* * *

Поначалу Валентина ему везде мерещилась: на улице, в метро, магазинах, кафе… Увидев ее в сквере возле памятника Пушкину, Невский сначала не поверил своим глазам. На коленях у нее лежала целая кипа газет, и судя по тому, что Валентина держала ручку, она наверняка выписывала что-то для нее важное — настолько сосредоточен был ее взгляд, да и весь вид ее говорил, что она занята серьезным делом. Потом она выпрямилась, свернув газеты, сунула их в пакет и сразу как-то расслабилась, откинулась назад и прикрыла глаза…

Игорь стоял в нескольких шагах от нее, как вдруг их разделила толпа иностранцев с фотоаппаратами, обступивших памятник плотным кольцом. Особенно некстати оказалась толстуха в желтых клетчатых шортах и красном свитере, которая своим необъятным телом все ему заслонила. Невский стал пробираться сквозь толпу к скамейке Валентины, но, к своему ужасу, увидел, что скамейка пуста, а стройная фигурка в черном костюме с невероятной скоростью удаляется по направлению к ресторану «Макдоналдс». То, что это была Валентина, он нисколько не сомневался: девушка была рыжеволосая да к тому же в желтых перчатках.

Он почти следом за ней вошел в ресторан, но долгое время не мог ее отыскать. Когда же все-таки увидел на втором этаже в самом углу (она сидела спиной к нему), на лбу его выступила испарина: Валентина была не одна, ее лапал какой-то подвыпивший мужчина…

Невский почти выбежал на улицу и глотнул свежего воздуху, если такой был в самом центре Москвы. Стоя у перехода, он долго не знал, куда себя деть, с трудом осознавая увиденное. Каково же было его удивление, когда минут через десять парочка вышла из ресторана и направилась в сторону Бронной; Невский, пойдя зачем-то следом, видел, как они вошли в коммерческий ларек… Покружив вокруг него с полчаса, он решил убедиться в том, что это действительно Валентина, и принялся стучать в окошечко и звать ее. Но оно оказалось заперто, хотя внутри ларька горел свет. Тогда он обошел ларек и стал колотить кулаком в дверь. Но в ответ он услышал лишь какой-то хрип, прерываемый низким мужским голосом, и звук, напоминающий скрип кровати…

Он не помнил, как добрался до дома.

* * *

Родиков нашел его в ужасном состоянии, небритым, голодным, с глубокого похмелья: на столе стояли пустые бутылки.

— Ну хочешь, я найду ее и убью, — расчувствовался он после рассказа Игоря. — Как ты мог влюбиться в нее?

— Это была не любовь… Понимаешь, она мне казалась самой свободой… От нее исходило тепло и радость… И кроме нас, не было никого и ничего. Я не знал, что такое бывает.

— Тебе нужно срочно найти женщину и забыться.

— Нет, мне теперь ничего не нужно. Тем более женщину.

— А что Анна?.. — осторожно спросил Родиков, помогая другу убирать в комнате. Сейчас важно было убедить Невского прекратить бузу и заняться делом. На завтра была запланирована важная встреча с представителями швейцарской стороны. Всем, кто знал Невского, стало бы спокойнее, если бы он вернулся к жене. Игорь был всеобщим любимцем в фирме, где в его подчинении находилось шестьдесят служащих, знавших его как душевного человека и справедливого шефа. Все они удивлялись, как, будучи честным и ответственным, Невский мог достичь столь высокого положения и при этом не оскотиниться. Его разрыв с женой, о чем известили подруги Анны — жены его коллег, очень скоро стал главной темой разговоров. Стоило Невскому появиться в своем кабинете, как все облегченно вздыхали: раз человек пришел на работу, значит, относительно здоров. Значит, будет жить. Как ни странно, но сочувствовали в первую очередь не Анне, а Игорю, потому что история с любовницей, которую продержали в подъезде больше трех часов, вызвала к той жалость. К тому же всех раздирало любопытство: кто же это такая и почему никто ее ни разу с ним не видел? Все ждали развязки…

— А что Анна? — переспросил Саша Родиков. — Ты когда ее видел в последний раз?

— А ее я вообще не хочу видеть…

Невский заперся в ванной, и Родиков услышал звук льющейся воды.

— Слушай, я хотел пригласить тебя сегодня на одну вечеринку… Тебе не следует запираться в квартире, наоборот, ты должен бывать на людях… Сам все понимаешь, старик…

Приоткрыв дверь, Игорь высунул голову с намыленным лицом.

— Может, ты и прав, но я не могу… Я ценю то, что ты заботишься обо мне и все такое прочее, однако мне сейчас ни до чего… Что слышно о наших швейцарских друзьях? Если я еще не пропил свою память, они должны прилететь сегодня ночью?

— Да, но тебе не следует встречать их в таком вот виде… Мы уже все приготовили и сами встретим… Тебе надо быть в форме завтра утром…

— Что-то я тебя не пойму, то ты приглашаешь меня к себе на вечеринку, где предполагается выпивка, то говоришь, что завтра утром я должен быть в форме… Скажи прямо, чего тебе от меня надо и что я должен сделать, чтобы все остались довольны? Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Да, я чуть не потерял голову, но поверь, скоро все придет в норму, обещаю тебе… А сейчас… Саша, ты не побреешь мне шею?

— Я бы ее с удовольствием намылил… А что касается вечеринки, тут ты прав… Просто мне хотелось познакомить тебя со своей девушкой, с одной стороны, но с другой, я как бы не должен этого делать, чтобы лишний раз не искушать тебя спиртным… Вот и все. Тебе решать. Ты уже большой мальчик.

* * *

Спустя два часа после ухода Родикова Игорь все же решился выйти из дома и сесть за руль своей машины. Прогулка по ночной Москве — что может быть прекраснее?

Улицы стали оранжевыми от света фонарей, а люди, прогуливающиеся по ним, показались большой праздничной толпой, спешащей неизвестно куда.

Игорь пытался вспомнить, когда ему было по-настоящему радостно на душе? Только раз: в тот вечер, когда они с Валентиной мчались под землей, взявшись за руки… Никогда и ни с кем он не чувствовал себя так хорошо, никогда еще ему так не хотелось жить, никогда он не забудет ту Валентину, которую он узнал в гостинице, как никогда не вспомнит другую Валентину, скрывшуюся за дверями мерзкого ларька…

И вдруг случилось невероятное: слезы, откуда-то взялись слезы, они катились по щекам, застилая все вокруг; Игорь не мог вспомнить, когда он плакал последний раз… В детстве… Слезы как реакция на подлость, обман. Плата за разочарование.

Он отнял руки от руля, чтобы промокнуть глаза носовым платком, и в это время навстречу ему на большой скорости вывернул малиновый сверкающий «Форд». Неизвестно, что бы случилось, если бы Игорь не успел схватить обеими руками руль и свернуть с дороги на тротуар… Он почувствовал, как машина стукнулась обо что-то темное и мягкое, послышался чей-то сдавленный вскрик, который слился с визгом тормозов… Невский понял, что сбил человека.

10

Если бы ей сказали, что она будет присутствовать на свадьбе человека, который в течение трех лет был ее фактическим мужем, с которым они прекрасно ладили и не собирались никогда расставаться, она бы рассмеялась тому в лицо. Тем не менее Бланш стояла в церкви рядом с Борисом, одетым в роскошный черный смокинг, глядя, как он надевает кольцо на палец своей будущей жены — Эммы Латинской.

Невеста, лицо которой было скрыто густой белой вуалью, казалось, была счастлива. Ее высокая сухая фигура привлекала к себе внимание всех, собравшихся на эту странную церемонию. Кто бы мог подумать, что эта женщина, в прошлом году похоронившая своего горячо любимого мужа, выйдет замуж за русского эмигранта, ресторанного тапера, да к тому же находящегося в связи с молодой женщиной, которая после свадьбы, как предполагалось, переедет с ним жить в Булонский лес?

Бланш в облегающем платье из тафты изумрудного цвета, с высокой прической, с нежной шейкой и свежим лицом словно бросала вызов этой ходячей мумии, которая зачем-то пожелала выйти замуж за ее Бориса.

Однако все условия были соблюдены: в тот день, когда Борис дал ей свое согласие на брак, Эмма вручила ему обещанные пятьсот тысяч франков.

— Я знала, что вы согласитесь. Что вы теряете в конечном итоге? Абсолютно ничего. Вам будет даже позволено жить в правом крыле с вашей очаровательной Бланш. Как жаль, что я немолода…

— Думаю, вы не подадите на меня в суд, если я приду к вам ночью, чтобы выполнить свой супружеский долг? — спросил Борис, и ни один мускул при этом не дрогнул на его лице. — Что вы молчите? Я же не разгадал вашей тайны. Кто вас знает, может, во мне вы нашли прекрасную жертву, на которой собираетесь отыграться за все обиды, нанесенные вам другими мужчинами?..

Она захохотала. Смех ее был похож на треск яичной скорлупы.

— За ваши остроты я бы платила вам по сто франков за каждую, но скоро вы будете принадлежать мне, а потому и ваши остроты также будут моими по праву…

— А моими станут десять миллионов, не так ли? — так же бесстрастно спросил Борис. Он вдруг почувствовал себя молодым и полным сил: ему все больше и больше нравилась эта игра. А Эмма Латинская, как ему представлялось, сыграет в его жизни не последнюю роль. «Просто прелесть, что за старуха. Оригиналка, да к тому же еще и с тайной… Не иначе, как она задумала с моей помощью либо действительно разбогатеть, либо кому-то насолить по-крупному». Другого объяснения этому дикому поступку он не видел.

— Она будет заниматься с тобой вивисекцией, понимаешь? — нервничала Бланш, собирая Бориса на церемонию и сдувая пылинки с только что купленного Эммой смокинга. — Каждое утро она будет отрезать от тебя по кусочку и, обмакнув в соус, класть в рот, пока от тебя не останутся ногти да волосы…

— Рыбка, меня же стошнит от твоих слов… Побойся Бога, я же в новом смокинге… Лучше скажи, ты уже заказала испанскую спальню, о которой мечтала?..

— Нет, я не такая авантюристка, как ты. Женщины вообще от природы умнее. Тебе через пару дней ехать в Москву, ты же не поедешь с пустыми руками… А на десять миллионов я не рассчитываю. У меня пока с мозгами все в порядке…

— Что поделать, а у меня еще нет… Больше того, сегодня утром я вдруг провел рукой по голове и заметил, что кости на моем темечке еще не срослись, понимаешь, там мягко, как у младенца… Родничок… А это о чем-то говорит… Хватит рычать, звереныш, лучше поцелуй меня и пожелай мне счастливой брачной ночи… Думаю, ты не оставишь меня в такой ответственный момент…

Для Бланш эти сборы напоминали кошмарный сон. Однако, будучи женщиной практичной, хотя и не веря до конца в то, что должно произойти в церкви, она собрала большой чемодан в случае, если им с Борисом действительно придется переезжать в особняк Латинской.

И вот это свершилось. Церковь была набита приглашенными гостями и репортерами, которые нахально лезли со своими микрофонами и фотовспышками чуть ли не под платье к Бланш (словно им было известно о ее связи с женихом), озаряя и без того ослепленную своим призрачным счастьем старушку-Эмму, задавали глупейшие вопросы новоиспеченному мужу («О, Борис Захарофф!») и преследовали новобрачных до самого особняка.

Свадебный ужин с подобающей ему пышностью собрал просто невероятное количество гостей, причем пришло много и таких, которые не были на венчании в церкви. Это была своего рода светская вечеринка, роскошная и в какой-то мере демократичная, что позволило Борису и Бланш почти сразу после возвращения с церемонии уединиться в правом крыле особняка и отдохнуть на кровати эпохи Людовика IV… Что же касается Эммы, то она, сославшись на головную боль, вскоре покинула гостей и вышла к ним спустя полчаса, сменив белое платье на красный муслиновый балахон. На голове красовался нелепый парчовый тюрбан с перьями… Кожа на лице Эммы заметно потускнела, что не преминули отметить ее приятельницы.

— Кажется, она сменила не только платье, но и кожу… В церкви она была много свежее…

— А почему вам не приходит в голову, что она только что занималась любовью со своим коротышкой-русским? Говорят, русские в этом плане…

— Позвольте, а это правда, что Эмме в прошлом месяце стукнуло семьдесят?

— Да нет, ей всего-то ничего: шестьдесят девять, это я точно знаю…

— А вы видели, с какой прытью она усаживалась в машину после того, как они вышли из церкви?

— Она просто устала…

— Вы не видели, куда делась женщина в зеленом платье? Говорят, это дальняя родственница мсье Захарова и теперь она будет жить здесь?..

— Как жаль, что уже нет бедняги Патрика, он был таким забавным, с ним невозможно было и пяти минут провести, чтобы не расхохотаться… Я так и не поняла, от чего он умер…

— Говорят, у него была больная печень… Кроме того, у него целых полтора года длился роман с какой-то актрисой, которая высосала из него не только все соки, но и деньги…

— И Эмма об этом знала?