Мон снова взял список учеников и продолжил с того самого места, где был прерван. Голос его стал более спокойным и дружелюбным. Должно быть, он решил сменить тактику — сделать так, чтобы детишки полюбили его и сами захотели вести себя примерно.

Я был так занят изучением затылка Ребекки, что Мону пришлось дважды назвать мою фамилию, прежде чем я откликнулся. Вероятно, это все мое воображение, но могу поклясться, что Ребекка слегка выпрямилась, когда я, прочистив горло, произнес: «Здесь».

Эндрю передал мне записку. Коротко и по существу. «Клевая малышка. Фасад и центр!» Смутившись, я разорвал бумажку и сунул клочки в карман. Я не собирался позволять Эндрю вносить Ребекку в свой список в качестве очередного объекта. Думаю, в ней было нечто особенное. Где-то в желудке затрепыхалось предчувствие, что эта девушка будет моей. Вскоре.

Остаток лекции я провел в глубокой задумчивости. Как подойти к ней? Продемонстрировать силу и напористость? Или предстать мягким и застенчивым? Поскольку я практически ничего о ней не знал, то не мог решить, с какой карты пойти. Я не имел представления о том, что за парни ей нравятся. Не ведал, чем она увлекается — музыкой или театром, или, может, она капитан болельщиков. И кстати, возможно, у нее уже есть бойфренд. Я молился про себя, чтобы оказалось, что она перевелась к нам откуда-нибудь издалека. В этом случае вопрос о ее парне отпал бы.

Вряд ли какой нормальный человек откажется встречаться с девушкой только из-за того, что, предположительно, у нее есть возлюбленный, с которым она видится раз в месяц, а то и в два. Я называю это синдромом летнего лагеря. Вы приезжаете в лагерь, встречаете кого-нибудь, каждый вечер целуетесь под деревом или в лодке. А в конце смены объясняетесь в любви и убеждаете друг друга, что год пролетит быстро и следующим летом вы снова встретитесь. После нескольких инеем и одного-двух нескладных телефонных разговоров все кончается забвением. На следующий год вы оба решаете, что уже вышли из того возраста, чтобы отправляться в лагерь. Да, я знаю это по собственному опыту — хотя никогда не забуду те звездные ночи с Эйлин Мейсон.

Размышления по поводу Ребекки Фостер и неудавшихся летних романов завели меня в тупик. Поэтому я решил оставаться самим собой — более или менее — и надеяться на лучшее. Именно так я обычно и сближаюсь с девушками.

В прошлом году я сдуру ляпнул бегунье по имени Джина Рослин, что специализируюсь на прыжках с шестом. Когда она попросила меня продемонстрировать свои способности, я чуть не сломал себе челюсть, грохнувшись лицом о жесткий мат. Этот горький опыт (а также кое-какие мудрые советы Делии) научил меня тому, что большинство женщин невероятно чувствительны ко всякому вранью. И если они хоть раз тебя уличат, то отвергнут напрочь.

Когда прозвенел звонок, я остался на месте. Я до сих пор не мог решить, подходить к Ребекке или нет. Но тут услышал, что мистер Мон попросил ее задержаться на минутку: он хотел повторить ей распорядок школы Джефферсона. Это был сигнал для меня, чтобы вежливо удалиться.

Прежде чем броситься догонять Эндрю, я в последний раз взглянул в сторону Ребекки. Она слегка улыбнулась мне и сделала едва заметный знак — вроде как повела плечом. От этого жеста у меня дрожь пробежала вдоль позвоночника. Теперь-то я знал, что выиграю пари.

Делия ждала меня в холле. Первый урок физики будет проходить вместе с ее классом.

— Что касается нашего спора… — начала она.

Я поднял руку, останавливая ее.

— Даже не пытайся отказаться, Бирн. — самоуверенно сказал я. — Я только что нашел девушку своей мечты. Можешь доставать ножницы и обесцвечивать волосы.

Она состроила гримасу.

— Ха! Я и не собираюсь отлынивать. Я просто хотела сообщить, что намереваюсь заключить с тобой письменное соглашение. Чтобы ты не вздумал как-нибудь увильнуть от клейма неудачника.

— О'кей. И пусть тогда победит тот, у кого роман будет круче, — заявил я.

Идя в кабинет, я считал минуты до следующей встречи с Ребеккой.

ДЕЛИЯ

Несмотря на то, что день только начался, физика тянулась бесконечно. Следующие девять месяцев мне придется корпеть над нерешаемыми уравнениями, а по утрам первым делом проводить скучнейшие лабораторные опыты. По-моему, до ланча вообще противопоказано заниматься всякой там математикой.

Слушая голос мисс Гордон, которая все бубнила и бубнила про скорость, я наблюдала за Кейном. Выражение его лица постоянно менялось, будто он размышлял над чем-то интересным. У меня было такое чувство, что он думает о нашем пари, и меня тошнило от того, как он самонадеянно приосанивается.

Это было нечестно. Кейн невероятно везучий, а я нет. Однажды он заманил меня пойти вместе с ним и его бабушкой поиграть в бинго[7] в клубе для пенсионеров. К концу вечера Кейн выиграл больше ста баксов. Когда наконец-то победила я, приз оказался не денежный. Это была одна из тех маечек а-ля «бабуля поехала на Ниагарский водопад, и единственное, что она привезла мне оттуда, — эту вшивую футболку». После того вечера Кейн требовал, чтобы я надевала ее каждый раз, когда к нему приезжала бабушка. Должна заметить, что цвет зеленого лимона — не мой цвет.

Когда наконец-то прозвенел звонок, мисс Гордон как раз раздавала нам задания. На листках было так много всего написано, что казалось, будто задачи уже решены. К несчастью, именно так и выглядят задания по физике.

Перед тем как разойтись, Кейн протянул мне клочок бумаги, на котором рассеянно черкал что-то во время урока. Оказалось, что он нарисовал самого себя внутри огромного сердца. Снаружи стояла я, пытаясь проткнуть сердце стрелой. А над моей головой — пузырь с надписью «Крашеные блондинки смешнее».

— Ха-ха, — сухо сказала я. — Ты что, все четыре месяца будешь думать об этом дурацком пари?

Кейн ухмыльнулся и шлепнул меня по спине.

— А вот и нет. Очень скоро я буду так влюблен, что мне даже некогда станет радоваться своей победе.

Он дернул меня за волосы и удалился.

Я побрела в раздевалку, таща тяжеленный учебник физики и чувствуя, будто у меня в руках свинец. Было всего около десяти часов, но уже сейчас день обещал быть самым скверным за все время учебы в школе Джефферсона.

В сердцах я так шваркнула дверцей шкафчика, что плечом ощутила вибрацию в тот момент, когда она соприкоснулась с рамой.

— Что, неудачный день, дорогая? — услышала я тихий мягкий голос за спиной.

— Эллен! — воскликнула я. — Я пять раз тебе вчера пыталась дозвониться!

— Прости. Папа настоял, чтобы мы заехали в музей Буффало Билл на обратном пути из Колорадо. Из-за этого наша автопрогулка стала длиннее часов на двенадцать, и мы вернулись только вчера вечером, очень поздно. У меня задница так занемела от долгой езды, что до сих пор еще не прошла.

Я засмеялась и крепко обняла Эллен. После Кейна Эллен — мой самый лучший друг. Удивительно высокая, стройная, светловолосая, она напоминала манекенщицу. Но сама была весьма скромного мнения о своей внешности, не видела в себе изюминки. И даже считала себя чуть ли не уродиной из-за отсутствия груди.

— Ну и как прошла встреча семейства Фрейзеров? — спросила я.

Эллен завела глаза в потолок и молитвенно сложила руки.

— Дедушка со своим братом три дня напролет ловили летучую рыбу, пытаясь обставить друг друга. А по вечерам у них начинался шахматный марафон. Мама от этого на стенку лезла. И угадай-ка, кто сидел с моими маленькими братишками?

— Иными словами, это было именно то, что ты и предполагала?

Я залезла в сумку и вытащила оттуда черную заколку. Из-за влажного воздуха волосы начали курчавиться, и я знала, что если не принять меры, то скоро вместо прически на голове будет копна. Эллен взяла у меня учебник, освободив мне руки, чтобы я могла привести волосы в порядок. За последние два года эта самая процедура стала для нас привычной.

— Да, это было именно то, — кивнула она. — Но случилась и одна неожиданная удача.

— Ты влюбилась в своего инструктора по верховой езде? — полюбопытствовала я, забирая у нее учебник.

Эллен загадочно улыбнулась.

— Лучше.

Поскольку влюбиться — стало для меня теперь главной задачей, я не представляла, что могло войти в категорию «лучше».

— И что же это? — спросила я.

— Два слова. Чудо-лифчик. Тетя мне купила.

Я издала стон.

— По-моему, у тебя навязчивая идея.

Зеленые глаза Эллен заблестели.

— Ничего подобного. Я чувствую, что с женскими прелестями мне жить гораздо легче.

Мы начали спускаться в холл, и я обернулась, чтобы взглянуть на нее. Насколько я могла судить, она ничуть не изменилась.

— Не хотелось бы портить тебе настроение, но я не вижу никакой разницы.

— Ну, сегодня я его не надела. Утром было так жарко, что мне не захотелось напяливать все эти дополнительные прокладки. Но когда жара спадет, я буду во всеоружии.

Я прыснула. Эллен всегда умудряется давать самые нелепые объяснения, но при этом звучат они вполне логично. Вот за что я ее люблю.

— Уверена, что ты посрамишь Долли Партон, — сказала я.

Она закинула свои длинные волосы за спину.

— Я и на это рассчитываю. А ты в самом скором времени затмишь Джейн Остин[8], и она больше не захочет брать в руки перо.

Мы направлялись на факультатив по писательскому творчеству, который я мечтала посещать с самого поступления в школу. Мы с Эллен обе любили сочинять стихи, а иногда вдвоем вдруг возьмем да и напишем рассказ — каждая по одной фразе, по очереди.

— А это будет до или после того, как я завоюю Тони[9] за свою звездную роль в хитовом мюзикле на Бродвее?

Мы дошли до кабинета мисс Хейнссон. В открытую дверь было видно, как она перетаскивает столы, расставляя их по большому кругу. Заметив нас, учительница махнула рукой, чтобы мы заходили.

— Эллен и Делия, рада вас видеть. Будете жертвами моего первого задания. Так трудно всегда заставить учеников прочитать свои отрывки перед всем классом.

— Только не я, — сказала Эллен. — Я ничего не читаю вслух в первый же день.

Мисс Хейнссон повернулась ко мне.

— Делия, могу я на тебя рассчитывать?

Я пожала плечами. Я не была уверена, что готова к такому испытанию.

— Может быть, — проговорила я.

Мы с Эллен сели рядом. Я вытащила свою любимую новую тетрадь (в блестящей черной обложке и с календарем, отпечатанным на внутренней стороне) и надписала белым маркером «Писательское творчество». Я как раз собиралась раскрасить маркером свой розовый ноготь, но тут Эллен толкнула меня локтем.

В класс не спеша вошел Джеймс Саттон и направился в нашу сторону. На секунду у меня перехватило дыхание, и я нечаянно положила руку на еще не просохший заголовок «Писательское творчество».

Увидев еще в первый год его выступление на школьном конкурсе талантов, я потеряла голову. Белокурый, со светло-карими глазами и ямочками на щеках, Джеймс очень выделялся среди других ребят. Сейчас он был солистом в джаз-оркестре «Радиоволны», и девчонки всех классов сходили по нему с ума. В последние три года по нескольким предметам мы занимались в одном классе, но едва ли когда-нибудь перемолвились словом. Во-первых, он дружил с Таней Рид, капитаном болельщиков. Она была на год старше нас. А во-вторых, даже если бы у него не было девушки, все равно он бы и не взглянул на такую, как я: он мог встречаться практически с любой девчонкой из школы.

Эллен наклонилась ко мне:

— Говорят, перейдя в колледж, Таня дала Джеймсу отставку. У него сейчас никого нет.

Я с трудом заставила успокоиться колотящееся сердце. Надежда на то, что Джеймс теперь заинтересуется мною, была слишком мала. Эта волнующая новость, которую сообщила Эллен, означала лишь то, что мне придется привыкать видеть его обнимающим другую девчонку… а не меня. Не скажу, что это была самая восхитительная минута в моей жизни, но все-таки я подперла рукой подбородок так, чтобы пальцы закрывали маленький прыщик на левой щеке — вдруг он все же посмотрит в мою сторону.

Как ни любила я писать, но большую часть урока провела, косясь на Джеймса. То, что он выбрал писательский факультатив, сделало его в моих глазах еще более загадочным и привлекательным. Возможно, он был второй Эрнест Хемингуэй.

Он вытянул длинные ноги, и они высунулись в круг, образованный нашими столами. Никогда не думала, что джинсы могут быть таким захватывающим зрелищем.

Объяснив структуру японского хайку[10], мисс Хейнссон дала классу пятнадцать минут, чтобы каждый написал свой вариант. Все, что я успела, это поставить фамилию в верхней части страницы. Подозреваю, мисс Хейнссон заметила мое состояние и пожалела меня, потому что вызвала читать стихотворение Джо Скалья.


Эллен передала мне записку.

«Как Кейн?» — прочла я.

Сколько я могу помнить, Эллен всегда была явно неравнодушна к Кейну. Но она никогда не предпринимала никаких попыток встречаться с ним. Во-первых, она знала, что он не пропускает ни одной юбки, и не считала Кейна подходящей кандидатурой на роль бойфренда. К тому же у нее была абсурдная теория о том, что мы с Кейном просто созданы друг для друга. Сколько бы я ей ни говорила, что никогда не стану крутить с ним любовь, даже если он останется последним парнем на Земле, она лишь улыбалась.