– Вот и я, – объявляла Темань, вешая плащ и шляпу на вешалку.

Вскоре появлялся Кагерд с Онирис на руках. Да, стоило возвращаться домой, чтобы видеть сияющие глазки и чувствовать объятия детских ручек... Вся усталость рабочего дня таяла.

– Хоть кто-то рад меня видеть, – с усмешкой вздыхала Темань.

– Ещё как рад, госпожа, – с задумчивым теплом во взгляде заверял Кагерд. – Мы ждём матушку, как праздника!

Наигравшись, Онирис засыпала в объятиях Темани у камина. Невидимому гостю, одиночеству, стало нечего делать в соседнем кресле: на него никто не обращал внимания.

Кагерд всегда был учтив и приветлив, одет опрятно, с иголочки. Содержал он себя сам, в ежедневные бытовые расходы вносил свои средства, так что Темань не могла сказать, что он жил нахлебником в доме.

– Расскажи, как ты попал к Дамрад? – однажды спросила она, жестом приглашая его занять место у камина. – Вы с ней совсем разные... Неизмеримо далёкие.

Малышка посапывала, положив золотистую головку ей на плечо, огонь уютно потрескивал, а за окнами медленно падали крупные хлопья снега. Кагерд опустился в кресло и взял предложенную чашку отвара.

– Я приехал из маленького окраинного городка в столицу, чтобы заниматься науками – прежде всего, историей, – поведал тот. – Великая Госпожа увидела меня в главной городской библиотеке. Она заговорила со мной, я рассказал о себе. Владычица сказала, что хотела бы нанять меня в качестве учителя истории для её дочерей. Так я попал к ней во дворец... Вскоре стало ясно, что государыня имеет на меня виды. Впрочем, в супруги она меня брать не собиралась, предпочитала просто время от времени проводить со мной ночь. Потом родился Тирлейф. Владычица кормила его чуть более недели и отдала мне... Пришлось вскармливать его молоком домашнего скота. Сыном она совсем не интересовалась, для неё были важнее дочери от законных мужей – наследницы. Я воспитывал его сам, как умел. Сам обучал наукам, привил любовь к истории и изящной словесности. Тирлейф рос в осознании того, что он для своей матушки мало что значит... Если бы не проступавшее всё сильнее год от года внешнее сходство, она так и не обратила бы на него внимания. Впрочем, даже познакомившись с ним поближе, Великая Госпожа не почувствовала к нему особой привязанности. По её словам, он мало к чему пригоден.

Его губы скривились, в глазах проступил колкий блеск. Видно, он хотел сказать что-то ещё, но зажал готовые вырваться слова за зубами.

– Давай-ка прогуляемся на свежем воздухе, – поднимаясь с дочкой на руках с кресла, шепнула Темань. – Онирис лучше спать будет.

Вскоре они шли под тихим снегопадом по пустым дорожкам городского сада. Укутанная в тёплое одеяло Онирис спала у Кагерда в объятиях.

– Скажи мне, что ты думаешь о Дамрад? – спросила Темань. Глаза Кагерда настороженно блеснули, и она усмехнулась: – Не опасайся. Со мной ты можешь говорить начистоту. Я сама, знаешь ли, не на хорошем счету у Владычицы... Я враг государства.

– Ты – враг? Но почему? – недоумевающе нахмурился Кагерд.

– Да вот довелось мне одну книжку написать... Она не понравилась Дамрад, и с тех пор я считаюсь опасной – способной сеять смуту в умах через своё творчество. Слишком много думаю для безропотного винтика в государственном механизме. – Темань хмыкнула, горько скривив рот.

Некоторое время слышался только скрип шагов по снежному покрывалу. Наконец Кагерд промолвил:

– У Дамрад внутри – пустота. Бездонная дыра, которую ничем нельзя заполнить. Она пожирает всё новые и новые души, подчиняет себе новые земли, играет властью, как своей любимой игрушкой. Она живёт ради власти. Это её единственная страсть... Дамрад была нелюбимой дочерью у своей родительницы. Матушка её ни во что не ставила, считала ни на что не пригодной – такой же, каким Дамрад теперь считает моего сына. Всю свою юность будущая повелительница Длани пыталась доказать матери, что она более достойна её благосклонности, чем прочие дети. Увы, тщетно. А тем временем приближённые Владычицы Брендгильд затеяли государственный переворот. Они хотели уничтожить её и её главных наследниц, чтобы посадить на престол Дамрад. Дамрад же, окончательно отчаявшись завоевать любовь своей матушки, возненавидела её и возжелала занять её место. В ходе смуты Брендгильд и её старших дочерей заточили в темницу и заставили отречься от престола в пользу Дамрад. Бунтовщики полагали, что Дамрад станет их послушной марионеткой и будет выполнять их волю, но жестоко ошиблись. Взойдя на престол, молодая Владычица первым делом уничтожила тех, кто её на этот престол и посадил. Одного за другим она казнила заговорщиков, а взамен их окружила себя верными слугами, которых сама подобрала. Мать и сестёр она тоже велела казнить, но по-тихому, не делая из этого шума. Никто до сих пор не знает, где их могилы – если таковые вообще существуют. Ну а дальше... Дальше Дамрад только увеличивала своё могущество, захватывая земли и покоряя народы. Забавно, но закономерно: сама придя к власти путём переворота, больше всего она боится заговоров против себя, потому-то и держит огромную сыскную службу, призванную вынюхивать малейшие признаки бунта.

Снежинки падали на его плечи, цеплялись за пушистую каёмку из перьев на полях его шляпы, а малышка безмятежно спала, прильнув щёчкой к его сильной груди. Помолчав, он заключил:

– Душа Дамрад не может излучать тепло, свет и любовь, она пуста. Она способна только поглощать – ненасытно и бесконечно. Это бездна, пожирающая новых и новых подданных. Когда я был учителем её дочерей, я пытался не только преподавать им историю. Я старался их как-то изменить, привнести что-то светлое в их сердца, но увы – они уже успели стать такими же, как их мать. Моему сыну повезло, что Владычица не обращала на него внимания: она стремится превратить всех и вся в собственное подобие или заставить жить по её правилам.

– Да уж, – с задумчивой усмешкой проронила Темань. – Как ты до сих пор не стал врагом государства, как и я – остаётся только удивляться. Наша Владычица не любит думающих. Она предпочитает туповатых и исполнительных.

– Приходится быть осторожным, – двинул бровью Кагерд. – Нося маску туповатой исполнительности.

– Соблюдай особую осторожность в стенах дома, – многозначительно молвила Темань, считая своим долгом предостеречь его, как когда-то её саму предупредила Леглит. – У них есть уши.

– Благодарю, госпожа, я знаю, – кивнул тот, и это знание горьковато отразилось в топазовой глубине его глаз.

А между тем вместе с первыми шагами Онирис открыла в себе звериную ипостась. Вернувшись однажды вечером домой, Темань чуть не была сбита с ног пушистым вихрем с мокрым языком. Упав в кресло, она могла лишь со смехом заслоняться от этого всюду достающего, слюнявого недоразумения, стремившегося облизать её с головы до ног. Восторженно сияя щенячьими несмышлёными глазами, тявкая и подпрыгивая на крепеньких мохнатых лапах, волчонок пытался заскочить к Темани на колени.

– Мы научились перекидываться, – добродушно сообщил Кагерд, подхватив юную непоседу под пушистое пузо и отстранив от обалдевшей, задыхавшейся от смеха Темани. – Онирис, детка, ну разве можно запрыгивать на матушку с лапами? Будь почтительнее.

Но Темань сама раскрыла объятия навстречу своему родному зверёнышу, чесала и гладила его густой мех и целовала в смешную, совсем щенячью мордашку.

– Умница, радость моя, – изливала она своё переполненное нежностью сердце на дочку. – Какая ты у нас красавица! Ах вы, ушки-лапоньки-хвостик! – И она покрывала жаркими поцелуями любовно перечисленные части тела, а Онирис-волчонок норовила лизнуть её в ответ в самые губы.

Девочке так понравилось звериное обличье, что она целыми днями скакала в нём по комнатам, добавляя заботливому Кагерду хлопот. Чтобы избежать дома беспорядка и разрушений, он стал брать Онирис за город, чтобы там, на природе, она вволю набегалась и напрыгалась.

Донесения из Яви шли сперва регулярно, и каждую неделю на первой полосе «Обозревателя» печатались новости о ходе войны. Войско Дамрад одерживало победу за победой; Воронецкое княжество сдалось почти без боя, сопротивление оказывали лишь отдельные города. Затем в дело вступило секретное оружие Владычицы – Павшая Рать, поднятая силой волшбы со дна Мёртвых топей. Белые горы, зажатые в тиски с востока и запада, должны были вот-вот пасть... Но внезапно донесения прекратились. Вскоре стало известно, что проход между мирами закрыт.

Это вызвало бурю волнения. Означало ли закрытие прохода, что Дамрад с войском и переселенцами просто бросила остальных своих подданных? Дабы прекратить панику, младшая дочь Владычицы, Свигнева, обратилась к жителям Длани со страниц новостных листков:

– Я прошу вас сохранять спокойствие и не строить догадок. Закрытия прохода потребовали обстоятельства, возникшие в ходе войны. Великая Госпожа не могла нас бросить, об этом и речи не может быть! По всей вероятности, проход был закрыт для предотвращения вторжения иномирных войск в Навь. Не нужно волноваться и бояться за нашу Владычицу и находящуюся вместе с ней дочь Санду: путь для возвращения домой у них есть. Между Явью и Навью имеется ещё один, древний проход, который сейчас запечатан, но может быть открыт в любое время при необходимости. Поэтому я призываю всех просто набраться терпения и ждать. Я более чем уверена, что всё будет хорошо.

Это обращение первым выпустил «Столичный обозреватель», а следом слово в слово перепечатали и другие издания. Слова Свигневы успокоили навиев лишь отчасти, тревожные разговоры всё равно шли, домыслы строились, и отсутствие донесений из Яви лишь нагнетало обстановку тягостного ожидания.

Свигнева оказалась права лишь в одном: именно из второго, древнего прохода потянулось обратно в Навь изрядно потрёпанное и основательно поредевшее воинство Дамрад. Возвращалось оно с вестями о поражении. И поражение это обошлось Длани дорогой ценой: самой правительнице уже не суждено было вернуться домой, она пожертвовала собой, запечатывая следом за войском проход между мирами. Погибла в Яви и Санда. Возвращавшиеся остатки войска несли в столицу всё, что сохранилось от них: парадную саблю и жезл Владычицы, а также белогорскую стрелу с запёкшейся кровью её дочери на наконечнике... Свигнева объявила по всей Длани траур, после которого ей предстояло восшествие на престол. На целый месяц были повсеместно запрещены светские приёмы увеселительного свойства, а всем жителям империи Дамрад предписывалось в течение названного времени носить одежду только чёрного цвета и избегать смеха. Смех в общественном месте до истечения срока траура карался денежным штрафом и публичной поркой плетьми.

«Штраф и порка за смех... Какой бред. Будущая правительница изо всех сил старается не отставать в своих указах от матушки», – подумала Темань про себя, прочтя распоряжение, высланное ей канцелярией Владычицы для обнародования в «Обозревателе». И вздрогнула: не сказала ли она это вслух?.. Нет, стены её рабочего кабинета в редакции не услышали крамолы с её уст.

Ей предстояло целый месяц из номера в номер печатать в память о Дамрад восхваляющие её статьи: так распорядилась убитая горем владелица издания, госпожа Ингмагирд. Первую статью, написанную собственноручно, она уже вручила Темани и распорядилась напечатать. Сильно изменять текст она не велела – так, подправить самую малость. Читая, Темань морщилась: с превознесением Владычицы и скорбным надрывом градоначальница хватила лишнего... Очень лишнего. Но Темань была обязана разместить это на первой полосе.

Она носила маску скорби, но испытывала облегчение. Ни капли не жалея о Дамрад, она вынуждена была поддерживать этот траур и на страницах «Обозревателя», и на своём лице, и в одежде. Всё, чего она ждала сейчас – это возвращение Северги. Призрак потери чёрной птицей раскинулся над ней, своим криком заставляя душу леденеть, но Темань надеялась из последних сил. Ведь она так просила Марушу сохранить супругу, так молилась белой волчице!.. Богиня не могла не внять её мольбам – таким жарким, таким исступлённым, шедшим из глубины её поверженного в прах, сдавшегося на милость недуга сердца...

Вечером вернувшись домой, она была радостно встречена дочкой. Какие запреты, какие штрафы, помилуйте! Если это золотоволосое чудо хотело смеяться, оно смеялось – просто оттого, что матушка пришла домой и сейчас будет с ним играть.

«Поступила почта, госпожа», – объявил дом.

Прижав к себе и расцеловав Онирис, Темань временно передала её в объятия Кагерда.

– Погоди чуточку, радость моя... Матушке надо прочитать почту, выпить чашечку горячего отвара, а потом она с тобой поиграет, – сказала она ласково, устало опускаясь в кресло.

Конверт был мятый, запятнанный, со следами грязных пальцев... От него веяло воздухом другого мира, битвами, кровью и смертью.

«Уважаемая г-жа Темань!

Обращаюсь к тебе по поручению Её Величества Владычицы Дамрад. С прискорбием сообщаю, что твоя супруга, пятисотенный офицер войска Её Величества г-жа Северга, погибла в Яви. Так как смерть её не была связана с выполнением боевой задачи, денежная выплата в данном случае не производится в соответствии с законом «О выплатах членам семьи воина». Однако по личному распоряжению Великой Госпожи тебе будет перечислено единовременное пособие в размере годового жалованья пятисотенного офицера г-жи Северги. Также с сожалением вынуждена уведомить, что её останки возвращению на родину не подлежат. Приношу глубочайшие соболезнования в связи с утратой.