они получат грин-карту, чтобы хоть как-то сравняться в правах с коренными американками!.. И во имя этого терпеть, терпеть…

— Понятно, что грин-карта была вопросом времени, но ведь вовсе не это тебя напрягало.

— Ты права. Дело даже не в том, что наши женщины пашут во имя семейного благополучия. Наши женщины пашут во имя своей светлой мечты. Они тащат свой воз — или свой крест — безропотно потому, что не видят убогости той дороги, по которой идут…

— Ты не очень круто завернула?

— Нисколько. Разве нам нужны дворцы и принцы? На самом деле вовсе нет, потому что все декорации к нашим сказкам мы изготавливаем вот этими самыми руками и вот этой самой головой! Опять не поняла?

— Сложновато! — улыбнулась Тоня. Вон как из подруги эмоции хлещут. Видно, натерпелась.

— Мы сами для себя феи, наша волшебная палочка у нас в голове. Коснулись мы ею хамоватого мужчины-уродца — трах-тиби-дох! — и вот он уже красив и благороден. Коснулись палочкой жалкой лачуги — и вот она уже дворец! То, что на самом деле видят другие, нам все равно. У нас свое собственное видение.

— То есть ты хочешь сказать, что окружающий мир у каждого свой, иными словами, ваш холст — наши краски? Знаешь, по-моему, есть такая философия.

— Не знаю, — сказала Надя, — до всего этого я сама додумалась.

Глава четвертая

— Ты взяла его фамилию? — спросила Тоня немного погодя, медленно потягивая из рюмки ликер.

— А как же, именуюсь я теперь Надя Грэг Хендерсон, имею американский паспорт. Потому я так легко и пересекла границу.

— Границу-то пересекла, а вот как ты жить собираешься в России с таким паспортом?

— А у меня остался мой, российский. — Надя вдруг хихикнула. — Я ведь для поездки в Америку оформляла заграничный паспорт, а родимый — вот он. Со штампом о разводе… Какая я была дура! Да разве можно сравнить моего бывшего, моего Димку с Грэгом! И моложе, и красивей… Да что там красивей. Говоря так, словно их сравниваешь, а ведь и не сравнить! Небо и земля. Лучше наших русских мужиков никого нет! Наши правители бы радовались, что управляют таким народом! А вместо этого они… Слушай, мое собственное красноречие оказалось заразным. Меня опять потянуло на рассуждения.

Они посмеялись, но у Нади смех получался какой-то горестный, что ли. Словно ее давило что-то изнутри и никак не давало расслабиться и общаться со старой подругой с прежней легкостью.

— Вот я тебе о том и говорила. Мне почему-то было жалко того, что вы с Димкой развелись. Была нормальная хорошая семья. А теперь, наверное, он нашел себе другую… — задумчиво пробормотала Тоня.

— Да если он и свободен… Как говорил поэт, если даже пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне… Я вовсе не о том говорю, что хотела бы к Димке вернуться. Просто… что мучит, то и учит. За каким чертом мне эта Америка понадобилась?.. Я пробуксовываю?

— Это я свернула с темы в сторону, — повинилась Тоня. — Ты говорила про лузеров.

— Так вот, Грэгу была нужна жена-рабыня. Сам он мало что умел, да и не хотел работать. Зато он нашел путь, который позволял ему кое-чего добиться: он стал жениться на русских женщинах…

— Ты так говоришь — стал жениться, как если бы сказала: стал ходить на дискотеку.

— Думаю, и после меня он опять поехал бы в Россию…

— А тебя он куда бы дел?

— Там же, в своем огороде закопал!

— Минуточку, кажется, мы через что-то перескочили. Поехал бы за женой-рабыней? Но ты-то никогда прежде рабыней не была. Женщина самодостаточная, с высшим образованием, адвокат…

— Но я же не могла быть в Америке адвокатом. По крайней мере пока бы не выучилась и не сдала соответствующие экзамены. Но для этого ко всему прочему у меня не было статуса гражданина Америки. Мне надо было ждать… Вот Грэг этим и пользовался — моим бесправием.

Она вздохнула и с силой потерла лоб. Только теперь Тоня заметила, что от глаз подруги побежали в разные стороны лучики морщин, а в белокурых волосах мелькает седина. Такие перемены всего за полтора года?

— Говорят, многие наши инженеры и даже врачи на первых порах в Америке работали чуть ли не посудомойками и дворниками.

— Я была готова к тому, что мне придется физически работать, чтобы добиться процветания, если бы Грэг не любил распускать кулаки.

Да уж, чего на долю Тони не выпало, так это физических унижений. Хотя кто знает, останься она в семье, может, дошло бы и до мордобоя.

Она представила себе картину: бьющий ее Михаил. Картина не складывалась. Тоня просто не могла представить себе мужа, настолько не владеющего собой… Каким же она вообще представляла себе мужа, как оказалось впоследствии, вообще ничего о нем не зная?

— Неужели этот… еще тебя и бил?

— Бил. — Надя сказала это чуть ли не с мазохистским удовольствием. — Причем весьма охотно. А однажды, когда я попыталась ему противостоять, он вынул из кармана нож и полоснул меня по руке. Знаешь, так спокойно, будто хирург, вскрывающий нарыв. Смотрел, как у меня льется из раны кровь, и даже не сделал попытки помочь, перевязать. Сказал: «Эти русские понимают только язык силы. Скоро у меня в саду не останется места для их безымянных могил».

— В каком смысле?

— В прямом. Он схватил меня за волосы и притащил на задний двор. Якобы там была могила его первой жены. И тыкал меня лицом в эту землю, а мне казалось, я слышу запах мертвой плоти…

Тоня от неожиданности чуть не задохнулась. Так и сидела некоторое время с открытым ртом, пока не решилась спросить:

— Ты хочешь сказать, что твою предшественницу Грэг убил?!