До встречи с дочкой оставалось всего несколько шагов. Дом открыл ей ворота ограды, и Темань ступила на плитки дорожки, которая вела к крыльцу, когда вдруг за спиной послышалось:

– Сударыня...

Голос коснулся её слуха и души мягко – знакомое касание, от которого внутри ёкнуло: не сон ли? Нет, не сон. За прутьями ограды, как и тогда, в городском саду, стоял Тирлейф в мундире. Война оставила на нём свои отметины: отсутствие правого глаза скрывала чёрная повязка, а левую щёку от уголка рта до уха пересекал грубый шрам.

– Ну, хоть тебя эта война не унесла, – сорвалось с губ Темани.

Несколько мгновений она смотрела на него с затянутой тёплыми слезами улыбкой. Тихая радость занялась ласковой зарёй на беспросветно тёмном небе, заполняя Темань. Боль утрат никуда не делась, но на мгновение стала слабее.

– Здравствуй, дружок. – Она приблизилась к ограде, через прутья дотронулась до здоровой щеки Тирлейфа; шершавая ткань повязки попала ей под большой палец.

– Прости, госпожа, я опять нарушаю условия договора, – сказал тот. – Но мне поручено передать тебе письмо от одной госпожи, которую ты знаешь.

Те же пухло-чувственные губы, та же лазоревая синь уцелевшего глаза, но лицо – уже не детское, покорёженное войной. Исковеркана ли душа? Только время покажет. Темань сама открыла ворота и впустила Тирлейфа. Хотелось крепко его обнять, вцепиться, согреть тем теплом, что осталось на дне её души, но она отчего-то не решилась, ограничившись тем, что приветливо взяла юношу под руку и провела в дом.

Кагерд и Онирис, как всегда, вышли ей навстречу. Малышка, завидев огромного незнакомца с чёрной повязкой и шрамом, до Темани не добежала – замерла на полпути, а потом робко спряталась позади Кагерда. Последний тоже на мгновение застыл с дрогнувшими губами и влажным блеском в глазах. Тирлейф, сняв треуголку, улыбнулся:

– Здравствуй, батюшка.

Отец и сын крепко обнялись, из-под зажмуренных век Кагерда просочилась и скатилась по щеке слеза. Темань подхватила оробевшую Онирис на руки; та испуганно уставилась на Тирлейфа во все глаза, но не плакала. Когда тот наконец перевёл на неё взгляд, малышка спрятала личико, уткнувшись Темани в шею и вцепившись в неё ручками. Тирлейф был сдержан, скованный договором, но пожирал девочку взором. Темань сама передала дочку ему – не могла иначе, повинуясь порыву сердца.

– Возьми её, – сказала она. – Забудь о той бумажке, которую ты подписал.

Онирис, вытаращив в ужасе глаза, пискнула и захныкала, но оправившийся от волнения Кагерд успокоительно зашептал ей:

– Не бойся, детка, всё хорошо... Мы с тобой. Видишь? Матушка здесь и я тоже. А это твой батюшка Тирлейф.

Настала очередь Тирлейфа волноваться, таять и дрожать губами. Оставив сдержанность, он жарко расцеловал личико Онирис, а та отворачивалась: видно, её пугала чёрная повязка.

– Крошка моя... Кровинка, – шептал он между поцелуями. – Не бойся, родная, я тебя не обижу... Я очень тебя люблю. Я был на войне очень далеко отсюда, но ты всегда была в моём сердце. Я думал о тебе каждый день... Каждый.

«Дорогая г-жа Темань!

Пишу тебе из-под Зимграда, столицы Воронецкой земли, что лежит в Яви. Мне посчастливилось встретить этого юношу, Тирлейфа, и я не могла не воспользоваться случаем и не передать тебе весточку – если тебе, конечно, ещё есть дело до меня. Я жива и здорова, у меня всё благополучно. Война Владычицей проиграна, но я считаю это справедливым исходом для всех. Около трёх тысяч наших соотечественников приняли решение остаться в Яви, в их числе – моя наставница г-жа Олириэн и я. У нас очень много работы по восстановлению разрушений, и мы приложим все возможные усилия, чтобы загладить тот ущерб, который эта война нанесла жителям Яви. Остатки войск Дамрад отступают по направлению к второму, древнему проходу, что лежит за Мёртвыми топями, и к тому времени, когда моё письмо дойдёт до тебя, он, скорее всего, будет тоже закрыт, и всякое сообщение между Навью и Явью прекратится. Это означает, что мы будем отрезаны от родины навсегда, и я уже более никогда не увижу тебя, дорогая Темань. Если бы я могла, я бы вырвала тебя из своего сердца, но это невозможно. Оно останется верным тебе до конца моих дней.

Кстати, Рамут тоже здесь. Я видела, как она самоотверженно спасала жителей разрушенного Зимграда из-под завалов и лечила их, безукоризненно исполняя свой долг врача.

Кланяюсь тебе. Всей душой желаю тебе счастья, покоя и благополучия. Ты всегда останешься в моих мыслях. Леглит».

*

На столе перед Теманью лежало новое приглашение во дворец Белая Скала, и снова – по поводу её книги. Той самой, рукопись которой она позволила поглотить пламени камина, но теперь восстановила из черновиков и по ходу дела существенно переработала, после чего отправила в издательство.

Её вызывала к себе новая владелица «Обозревателя» и издательства, княжна Розгард, и на сей раз Темань ждала встречи отнюдь не с ужасом.

В обновлённом, гладком, как зеркало, куполе неба сияла ослепительная Макша, и не было больше жутковатой воронки, уродовавшей его, как шрам. Но обошлось это обновление жителям Нави ценой огромного ужаса и потрясения с последовавшим беспорядком во власти...

...

День, когда воронка в небе начала вращаться быстрее, словно бы стремясь всосать в себя и вывернуть весь мир наизнанку, Темань вспоминала с содроганием. Кошмар застал её в редакции. Свет вдруг померк, и все ощутили дрожь пола под ногами. За окнами бесновался невиданной силы ветер, от которого деревья в городском саду ломало и выворачивало с корнем, а тех, кто оказался в этот миг на улице, подхватывал и отрывал от земли безумный вихрь.

– Всем оставаться на местах! Не выходить из здания! – распорядилась Темань, похолодевшая от ужаса, но старавшаяся своим примером успокоить сотрудников и не допустить паники.

Миг – и тяжёлые железные ставни на всех окнах опустились, в противном случае ветром повышибало бы стёкла. Темань могла думать только об Онирис, оставшейся дома с Кагердом... Она молилась, чтобы дом успел таким же образом защитить окна, а дочка и её дед не были сейчас на прогулке.

Стены и пол дрожали, слышался стальной скрежет еле выдерживавших напор ветра ставней. Темань зашла к Хаград: та сидела в кресле с бледным, но спокойным лицом и потягивала маленькими глотками хлебную воду.

– Ну, вот и всё, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Похоже, Нави приходит конец. Не выдержала старушка.

Её жутковатое спокойствие окатило Темань мертвящим холодом. Конец... Собственная смерть её не так страшила, она несла облегчение от боли по имени Северга, но Онирис ещё только начинала жить. Только бы они с Кагердом были дома... Только бы дом защитил их. Замирающим комочком билась эта безумная надежда в груди Темани, рвалась из сковывающей клетки понимания: если мир гибнет, в доме не спастись.

Лучи слепящей вспышки прорезались сквозь тонкие щели ставней, тряска и ветер прекратились так же внезапно, как начались. Сердце стучало, мурашки окутывали тело. Темань и Хаград смотрели друг на друга, ожидая смерти; Темань протянула руку, и заместительница сжала её. Ничего не происходило: воздух не улетучивался и не превращался в огонь, здание не трещало по швам и не рассыпалось по кирпичикам, просто в щели струился свет.

– Мы ещё живы или уже умерли? – пробормотала Темань.

– Пока не очень понятно, – отозвалась Хаград.

Они долго не решались открыть окна. Снова отправившись в обход по редакции, Темань обнаружила её опустевшей, будто все сотрудники испарились в буквальном смысле.

– Эй, есть кто живой? – звала она, испуганная этой картиной запустения ничуть не меньше, чем недавним ветром и тряской.

Сначала никто не отзывался, но вскоре она поняла, в чём дело. Струхнувший народ понемногу вылезал из-под столов и из шкафов, а половина из них, как выяснилось, пряталась в подвале.

– Госпожа главный редактор, что это было? – посыпались вопросы. – Что делать?

– Не высовываться на улицу, – только и могла ответить Темань. – Без моего приказа ничего не предпринимать! И не покидать здание до тех пор, пока мы не убедимся, что снаружи безопасно.

Легко сказать – убедиться! Ещё бы знать, как это сделать, если при приближении к окружённым светящимися щелями ставням Темань начинало потряхивать от страха. Что это за свет? Не обратит ли он их в горстку пепла? Но как-то выяснить обстановку было необходимо, и Хаград решилась осторожно приоткрыть одно из окон. Внутрь остро хлынуло сияние такой слепящей силы, что они с Теманью тут же захлопнули ставни. Как будто не одна Макша, а целых десять небесных светил обрушивали на город густо-белый поток своих лучей...

– Что же там творится? – пробормотала Темань, прижавшись спиной к прохладной стене.

Главный вопрос, который их волновал – что с родными? Живы ли они? Каждый рвался домой, но как выйти из здания в эту ослепительную неизвестность?

– Госпожа Темань!

Примчался Тирлейф. Выйдя в отставку, он выучился на наборщика и теперь работал в печатне, которая располагалась в пристройке. Чтобы попасть из неё в редакцию, нужно было пройти по коридору без окон.

– Госпожа Темань, что это? – волновался парень. – Что там, снаружи? Надо скорее домой... Там же отец и Онирис!

– Я тоже за них беспокоюсь, дружок, – сжав его могучие плечи, сказала Темань. – Но что происходит на улице, я не знаю. Вроде всё стихло, но свет слишком яркий.

Поселив Тирлейфа под крышей своего дома вместе с его отцом и дочкой, она пока не знала, как быть с ним дальше. Взять в мужья? Темань испытывала к юноше лишь тёплое родительское чувство без тени телесного влечения. Всё равно что вступить в брак с собственным сыном... Кагерда в качестве супруга она тоже не рассматривала. В её душе всё ещё не стихла боль по имени Северга, никто не мог с нею сравниться, и мало-помалу Темань свыкалась с мыслью, что больше ни с кем не свяжет свою судьбу. Главным смыслом, главным достоянием в её жизни стала Онирис. Так и жили отец и дед её малышки в её доме – то ли члены семьи, то ли друзья, то ли хорошие соседи... Так она к ним и относилась – как к отцу и деду своей дочки. Наверно, они всё же стали для неё семьёй.

Тирлейфа невозможно было удержать, он рвался к Онирис и Кагерду. Из здания он вопреки приказу Темани всё-таки выскочил, но тут же вернулся, держась за свой единственный глаз. Судя по всему, дышать снаружи было можно, но свет ослеплял. Побывав на крыльце всего пару мгновений, кое-что Тирлейф всё-таки успел разглядеть.

– Небо! – потрясённо бормотал он, с горем пополам проморгавшись. – Такое... чистое, светлое. Голубое... Воронки больше нет. А Макша... Она светит в сотню раз ярче!

Выйти на улицу можно было только завязав глаза тонкой тканью чёрного шейного платка: предметы сквозь неё виднелись достаточно, чтобы не натыкаться на них, а задерживала она больше половины этого безумно яркого света. Не только яркого, но и жаркого: тело обнимали струи сухого, горячего воздуха.

– Друзья мои, завяжите глаза шейными платками и расходитесь по домам, – сказала Темань сотрудникам. – Я понимаю, как вы все встревожены и напуганы, как беспокоитесь о своих родных. Сейчас расходитесь, а вечером, после захода Макши, я попрошу вас всё-таки собраться в редакции. Может, к этому времени нам удастся выяснить, что произошло и как нам всем вести себя дальше. Запомните, работу нам с вами бросать нельзя ни при каких обстоятельствах. Наш долг – рассказывать читателям о происходящем. Номер должен выйти в срок, и в нём должно быть спокойное освещение событий и внятное их объяснение. Какой бы хаос ни творился вокруг, «Обозреватель» обязан выходить, как обычно! Это успокоит людей. Если новостные листки выходят – значит, всё в порядке, мир не рушится.

С этим напутствием Темань распустила всех по домам, раздав и задания по разведке и выяснению обстановки:

– Семьи навестить, но сведения – кровь из носу, а добыть! К вечеру жду от вас готовые материалы. Не знаю, как вы это сделаете, но завтрашний номер должен выйти. Встретимся после заката.

С шейными платками на глазах они с Тирлейфом добрались до дома. Пришлось идти пешком: Извозный Двор не работал. Изрядно потрёпанный ураганом город выглядел, как после опустошительной войны: каменные здания устояли, но многие остались без крыш. Городской сад со сломанными и вывороченными с корнем деревьями представлял собой ужасное зрелище. Всюду лежали раненые – те, кого ветер застиг на улице, подхватил и расшвырял. К ним уже спешили врачи из Общества – тоже с повязками из шейных платков на глазах. Они выполняли свой долг бесстрашно, невзирая на слепящий свет и жару.

Первое, на что обратила внимание Темань, едва войдя в ворота ограды – это наглухо законопаченные ставнями окна.

– Молодец, домик, догадался, – пробормотала она с некоторым облегчением.

К счастью, Кагерд с Онирис были дома, живые и здоровые, но порядком напуганные – впрочем, как и все. Темань сгребла дочку в объятия и упала в кресло, прижав к себе, а Тирлейф обнял отца.