В нем вот обнаружилось. Вопросы, которые Даниил задавал себе, сидя в каменном мешке, никуда не делись. И самый главный из них, самый важный мучительно стучался в виски каждую бессонную ночь, которые начались после возвращения в Москву.

Что мое? В чем мое призвание и реализация в этой жизни? Что мне так интересно делать, чтобы захватывало всего целиком, чтобы чувствовать процесс творчества, радость от работы?

А тут еще под шум и тарарам его резонансного дела все фискальные органы решили проверить финансы Казарина – и началось! И налоговая, и органы власти – со всех сторон. А Даниил отчего-то чувствовал, что ему почти безразлично. Однажды ночью сидел за столом в кухне, потягивал остывший и ставший совсем невкусным чай и поймал себя на мысли – жаль, что Дружинину не удалось обобрать его подчистую, пришлось бы начинать все с нуля, вот тогда бы азарт пробил по полной и вернулся тот импульс, заставлявший крутиться и чувствовать себя живым, загораться новым делом, идеей.

Даниил даже как-то испугался такой мысли – чур меня, чур!

Уж он с мыслями-то старался быть осторожнее, после откровений непростых с самим собой в яме и от четкого понимания, что сами мы к себе все притягиваем и создаем – своими делами, поступками и мыслями.

И тут его осенило! Вспомнил вдруг Даниил, как сделал Косте новый протез!

Это было где-то год назад. Они с главным бухгалтером сработались, притерлись уже друг к другу, и Казарину показалось, что можно позволить себе задать вопрос о протезе. Отчего, мол, он у него совсем неподвижный, сейчас же вроде есть новые модели – гибкие, более удобные? Бальдин интеллигентно и художественно послал начальника куда подальше с его грубым любопытством. Но Казарин не отставал, уверяя, что интересуется из лучших побуждений – с коими вместе был послан бухгалтером еще дальше. Неделю Бальдин разговаривал с Даниилом Антоновичем холодным, исключительно деловым тоном.

А Казарин завелся, как трактор без тормозов, и уже остановиться не мог. И подговорил Ритулю пригласить Бальдина в гости под каким-нибудь предлогом. А там у нее за столом – якобы! – случайно зашедший к любимой тетушке племянник, под разговор душевный достал-таки своего главного бухгалтера так, что тот, плюнув в сердцах, громко послав его еще раз, но уж теперь более конкретно – сдернул с себя пиджак и рубашку, снял протез и сунул Казарину в руки.

– С тобой, Даниил Антонович, в разведку хорошо ходить! – шумел разбушевавшийся Константин. – Ты врага так достанешь, что он тебе все свои секреты выложит, лишь бы ты отстал наконец!

А сам на Риту поглядывал исподлобья, наблюдая за ее реакцией на его уродство, а она хохотала аж до слез – вот и вся реакция.

– Родственнички! – устало заметил Костя и так и уселся за стол с голым торсом, остывая от вспышки возмущения.

Казарин же протез изучил, насколько смог, и культю руки, отрезанной выше локтя, осмотрел.

И загорелся интересом, идеей. Просидел несколько дней и ночей в Интернете, дергал Костю, привозил к себе домой, рассказывал, что задумал, снимал с него мерки. Заказал в Германии новейшую модель протеза.

Доставили. Честно – дорого для простого человека.

И взялся Казарин протез модернизировать. Не зря же он изучал не только робототехнику и комплексную автоматизацию, но и окончил факультет биомедицинской техники.

И влез он в это дело с го-ло-вуш-кой! И такой кайф поймал!

А потом испытывал на терпеливом Костике свою разработку.

Во вещь получилась! Константин теперь мог управлять рукой – сгибать, разгибать, делать иные манипуляции, разумеется, не во всем объеме живой руки, но очень много. К тому же пальцы искусственной руки стали подвижными и тоже могли выполнять несколько простейших операций, что очень сильно облегчило жизнь Константина.

Той ночью, сидя над кружкой остывшего чая, Даниил вспомнил про этот протез и пережил сильнейшее потрясение от снизошедшего откровения. И пошел-пошел за мыслью, побежавшей вперед, и к утру совершенно четко понял, чем именно хочет заниматься.

Удивляйтесь не удивляйтесь – но делать протезы, аппараты, приспособления, искусственные имплантаты, которые могут максимально приблизиться к функциям человеческого организма. Все в принципе вполне в рамках образования Казарина, кроме одного… Он не обладал достаточными знаниями, как устроен человеческий организм, для того, чтобы разрабатывать и внедрять механизмы и приспособления такого рода новейших технологий на том уровне, которого ему хотелось достичь.

В то знаменательное утро Даниил уже точно знал, что для этого надо делать.

И пошел договариваться в мединститут, чтобы у него приняли экзамены в виде исключения, поскольку на дворе стоял конец августа и все, кто могли, уже поступили.

И, знаете, договорился. Представляете – взял справку в ФСБ, что не мог сдавать экзамены в положенное время в связи с тем, что находился в плену.

Ржали все! Начиная от мужиков в ФСБ до ректора мединститута. Но, как ни смешно, но формальности при предоставлении такой справки были соблюдены, и Казарина в виде исключения допустили до прохождения индивидуальных экзаменов.

И он сдал. Хорошо сдал, с химией, правда, не очень, но он обещал подтянуться во время учебы. И поступил. Внимание – на лечебный факультет!

Подобрал себе управляющего, молодого талантливого парнишку по достойной рекомендации, оставил его под присмотром Костика заниматься делами фирмы, а сам учился и на полставки нанялся работать инженером в Научно-исследовательский институт медицинской техники. За пять лет учебы Даниил сменил несколько мест работы по этому профилю, разного уровня крутизны.

Интернатуру проходил всерьез по полной в Склифе в экстренной неотложной помощи хирургом.

Сразу после окончания интернатуры открыл собственную фирму по разработке и производству протезов, имплантатов, аппаратов и иного специализированного оборудования для восстановительной медицины.

Нанял очень талантливых специалистов – инженеров и медиков – коллектив просто уникальный, люди исключительные! Ну и свои из бывшей фирмы – Ольга Павловна, Костя, понятное дело, и, как ни странно, управляющий. Оказался очень толковый парень. Свое конструкторское бюро, свои лаборатории и цеха производственные – Казарин вложил все активы.

И все эти годы учебы и выстраивания нового дела Казарин чувствовал, что это его! Вот от этого он получает настоящий, чистейший кайф творчества и чувство полной реализации! Ему интересно все – каждый новый проект, всякая информация, каждый новый человек, нуждающийся в помощи такого рода! Он просыпается утром с ощущением кайфа жизни, дела своего, радости от этого дела.

Как тот Иванушка, почти дурак из сказки, который прыгнул в котел с горячим молоком и вынырнул другим человеком, Даниил упал в яму и вылез из нее другим человеком.


– Так ты что, доктор? – поразилась до глубины души Надежда, даже села на матрасе от потрясения.

– Да, – скривился слегка от такого ее преувеличенного удивления он. – Хирург. Но не практикующий. Я все же больше инженер, чем хирург.

– Обалдеть! – Надя качала головой, глядя расширившимися от восхищения глазами на Казарина. – И что у тебя есть пациенты, клиенты? Много?

– Как ни странно, но много, – усмехнулся Даниил, но тут же стал серьезным: – Тяжелый травматизм – не такая уже и редкая штука у нас в стране, да и вообще в мире. Но есть вещи и пострашней. Мы, например, сотрудничаем с Институтом неотложной детской хирургии и травматологии. У меня в коллективе есть ребята, специализирующиеся именно по детской травматологии. Дело в том, что протезисты и врачи-хирурги работают вместе уже на этапе оперирования, чтобы сделать действительно уникальный протез, способный практически заменить утерянные органы. А в детскую хирургию сейчас привозят тяжелых деток из Донецка с очень страшными травмами. Мы делаем для них протезы бесплатно. Находим спонсоров, оплачивающих работы и материалы. На сегодняшний день протезирование выходит на уровень высоких современных технологий, а это очень дорого.

– Подожди, – остановила его красноречие Надюха, – я хотела бы уточнить. Получается, что в яму бросили тебя дьяволом-искусителем, совратителем наивных дев, прожигателем жизни и махровым эгоистом, а выбрался ты оттуда прямо ангелом белым, спасителем несчастных детишек? Чистым-чистым, иже херувимы, как говорит Максим Кузьмич?

– Э-э-э, нет, – сделал Казарин отрицающий жест рукой, – и не надейся. В каждом человеке есть и то и другое. Ты, можно подумать, когда дела ведешь, вся такая чистенькая, правильненькая, мечта налоговой и клиентов, желающих тебя нагреть по-крупному. В каждом сидит и ангел, и дьявол. Другой вопрос, при каких обстоятельствах тот или другой берет верх, каким образом проявляется в человеке и на что его толкает. Иногда эти обстоятельства могут быть очень жесткими.

У Нади тут же изменилось выражение лица от воспоминания о его жестких обстоятельствах. А Казарин, увидев эту смену настроений, обнял Надюшку за плечи, опрокинул на спину и навис над ней, приподнимаясь на локте.

– Жалеешь меня? – наигранно сурово спросил он.

– Нет, – честно ответила Надюха и погладила его по щеке. – Сочувствую, переживаю ужасно. Когда ты говорил о тех днях, что провел в яме, мне казалось, будто я чувствую то же, что ты переживал тогда, даже, знаешь, воздуха не хватало, и сердце щемило.

– А теперь скажи, что любишь меня, – потребовал Казарин на всем серьезе.

А она всматривалась в его лицо и молчала.

Когда-то прозрачным морозным утром Наденька Петрова вошла в заледеневший лес, подняла голову и посмотрела в лазоревое прозрачное небо, звеневшее от чистоты и простора, и снизошла на нее ясность. Поняла она, что любит Даниила Казарина любовью, которая «милосердствует, все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит и не ищет своего». Любит без всяких условий – где бы он ни был на этой земле.

– Я люблю тебя, – спокойно и уверенно сказала она.

– Во-о-т, – кивнул Казарин довольно. – Вот так правильно. – И принялся растолковывать ей, как маленькой девочке: – Ты должна понимать: я никуда тебя не отпущу и никому не отдам, потому что мы связаны чем-то очень сильным. Сильнее, чем можем представить. И кстати, раз ты меня спасла, теперь ты за меня отвечаешь.

– О-о нет, – застонала она. – Не начинай это сначала! Никто тебя не спасал, со своим спасением ты благополучно справился сам.

– Справился, – подтвердил он. – Но без тебя и некой необъяснимой, но очень сильной связи между нами этого могло и не произойти. – Он смотрел на нее несколько мгновений молча со странным выражением лица и вдруг спросил: – Ты помнишь тот кошмар, что приснился тебе утром в субботу, когда мы расстались?

– Помню, – тихо-тихо ответила она. – Но неужели это помнишь ты?

– Я очень четко помню тот день и все, что ты мне тогда сказала, – все смотрел и смотрел на нее он. – Когда в первую ночь в яме я ходил по периметру, то вспомнил, как ты рассказывала, что тебе приснилось, как кто-то звал тебя из ямы в земле, и ты чувствовала, как важно было найти, добраться до этого человека. И как ты тянула и тянула ему руку, и он смог дотянуться до нее из темноты. Ты же понимаешь, что это был я. Я четко тогда вспомнил твой рассказ и понял, что раз ты спасла меня в этом сне еще тогда, то, значит, совершенно точно, что спасешь в реальности. Я знал – не просто верил или надеялся, я четко знал, что спасусь и поможешь мне в этом ты. Мы связаны с тобой не только любовью, но чем-то гораздо большим. Поэтому я никому тебя не отдам и не отпущу тебя больше никуда.

– Так, вся эта мистика – ерунда! Мало ли что мне приснилось! – сбивая серьезность такого заявления, шутливо толкнула его Надя, а Даниил принял эту ее дурашливость, даже, наверное, благодарно принял и покорно откинулся на спину, а она села. – И что значит: не отпущу, не отдам? Куда не отпущу и кому не отдам? О чем мы вообще разговариваем? Третий день пошел всего, как встретились. Я даже не знаю, женат ты или нет.

– Нет, – начал посмеиваться Даниил, протянул руку и дернул девушку на себя.

Она упала боком ему на грудь и спросила, устраиваясь поудобней:

– Был?

– Женат не был, но жил с одной женщиной три года.

– Целых три года? – протянула Надюха с сарказмом. – Ну ты силен, Казарин.

– Да ладно. Это все потому, что я в этот момент учился и работал, как подорванный, и ее почти не видел, а так бы она давно слиняла.

– А почему это она слиняла? – допытывалась Надюха.

– Ну да. Тебе ли не знать, – хмыкнул Казарин. – Я, Нюшка, не сильно изменился в этом плане жизни. В быту тяжелый, приручаюсь трудно, капризный, эгоистичный. Мне тишина, чистота и спокойствие дома нужны. В еде разборчив стал до неприличия. Требовательный, как все эгоисты. Так что тебе трудно придется, ко всему этому как-то прилаживаться.

– Стоп, стоп! – снова села она на постели, высвобождаясь из его объятий. – Давай-ка уточним: это что, предложение? Ты предлагаешь пожить вместе, попробовать, что из этого получится, или что-то другое?