Кэролайн Линден - Больше чем страсть

– Выходит, он был у вас частым гостем?

Она сделала небрежный жест рукой.

– Частым? Пожалуй.

– И вы гуляли с ним в лесу?

– Один раз, – подтвердила она.

– А сегодня встретились с ним в городе?

– Случайно, – отозвалась Абигайль нарочито веселым тоном, в противовес его бесстрастной интонации. – Точно так же, как мы встретились с вами. – Она выдержала паузу, прежде чем добавить: – Что представляет собой Бристоль? Я никогда не была в портовом городе.

– Скученный, – сказал он. – И грязный.

Она кивнула:

– Совсем не то, что Ричмонд. Мой брат как-то ездил в Портсмут. Он присылал письма с очень забавными описаниями тамошних жителей.

Себастьян опять замолчал. Они почти добрались до кареты, где уже сидели Пенелопа и Джеймс. Рядом стоял грум, ожидая, когда подойдет Абигайль, чтобы помочь ей забраться внутрь.

– В Бристоле не было ничего интересного, о чем можно было бы написать.

– Возможно, но письмо показало бы, что вы думаете обо мне. – Она приподняла брови. – Хотя, наверное, я ошибаюсь.

Абигайль шагнула к карете, но Вейн схватил ее за руку, повернув лицом к себе.

– Я думал о вас, – произнес он тихим, напряженным тоном. – Каждый день.

– А я думала о вас, – отозвалась она. – Единственная проблема заключалась в том, что я не знала, что думать.

Его пальцы крепче обхватили ее запястье.

– После того как мы расстались…

– И что? – продолжила Абигайль, когда он замолк. – Мы ничего друг другу не обещали.

– Да, – мрачно согласился Себастьян. – Несомненно.

Абигайль мучительно покраснела. Тогда он расстегнул на ней платье и осыпал поцелуями ее обнаженную грудь. Он сунул руки ей под юбку и заставил ее чувствовать себя самой порочной и распущенной женщиной на свете. И она не только позволила ему это, она наслаждалась его ласками и хотела большего.

Но теперь надежды Абигайль на то, что могло произойти по возращении Себастьяна, казались ей глупыми и наивными. Казалось, он забыл о своем желании поговорить с ее отцом, и сегодня снова выглядел холодным и отрешенным.

– Что ж, – сказала Абигайль, прежде чем успела остановить себя, – наверное, я сама виновата. Вы пожелали очень много, и я дала это, не требуя обещаний.

Вейн отпустил ее руку, словно обжегшись.

– Но прежде чем заподозрить меня… в чем-либо, – продолжила Абигайль с нарастающим гневом, – спросите себя, какое вы имеете право рассчитывать на мою преданность? Вам известно, чего я хочу, сэр. Я никогда не жеманничала по этому поводу. И если вы не можете или не хотите дать мне этого, почему мне нельзя поискать в другом месте? Вы сами сказали, чтобы я так и сделала!

– Абигайль, – мягко произнес Себастьян.

Она резко махнула рукой.

– Мне надоело, что меня воспринимают как бессердечную кокетку. Да, я хочу следовать велению своего сердца, но не к очевидному разочарованию. Если это все, что вы можете мне предложить, тогда, пожалуй, мне следует поощрить ухаживания другого джентльмена. – Она вздернула подбородок. – Если вы решите, что вас не устраивает такой финал, вы знаете, где меня найти. – Повернувшись к Вейну спиной, Абигайль гордо прошествовала к карете и, вскочив на ступеньку без помощи грума, уселась рядом с сестрой. – Я готова, – заявила она.

Брови Джеймса взлетели вверх, но он сделал кучеру знак трогаться.

Пенелопа склонилась к уху Абигайль.

– Эбби, ты что, только что поссорилась с мистером Вейном? – недоверчиво прошептала она. – Посреди улицы?

– Нет. – Абигайль устремила взгляд вперед, отказываясь смотреть на Себастьяна, когда карета тронулась с места.

Пенелопа вытянула шею, глядя в окно.

– Он выглядит как громом пораженный. Что ты ему сказала?

– Ничего такого, в чем я не была бы уверена. – Абигайль бросила свирепый взгляд на брата, который, казалось, увлеченно созерцал пейзаж за окном кареты.

Пенелопа откинулась на спинку сиденья, глядя на сестру с одобрением.

– В таком случае ему следовало это услышать.

Абигайль промолчала. Ее сердце оглушительно билось, руки, вцепившиеся в подарок лорда Атертона, все еще дрожали. Себастьяну Вейну следовало это услышать – а ей высказаться. Если она ему нужна, пора ему доказать это.

Себастьян возвращался домой в весьма мрачном настроении.

Все, что Абигайль сказала ему, правильно. Он ничего ей не обещал. Более того, он сказал ей, чтобы она бежала от него прочь. А сам воспользовался ее сексуальным любопытством и доверчивостью, чтобы удовлетворить собственное желание. Он знал, чего она хочет: не просто страсти, а любви и замужества. Вся ирония заключалась в том, что он был на грани того, чтобы предложить то и другое, но, разумеется, Абигайль этого не знала. А все оттого, что он позволил своей непроизвольной реакции на Бенедикта Леннокса возобладать над своими намерениями и рассудком.

Проклятие! Почему именно Бенедикт Леннокс? В этом был какой-то извращенный юмор. Когда-то Бен завидовал ему. Себастьян был выше, сильнее, более искусен как наездник и куда лучше стрелял. Отсутствие титула у его отца означало, что ему позволялось делать такие вещи, как поступить в армию, тогда как Бенедикту, наследнику графа Стрэтфорда, было решительно отказано в любом шансе отличиться на этом поприще.

При воспоминании об их с Беном юношеских взглядах на военную службу губы Себастьяна тронула горькая улыбка. Ратная слава быстро померкла, а увечье осталось на всю жизнь. Зато Бенедикт, благополучно, если не счастливо отсидевшийся дома, по-прежнему цел и невредим.

Хуже того, его поместье изувечено ничуть не меньше его самого, и больше всех выгадал от этого – пусть косвенно – Бенедикт Леннокс. Вряд ли Себастьян чувствовал бы себя лучше, если бы отец продал землю кому-нибудь другому, а не лорду Стрэтфорду. И все же тот факт, что Бенедикт унаследует то, что должно принадлежать ему… Себастьяну пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не проклясть снова эту насмешку судьбы.

Что ж, Бенедикт здоров, полон сил и имеет большое наследство. Это данность, изменить которую не во власти Себастьяна. К тому же не Бенедикт прострелил ему колено и скупил его владения за гроши.

Но Абигайль… Себастьян сомневался, что примет потерю Абигайль с таким же философским спокойствием. Хотя, если честно, она ему не принадлежала, и они не давали друг другу никаких обещаний.

При каждом шаге коробочка с камеей ударяла Вейна по бедру, ухудшая его и без того скверное настроение. А на что он рассчитывал? Он ничего не обещал Абигайль – пусть даже только потому, что ему нечего ей обещать. Проклятая гордость не позволила ему признаться Абигайль в своих чувствах, и вот теперь она решила поискать кого-нибудь другого. Кто может упрекнуть ее?

Себастьян свернул с тропинки и пошел через лес, стегая тростью листья папоротника, разросшегося на пути. Ему хотелось кого-нибудь избить, чтобы дать выход собственной досаде, и он сознательно причинял себе боль, зарываясь каблуками в почву, словно хотел наказать свое колено за слабость и увечность. Это стоило ему того, что он упал. В попытке сохранить равновесие Вейн поскользнулся, ступив на толстый ковер листьев, сухих сверху и влажных внизу. В мгновение ока он съехал по склону, приземлившись на кучу обнажившейся лесной почвы.

Несколько мгновений он просто сидел, оглушенный ударами собственного сердца. Конечно, это был не первый раз, когда он падал, но за последнее время это случилось впервые. Обычно Себастьян обращал больше внимания на то, куда ступает. Если бы он не позволил эмоциям взять верх над его обычной осторожностью…

Это из осторожности Вейн пытался избегать Абигайль. И, хотя он не устоял перед соблазном поцеловать ее, осторожность удержала его от признания, прежде чем он уехал. Если бы Себастьян проигнорировал сегодня настойчивый оклик Пенелопы, то, возможно, не блуждал бы сейчас по лесу. Он шел бы с Абигайль под руку, рассказывая ей о Бристоле, дядином наследстве, и, возможно, даже сделал бы ей предложение.

Вздохнув, Себастьян ощупал больное колено. Затем, покряхтывая, поднялся с земли и взялся за трость, прежде чем опереться на левую ногу. Сделав несколько осторожных шагов, он пришел к выводу, что колену не стало хуже, чем до падения. Не считая мокрого зада, он легко отделался.

Внезапная мысль заставила его потянуться к карману. Коробочка помялась, но, развязав ленточку и открыв ее, он убедился, что камея выглядит точно так же, как раньше: изящный профиль очаровательной дамы, вырезанный из слоновой кости, на светло-голубом фоне. Он помедлил, пройдясь пальцем по золотой оправе.

Нет, не осторожность сдерживает его в отношениях с Абигайль. Это страх. Он не нанес ей визита, несмотря на приглашение, потому что боялся, что она сочтет его недостойным себя. Он не рассказал ей о цели своей поездки в Бристоль, потому что боялся, что новости окажутся не такими хорошими, как он надеялся. Он не признался, что любит ее, потому что боялся открыть свое сердце, хотя Абигайль была последним человеком на свете, кто посмеялся бы над ним. Все, что он сделал и не сделал, было следствием страха.

Себастьян знал, что это такое. Он помнил, как лежал в импровизированном армейском госпитале, боясь заснуть и никогда не проснуться. Он помнил, как водворял отца в его спальню, содрогаясь от его хриплых криков, опасаясь, что тот умрет ночью, и одновременно – что он переживет ее. Он помнил, как не знал, чем оплатить счета и закладные, сходя с ума от ужаса, что лишится последнего, чем еще владеет. Все эти испытания на стойкость духа он пережил и преодолел.

Меньшее наследство не сделало бы Вейна менее достойным в глазах Абигайль, а любое улучшение его положения могло только помочь. Она уже знает о его изувеченном колене. Ей известно, что он собой представляет. И тем не менее она приняла его.

Себастьян сжал камею в руке, сомкнув губы в твердую линию. Он вел себя как последний идиот. Если ему нужна Абигайль, ему придется завоевать ее. Каждая девушка заслуживает, чтобы за ней ухаживали, искали ее общества, заставляли чувствовать себя желанной. Из-за своего упрямства и гордости он усложнил себе задачу, но это не изменило непреложных обстоятельств, запечатленных в его сердце и сознании: он желает Абигайль Уэстон. Он нуждается в ней. Он любит ее!

И если ему придется за нее бороться, он будет бороться до последнего вздоха.

К следующему утру Абигайль решила для себя две вещи. Если лорд Атертон приедет с визитом, она откажется принимать его, сославшись на головную боль. В этом была доля правды, поскольку в голове у нее царил сумбур. Она так и не определилась, как относиться к знакам внимания виконта. Ее родители были в восторге от его посещений, а он был всем, о чем только можно мечтать. Кто знает, как все обернулось бы, не встреть она мистера Вейна раньше?

Но она его встретила и даже, кажется, влюбилась в него. Этот факт имел прямое отношение к следующему решению Абигайль. Если Себастьян явится, она с ним увидится, но известит его о головной боли, чтобы воспользоваться этим оправданием в любой момент. Если придет, чтобы объяснить, почему пребывал в таком угрюмом настроении, она выслушает его. Впрочем, учитывая стойкое нежелание Себастьяна наносить ей визиты, Абигайль полагала, что у нее еще будет время поразмыслить над вторым решением.

Она положила «Айвенго» на прикроватную тумбочку рядом с «Детьми аббатства» и задумалась, глядя на них. «Айвенго», захватывающая история о любви и рыцарской чести, относилась к числу ее любимых книг. К тому же это было великолепное издание в кожаном переплете с золотым тиснением. «Дети аббатства» были старой книгой, пахнущей пылью, а само повествование – немного наивным.

Тем не менее… Абигайль прошлась пальцем по корешку последней. Для лорда Атертона покупка «Айвенго» была минутной причудой. Он слышал, как она сказала, что ей нравится эта книга, и решил доставить ей удовольствие. Этот жест ничего для него не значил, кроме повода произвести на нее впечатление. Тогда как «Дети аббатства» принадлежали матери Себастьяна. Даже если он – как она подозревала – подарил книгу отчасти потому, что не мог позволить себе другой подарок, не говоря уже о таком роскошном, как «Айвенго», эта вещь имела для него особое значение. Вряд ли он стал бы хранить ее все эти годы без всякой причины. Это было издание «Минерва пресс» в дешевой обложке и не бог весть какое достижение в области литературы. Но именно это указывало на определенную глубину чувств Себастьяна, как и его хлопоты по обустройству грота. Абигайль отказывалась верить, что он расчистил вход, принес ковер с подушками и фонари, проделав немалый путь по лесу, по какой-либо иной причине. И все это, даже не зная, придет ли она туда!