– У нас с тобой ничего толком и не было ещё. Ну, кроме поцелуйчиков, – усмехнулась Северга. – Не волнуйся, будет. Всё будет, дорогая.

Глаза Темани сверкнули звериным огнём, красивое лицо исказилось в яростном оскале.

– Ненавижу тебя! – низко, хрипло прорычала она – куда только делся её утончённый лоск! – Дрянь, тварь... Мерзавка!

– Ого! Однако! – изогнула бровь Северга, невольно залюбовавшись этой переменой. – А ты у нас, оказывается, горячая красавица! И зубки есть... Вот только ругаться совсем не умеешь.

– Гадина! – выплюнула Темань, шумно дыша.

– Ну, это уже получше. – Северга, откинувшись на спинку сиденья, от души забавлялась, хотя тонкая струнка неуместного сочувствия всё-таки постанывала где-то в необозримой глубине души. – Да, милая, давая мне сии лестные определения, ты попала в точку все четыре раза. Я дрянь и тварь – что есть, то есть. Но любовь твоя мне и не нужна, меня всё и так устраивает. Я воин, моя жизнь – битва, и мой путь – это путь смерти. На нём нет места привязанности. Всё правильно, лучше испытывай ко мне ненависть. Зато не огорчишься, когда меня убьют – напротив, порадуешься. Уж этого-то удовольствия я тебя не лишу, будь уверена!

– Я тебя сама убью! – рычала девушка, скаля беленькие, острые и хорошенькие клыки. – Проклятье на весь твой род!

– О, какие изысканные выражения! – Северга щурилась насмешливо-ласково, но в глубине её глаз всё равно мерцали блёстки инея. – Тебе таки удалось меня впечатлить.

Не зная, что ещё предпринять, Темань попыталась выскочить из повозки на ходу.

– Помогите! – кричала она. – Я похищена!

Северге пришлось слегка применить силу, чтобы усадить её на место.

– Вот ты у меня забывчивая! Всё ведь по закону, дорогая. – И Северга похлопала себя по правой стороне груди. За пазухой захрустела бумага – за подписью и печатью самой госпожи Раннвирд.

Темань бросилась на Севергу в попытке достать и уничтожить расписку, и тут уж навья была вынуждена успокоить её ударом хмари. Она не усердствовала, всё-таки учитывая, что перед нею – девушка, а не вражеский воин, но Темани и совсем лёгкой «оплеухи» хватило, чтобы закатить глазки в беспамятстве. А может, и прикидывалась. Во всяком случае, на некоторое время возня в повозке стихла.

– Отдохни, моя хорошая. Уж больно много шуму от тебя. – Северга потёрла горящие на щеке следы коготков красотки.

Она бережно приподняла бесчувственно откинувшуюся золотоволосую головку и поцеловала будущую «супругу» в приоткрытые губы. Та не дёрнулась – значит, и правда была без сознания.

Дорога заняла пять с половиной дней; два раза приходилось останавливаться в гостиницах, дабы и носильщикам дать отдых, и самим выспаться в постели, а не сидя. Северге приходилось не спускать со своего драгоценного «выкупа» глаз, чтобы тот что-нибудь не учудил – например, вроде попытки побега. Впрочем, бежать Темань не пыталась, но Северга всё равно была настороже и спала вполглаза. Погода совсем испортилась: то и дело шёл дождь со снегом, и в повозке стало холодно. Выносливую Севергу это не беспокоило, а вот Темань зябла, но гордо молчала.

– Замёрзла, крошка? Давай, погрею тебе руки, – предложила Северга.

– Не трогай меня, – последовал угрюмый ответ.

Темань сжалась в комочек в углу сиденья.

– Не жмись к дверце, там дует, – посоветовала навья-воин. – Лучше иди ко мне.

На Темани был плащ, но она и в нём дрожала, и Северга укутала её сверху своим. Девушка не противилась, а ночью, когда повалил снег, позволила Северге завладеть её руками. Растирая и грея их дыханием, навья усмехнулась:

– Ну, вот так-то лучше. А то – «не трогай», «не трогай»...

А Темань проговорила:

– Значит, у тебя есть дочь? В это трудно поверить...

Северга усмехнулась, дыша на её холодные пальцы.

– Есть. Всякого, кто попытается причинить ей вред или отнять её у меня, я убью без раздумий. И поэтому-то я знала, что просить в качестве выкупа, а вернее – кого.

Темань отняла у неё свои руки, спрятав их под плащом.

– У тебя нет сердца, – проронила она. – Ты чудовище.

– Я знаю. – Северга невозмутимо откинулась на спинку сиденья, откручивая пробку фляги.

– Такие гадины, как ты, не должны рожать детей, – процедила девушка, колюче сверкая глазами в сумраке.

– Я и не собиралась рожать. – Северга отхлебнула глоток горячительного. – Так получилось. Но я не жалею, что на пятнадцать месяцев выпала из жизни войска, вынашивая, а потом кормя дочь грудью. И у меня нет сердца не потому, что я тварь, а потому что я оставляю его с ней. Женщине оно никогда не будет принадлежать.

На место они прибыли поздно вечером. Утомлённая дорогой Темань не отказалась от купели с тёплой водой и душистым мылом, но в её глазах блестела тревога. Северга, впрочем, в самую первую ночь её трогать не стала: нужно было дать девушке отдохнуть и освоиться.

В завоеваниях Дамрад в то время настало некоторое затишье, и служба Северги проходила весьма условно – по месту жительства. В основном это были военные учения и охрана общественного порядка в городе. Жалованье за это, конечно, начислялось существенно меньшее, чем за боевые действия, но нужды Северги всегда были скромны. Она даже успела скопить неплохие сбережения – разумеется, не так много, как ей обещали за Темань, но на несколько лет хватило бы. Однако с появлением новой обитательницы в доме её траты возрастали: на одни лакомства уходила целая прорва денег. А девушка привередничала и бунтовала – то отказывалась от еды, то требовала самых изысканных блюд, испытывая терпение Северги. Но терпением навья обладала.

Возникали с Теманью и иные хлопоты. Однажды Севергу вызвали к главе города – по поводу девушки, которую она якобы силой держала у себя дома. В приёмной у градоначальницы навья увидела саму виновницу своей головной боли: Темань сидела в кресле раскрасневшаяся, сверкая очаровательными возмущёнными огоньками в синеве своих очей. На стол главы города легла расписка, и та, пробежав бумагу глазами, сказала:

– Прости за беспокойство, Северга, у меня больше нет вопросов. Не смею тебя долее задерживать. – И добавила с поклоном, обращаясь к девушке: – Госпожа Темань, всё законно. Весьма сожалею.

Из приёмной они возвращались вместе – пешком, под ручку, почти как образцовые супруги. Заплаканная Темань хотела ехать, но слуг-носильщиков с повозкой навья постоянно не держала, а в случае редкой необходимости пользовалась наёмными. Темань всхлипывала и нервно вытирала глаза, но Северга её не утешала.

В ту же ночь она решила, что дала Темани достаточно времени опомниться. Когда Северга распахнула дверь гостевой спальни, девушка съёжилась в комочек, натягивая на себя одеяло.

– Не бойся, красавица, – усмехнулась навья. – Испробовав удовольствие, которое я могу тебе подарить, ты забудешь все свои слёзки и станешь просить добавки. Я умею доставлять наслаждение, поверь мне.

– Не надо, пожалуйста, – пролепетала Темань. – Я не хочу.

Каблуки сапогов Северги гулко стучали по мраморному полу спальни, а потом вступили на мягкий, поглощающий звуки ковёр.

– Зато я хочу, моя милая. У тебя было время отдохнуть и успокоиться.

Она сорвала с себя рубашку, открыв своё сильное, покрытое тугими, лоснящимися мускулами туловище. Его украшал жестокий, но завораживающий рисунок шрамов. Раздетая лишь до пояса, Северга прямо в обуви заскочила на постель, а Темань, вжавшись в изголовье, оскалилась и зарычала.

– Предупреждаю... Если тронешь меня, то...

– То – что? – Северга медленно надвигалась, собираясь поймать этого ясноглазого волчонка в объятия.

– То я убью тебя!

Темань бросилась в гостиную и схватила со стены дорогую наградную саблю, ножны и рукоять которой сверкали золотом и россыпью драгоценных камней. Это было настоящее произведение искусства, пожалованное Северге Владычицей Дамрад за один из успешных военных походов. И камни, и оскаленные клыки Темани, и налитые яростью глаза сверкали – ледяные и прекрасные. Северга, безоружная, подошла к ней вплотную. Ладони она держала открытыми и повёрнутыми к девушке, дабы показать, что в них ничего нет.

– Убей меня, милая, – сказала она, подставляя холодно сверкающему клинку обнажённую грудь. – Я не боюсь смерти и не цепляюсь за жизнь. Но если мне предложат выбор, когда умереть – сейчас, от руки прекрасной женщины, или позже, от вражеского меча, я выберу первое. Убей меня, но только прошу: сделай это нежно.

Острие сабли упёрлось ей в кожу, продавив ямку. А Темань уже тряслась всем телом – губами, ресницами, руками и слезами. Они катились из её глаз, налившихся страдающей сапфировой синью, а рука дрожала всё сильнее: не пошли впрок уроки в городском саду. Северга двинулась вперёд, и из-под острия поползла алая струйка – пустяковый укол, но на Темань он произвёл ошеломительное впечатление. Сабля со звоном упала, и девушка с коротким рыданием прижала пальцы к губам. Изнеженная барышня никогда не видела настоящей крови и настоящих смертельных ран, но ей было простительно.

– Ну всё, всё. Пойдём.

Уже ничто не помешало Северге подхватить Темань на руки, отнести обратно в спальню и медленно, торжественно и нежно водворить в постель. Унимая дрожь девушки, навья покрывала её поцелуями и одновременно раздевала донага, а та уже не сопротивлялась – только зажмуривалась и роняла слёзы. Когда поцелуй коснулся её губ – пробный, осторожный – она замерла, но впустила Севергу. Руки Темани бездействовали, и навья шепнула:

– Обними меня. Не бойся шрамов: они уже отболели.

Ладошка девушки заскользила по плечу Северги; дрожь у Темани уже почти прошла, только остались мерцающие отголоски в зрачках.

– Смелее, родная. – Навья упивалась губами Темани, налитыми соком молодости, нежно покусывала их и посасывала, не обходя лаской ни один уголок.

Первое впечатление должно было остаться незабываемым по своей сладости; только такое будет способно утопить в себе всю последующую возможную боль. Северга делала всё для того, чтобы сладость перебивала всё остальное. От поцелуев девушка то замирала, то вздрагивала, то вдруг начинала задыхаться. Она словно охмелела, её глаза затянулись дурманной дымкой, а Северга добавляла ещё своих стальных чар, от которых Темань растекалась в её руках мягким воском – лепи всё, что хочешь.

Навья вошла в неё хмарью, по которой влила в девушку вспышку своего острого желания. Темань ахнула и замерла, а потом выгнулась с широко раскрытыми глазами, будто её пронзили мечом. Северга начала медленные толчки, вонзаясь всё глубже и ускоряясь, и по хмари к ней покатился от девушки сгусток наслаждения – осязаемый, горячий, бьющийся, невыносимо-лучистый. Навье-воину даже не нужно было раздеваться до конца, чтобы всё ощутить в полной мере: хмарь проникала в неё радужной пуповиной.

Это нужно было впитать, усвоить, переварить, и они на некоторое время застыли в покое. Ноги Северги в сапогах были широко разбросаны по постели, а Темань прильнула к ней, поджав свои. Медленно, словно во сне, ладонь девушки с подрагивавшими, растопыренными пальцами ползла по плечу Северги в сторону груди. Глаза Темани, то ли задумчивые, то ли ошарашенные, затерялись взглядом в пустоте.

Северга с удовольствием вздохнула, расправляя лёгкие, приподнялась на локте и склонилась над девушкой.

– Ну что, милая? Хочешь ещё?

Темань очнулась от своей неподвижности, и в её взгляде проступила смесь жалобного недоумения, сладостного потрясения и страха. Нет, она боялась не Северги, она боялась умереть от наслаждения, входившего в неё клинком.

– Мне на службе надо быть в шесть утра. – Северга блаженно прильнула к её губам, словно отпила глоточек чего-то вкусного и пьянящего. – Но с тобой я хоть всю ночь готова не спать.

– Все эти слова про расплату... Расписка, выкуп... Всё кажется бредом, – пробормотала Темань как бы в полусне. – Когда ты делала это со мной, я видела и чувствовала прежнюю тебя... Ту, которая была вначале. К чему ты сказала всё это жестокое, злое?.. Я не верю в это. Оно исчезает, когда ты так сладко целуешь меня. А когда ты внутри меня, я верю... Нет, я знаю, что ты любишь меня... Любишь!

– Родная моя, не путай телесное с душевным. – Быстро и сухо чмокнув её, Северга поднялась: пожалуй, поспать перед службой всё-таки стоило. – Я просто доставляю тебе и себе удовольствие, а всё остальное – твоё богатое воображение.

Нужно было искоренять эти девичьи бредни о любви, и на следующую ночь Северга потрясла и напугала Темань жестокостью. Девушка тряслась мелкой дрожью, вся искусанная, а на шёлковых простынях алели кровавые пятна. Входила Северга на сей раз уже не хмарью, а пальцами – безжалостно и грубо, и Темани пришлось туго.

– Всё ещё веришь в мою любовь? – рычала она девушке в ухо.

С полными слёз глазами Темань рявкнула и сама впилась зубами Северге в плечо. Навья заревела раненым зверем, но не ударила девушку, хотя желание шмякнуть её о стенку на миг защекотало ей нутро.