Сари Робинс - Больше чем скандал

Кэтрин мрачно кивнула. Да, он уже говорил об этом, правда, это было до того, как убили его отца. И до того, как он прикоснулся к ней. Но если для Кэтрин их близость потрясла самые основы мира, то для Маркуса она, похоже, ничего не значила.

«Перестань быть такой наивной», – одернула себя девушка и, изобразив на лице вежливое равнодушие, холодно осведомилась:

– И когда же ты намереваешься отправиться в путь?

– Это зависит от успеха моего расследования.

– Ты уже смог… узнать что-нибудь существенное?

Маркус нахмурился:

– Пойманного нами подонка зовут Конрад Феркс. Слышала о таком?

Она молча покачала головой.

– Мерзавец не сообщил ничего примечательного, однако он клянется, что никогда не слышал о Ренфру… Впрочем, Феркс может лгать намеренно… – Вскинув голову, он неожиданно спросил: – Кстати, ты никогда не видела у Ренфру экзотической трости?

– Какой именно?

– Из слоновой кости с черной отделкой и ручкой в форме головы орла.

Сердце Кэтрин подпрыгнуло.

– Что с тобой, Кэт, ты побледнела, – с тревогой в голосе спросил Маркус и, сжав ее руку, продолжил допытываться: – Так ты ее видела?

Да, она видела похожую трость, но это было десять лет назад. Ее дядя, Дики Каддихорн, любил это чертово приспособление больше собственных детей. Он уверял, что перед самой кончиной трость ему завещал некий благодетель, однако Кэтрин всегда подозревала, что Дики просто-напросто потихоньку стащил трость, пока тело покойного остывало, а родственники усопшего предавались горю. Но Маркус не мог иметь в виду ту самую трость, это было просто немыслимо.

– Феркс поклялся, что убить моего отца его подрядил мужчина с крючковатым носом и такой вот черно-белой тростью, – возбужденно пояснил Маркус. – И если бы ты могла засвидетельствовать, что видела Ренфру с такой тростью, я получил бы зацепку, пусть и незначительную.

К сожалению, Кэтрин ничем не могла помочь Маркусу. Девушка точно знала, что трость принадлежит не Ренфру, а свидетельствовать против Каддихорнов она не хотела, поскольку в этом случае они бы узнали про нее и Джареда. Страшно даже подумать, ведь тогда бы их родственнички вломились в приют с требованием вернуть им опекунство. Внезапно Кэтрин поняла, что Маркус все еще ждет ответа.

– Нет, я никогда не видела Ренфру с чем-нибудь похожим.

– Жаль, – разочарованно откликнулся он. – Однако тебя все равно что-то огорчает.

– Мне пришлось вспомнить… – уклончиво ответила Кэтрин, – весь ужас.

Взяв ее руки в свои, Маркус ласково произнес:

– Со временем, Кэт, воспоминания поблекнут. Они будут возникать все реже и реже…

– Так было с твоими воспоминаниями о войне?

Он кивнул.

– В конце концов ты научишься не думать о прошлом. – Маркус сжал ее руки. – И еще, Кэт. Прежде чем ты уйдешь, я бы хотел сказать тебе, что никогда не стремился к тому… – он махнул рукой на кровать, – чтобы это случилось. Я очень ценю тебя и никогда не перестану уважать. – Он закусил губу, и его глаза стали серьезными. – Я… Не нужно думать обо мне плохо. Я был бы очень огорчен этим, Кэт.

– Я тоже, – честно ответила она.

– И мы по-прежнему друзья?

«Друзья? И это после нашего головокружительного, захватывающего дух полета к звездам?» Кэтрин опустила взгляд, пытаясь скрыть свое разочарование. И действительно, чего она хотела? Неужели она ожидала увидеть, как Маркус стоит перед ней на коленях с обручальным кольцом?

Нет, глупые девичьи мечты не для нее, и пока Маркус не потерян для нее навсегда, она должна наслаждаться бесценными минутами их близости.

Кэтрин подняла голову и сложила губы в вымученную улыбку.

– Конечно, – она постаралась не обращать внимания на облегчение, промелькнувшее на его лице, – мы навсегда останемся друзьями.

– Мисс Миллер! Мисс Миллер!

Кэтрин проснулась. Оглядевшись, девушка поняла, что она находится в своем кабинете, а не на несущемся по волнам корабле, за штурвалом которого стоит Маркус. Боже, ей нужно было заниматься счетами! Интересно, как долго она проспала?

– Немного вздремнули, да? – донеслось от двери. На пороге, беспокойно теребя свою плохонькую шляпу, края которой и без того уже были порядком истрепаны, топтался садовник. О профессии Грейвза неизменно свидетельствовал весь его облик: от запачканных землей пальцев и морщинистой желтоватой кожи, задубевшей из-за многолетних капризов погоды до испачканных травой панталон и вымазанных в грязи ботинок.

– Гм, кажется, я действительно заснула, – пробормотала Кэтрин, вытирая уголки губ.

– Я тоже притомился сегодня, – хмыкнул садовник, – но ради доброго дела.

Кэтрин протерла глаза и спросила:

– Чем я могу вам помочь?

– Я просто хотел известить вас, что уже прополол огород.

Перед глазами Кэтрин неожиданно мелькнул огурец-переросток. Щеки девушки зарделись. Кашлянув в кулак, она постаралась овладеть собой. Весь день она пыталась выбросить Маркуса из головы, но непрошеные воспоминания накатывали на нее в самое неподходящее время.

– А кроме того, – прибавил Грейвз, чуть сгорбившись, – я хотел еще раз поблагодарить за то, что вы снова взяли меня на работу.

– Просто мы решили, что собрать вместе всех тех, кому дорог приют, это лучший способ поддержать его дела на плаву. – Кэтрин не сомневалась в искреннем раскаянии Грейвза, к тому же присутствие посторонних было бы для нее сейчас непереносимо. А садовник Грейвз, несмотря на все свои недостатки, любил Андерсен-холл так же, как и она.

Грейвз извлек из кармана грязную тряпицу и промокнул ею глаза.

– И все равно – спасибо, – грустно сказал он и удалился.

Кэтрин опять опустила глаза в гроссбух.

– Мисс Миллер, – окликнул ее внезапно возникший на пороге мистер Гиллис.

Ее маленький кабинет, где она пыталась найти уединение, начинал походить на городскую площадь в базарные дни. Изобразив на лице улыбку, Кэтрин встала и сделала реверанс:

– Мистер Гиллис.

Седовласый юрист был ненамного выше Кэтрин, однако Кэтрин привыкла почтительно смотреть на большинство мужчин снизу вверх. В особенности – на высоких, темноволосых и красивых. Интересно, чем занимается Маркус, пока она корпит над делами в этом крошечном кабинете?

– Я пришел, как только узнал эту ужасную новость, – скорбно сообщил Гиллис, поправляя очки в золотой оправе одной рукой и прижимая другой набитый бумагами саквояж к груди. В его костюме всегда обнаруживались какие-то недочеты. Однако директор Данн как-то сказал Кэтрин, что Гиллис слишком погружен в серьезные размышления, и поэтому он не в состоянии следить за такими прозаическими мелочами, как криво повязанный галстук.

Продолжая прижимать к себе саквояж, Гиллис шагнул вперед.

– Я вне себя из-за убийства директора Данна, мисс Миллер. Просто вне себя.

– Спасибо, что вы пришли, сэр. Это страшный, страшный для всех нас день.

– Кэт! – пророкотал от дверей знакомый голос.

– Маркус! – Девушке показалось, что кто-то распахнул окно в ее душном кабинете. Бесконечное шарканье ног, утомительные счета, раздражающие вопросы посетителей – все это исчезло без следа, и золотый солнечный свет залил все вокруг.

В дверном проеме стоял Маркус. Он был в голубом, цвета морской волны, сюртуке, украшенном рядами блестящих медных пуговиц, и в безукоризненно белых панталонах. Впечатление от его великолепного наряда лишь немного портила плотная повязка на его ноге. Он возвышался над щуплым юристом, и даже костыль ничуть не умалял его внушительной внешности.

Сознавая, что подле нее находится мистер Гиллис, Кэтрин постаралась взять себя в руки, хотя все в ней затрепетало.

– Мистер Гиллис, майор Маркус Данн.

Приподняв головной убор, Маркус слегка поклонился юристу.

– Давно мы с вами не виделись, мистер Гиллис. – Ноздри Маркуса подрагивали, а его чувственные губы были недовольно изогнуты. Кэтрин удивила неприязнь, которая исказила красивое лицо молодого человека.

– Маркус, – Гиллис поклонился, прикрыв грудь саквояжем, будто щитом.

– Теперь – майор Данн. – Тон Маркуса был ледяным. – Изложите свое дело и уходите, сегодня у нас нет времени для писак-ренегатов.

Кэтрин изумленно заморгала, не понимая, что происходит между этими двумя мужчинами. Напряжение, казалось, пропитывало воздух вокруг них.

– А я-то надеялся, что армия поумерит вашу наглость, – бросил Гиллис.

– Напротив, я теперь с еще большим трудом выношу тараканов вроде вас.

Губы Гиллиса изогнулись.

– Исключительно в память о вашем отце… – юрист замолчал, потом потер лоб и шмыгнул носом. – Он, наверное, был счастлив без меры, увидев вас. Он больше всего жаждал этого… Больше всего на свете… Проклятая чувствительность.

На мгновение гнев на лице Маркуса сменился таким горестным выражением, что сердце Кэтрин едва не разорвалось, но затем его лицо вновь стало непреклонным. Гиллис даже не успел заметить его переживаний. Нахмурившись, он открыл свой саквояж и извлек оттуда продолговатую коробку.

– Я принес вам завещание отца.

Маркус напрягся.

Гиллис рывком сунул коробку ему в руки.

– Я полагал, что вы, быть может, захотите прочесть его, конечно, если воля отца имеет для вас хоть какое-то значение.

Маркус прижал коробку к груди.

Гиллис повернулся к Кэтрин.

– Я зайду позже, мисс Миллер, поскольку мне необходимо обсудить с вами еще один вопрос, но исключительно в приватной беседе. Всего доброго. – Он приподнял шляпу и направился к двери.

Кэтрин и Маркус безмолвно смотрели на коробку, которую принес юрист. Подойдя ближе, Кэтрин положила свою ладонь на его обветренную руку.

Маркус отвел взгляд.

– Дело в том, что… много лет назад Гиллис доставил мне немало неприятностей, – он уставился в пол, – а я не из тех, кто легко прощает обиды.

– Он не должен был так с вами разговаривать, ему следовало бы проявить больше участия. – Кэтрин не знала, как говорить с человеком, на которого навалилось столько горя.

– Это неважно. Как ты себя чувствуешь, Кэт?

Сердце Кэтрин дрогнуло: Маркус подвергся оскорблениям, и все же нашел в себе силы подумать о ней.

– Устала, – честно призналась она. – Впрочем, этого следовало ожидать – день выдался длинным.

Маркус прокашлялся:

– Кухарка сказала, что ты почти ничего не ела сегодня. И я подумал… что тебе стоит передохнуть и подкрепиться.

– Это было бы очень кстати, – тихо ответила она, удивившись, что даже все эти переживания не отвлекли его от забот об ее аппетите.

– Я приготовил в гостевом домике скромный ужин. Наверное, ты сможешь отлучиться туда ненадолго?

– О! – Внутри у Кэтрин все ликовало. Остаться с Маркусом наедине! Ей захотелось станцевать джигу.

Впрочем, она тут же вспомнила, что ее поведение должно служить образцом для прочих обитателей Андерсен-холла. А отправиться с Маркусом в его комнаты стало бы верхом неприличия. Обязательства давили на Кэтрин, будто груда камней.

Но, с другой стороны, она исполняет секретарские обязанности, и почему бы ей не обсудить с одним из членов попечительского Совета проблемы первостепенной важности? В особенности – в столь трудное время. Тем более что Маркус так предупредителен, и, оттолкнув его, она проявит непростительную грубость.

Они кивнула:

– Чудесно придумано. Спасибо.

Когда они вышли на улицу, Кэтрин зажмурила глаза от яркого солнечного света, ведь большую часть дня она просидела в кабинете. Девушка глубоко вздохнула, радуясь возможности хоть ненадолго отвлечься от снедавшей ее тревоги. Постоянное напряжение лишило ее аппетита, и последней едой, доставившей ей удовольствие, были проглоченные в компании Маркуса мятные леденцы.

При одной мысли о событиях прошлой ночи ее обдало жаром, но она постаралась отвлечься и не ждать от приглашения Маркуса слишком многого. Ведь они – просто друзья. А друзья время от времени преломляют свой хлеб бок о бок, не так ли? Возможно, Маркус хочет прояснить их отношения и избавиться от недоразумений.

Но, несмотря на все эти доводы, возбуждение захлестывало Кэтрин с головой. У нее был трудный день, а в обществе Маркуса все казалось более или менее переносимым.

Кэтрин втянула в себя воздух, наслаждаясь красотой окружающей их природы. В небе порхали птицы, листва нежно шелестела под весенним ветром, разносившим запах хвои, и с каждым шагом к домику для гостей воздух становился все теплее. Маркус шел рядом с девушкой, и его костыль выбивал по усыпающей дорогу гальке веселую мелодию.

На ярком солнце волосы Маркуса напоминали черный шелк. Кэтрин с трудом подавила желание высвободить темный завиток, забившийся ему под воротник. Однако, несмотря на утренние события, она не имела на это права.

– Признаюсь, – медленно заговорил Маркус, пока они шли по дорожке, – сегодня я долго боролся с собой, прежде чем к тебе приблизиться.