В его жизни было несколько этапов: болезненное одиночество подростка, скрашиваемое игрой на пианино (классике он предпочитал джаз, а потому вскоре был исключен из музыкальной школы за неуспеваемость); фотокорреспондент в местной газетенке (Борис мог задержаться в командировке на неделю, а то и две, за что также был уволен); лабух в местном ресторане (деньги, женщины, выпивка); Полина — небесное создание, которое подарило ему дочь; Валентина — куклы, велосипед, швейная машинка, тройки по математике, прогулки по лесу, поездки в Москву; Париж (ресторан, деньги, крохотная квартирка на Фруадво и бесплатная порция «Пино де Шарант»); Бланш с ее белой кожей, светлыми волосами и гибким теплым телом и теперь вот Эмма Латинская — авантюристка, которая готовит ему холодное блюдо под названием «тюрьма или смерть»… Что может быть хуже? Борис даже не потрудился навести о ней справки, чтобы хотя бы приблизительно знать, что можно от нее ожидать за те десять миллионов франков, которые старуха отдала ему с такой небрежностью и смехом… С молодым смехом, между прочим… Наверное, Патрик Валанс был в свое время очарован молоденькой Эммой, француженкой русского происхождения и женщиной со змеиными повадками… Было в Эмме нечто такое, что заставляло мужчин испытывать к ней интерес, пусть даже он и подогревался денежками…

Что касается франков, Борис знал, как с ними поступить. Сначала, правда, он представлял себе, что сходит с трапа самолета в Москве, сгибаясь под тяжестью «дипломата», набитого наличными, но потом решил во что бы то ни стало увезти Валентину с собой и все свои деньги потратить на нее уже в Париже… Борис не доверял Москве, России; он любил ее, как легкомысленную транжиру-мать, которой все прощал, но жить предпочитал от нее подальше.

* * *

Неужели он увидит сейчас свою дочь, свою Валентину, которая столько раз снилась ему по ночам и о которой он так мечтал все эти годы… Ему было стыдно, но, с другой стороны, Борис был счастлив этой минутой ожидания, когда за дверями вот-вот послышатся ее шаги, щелкнет замок…

Дверь распахнулась, и он увидел высокую стройную девушку в домашнем халате, ворот которого был утыкан иголками и булавками.

— Я Борис Захаров, твой отец, — произнес Борис, замерев.

— Папа? — Валя покраснела, отступив назад. — Ну здравствуй, — и она крепко обняла его.

В комнате она усадила отца в кресло и в сильнейшем смущении предложила водки.

— Я не против… А ты одна? Где же твой жених?

— Я же писала тебе, что рассталась с ним… Сбежала с собственной свадьбы…

Все это было похоже на сон: Москва, больница, Валентина, подающая ему на вилке огурчик…

— Бланш рассказывала мне о тебе… Ты не сердишься, что я не приезжал? — Борис взял ее руку — она была ледяной.

— Нет, что ты… Я все понимаю…

— Я бы хотел посмотреть на твои работы, она мне столько рассказывала…

— Пойдем, пойдем, конечно… Я тебе все покажу…

— Подожди, — отец снова взял ее руку в свою: ему необходимо было осязать ее, удостовериться, что он разговаривает не с призраком или видением из сна, а с живой Валентиной. — Я должен сказать тебе сразу — без тебя в Париж не вернусь… Пусть даже ты поедешь со мной на время, все равно… Валя, у меня есть деньги, я хочу устроить твою жизнь… Мы организуем тебе показы в Париже, я попросил Бланш заняться этим вплотную: найти нужных людей, узнать условия… А потом я куплю тебе ателье, и ты будешь работать… Выйдешь замуж, и все будет хорошо… Я волнуюсь, не обращай внимания, если я скажу что-то для тебя странное… Нереальность происходящего кружит мне голову… Как мама? У нее все хорошо?

— Я тебе потом расскажу. Во всяком случае, у нее все нормально… Но я не сказала ей о твоем приезде, не была уверена, что ты приедешь один… Ты понимаешь меня?

Валя привела его в комнату, где на металлических кронштейнах висело двадцать три платья…

— Нет, это не для клиенток, — опередила она вопрос. — Я занимаюсь поиском спонсоров для показа… Но это очень сложно…

— Да… — рассматривая платья, Борис разволновался. — Бланш говорила мне, что ты работаешь серьезно, но я и не предполагал, что настолько…

— Ты привез мне ткань? — по-деловому спросила Валя, слегка недовольная, что отец приехал налегке.

— Нет, я же сказал, что не уеду отсюда без тебя… Все ткани, все, что тебе будет нужно, ты сможешь купить в Париже… Знаешь, что-то у меня разболелась голова…

Последнее, что он увидел в тот вечер, было побледневшее лицо Валентины. Борис хотел сказать ей «прости», он вез это слово, как драгоценную влагу, которую боялся расплескать в суете, и все же не успел, потеряв сознание в самый неподходящий момент…

* * *

Невский уже не помнил, сколько времени он шел за этой девушкой в черном костюме, удивительно напоминавшей ему Валентину. Когда она обернулась, он понял, что ошибся.

Такое с ним случалось довольно часто, и всякий раз он спрашивал себя, зачем же он идет за ними, за девушками в черных костюмах и с рыжими волосами, что он хочет им сказать? Но Игорь не знал, он просто хотел ее увидеть… Зато он знал, что если ему повезет (или не повезет) и он увидит ее, то слова сами появятся, и они будут обидные… Он непременно спросит ее… Только о чем? Он тоже виноват перед ней, кто знает, вдруг его поступок стал главной причиной ее падения?.. Падение… А было ли оно? Что вообще он знал о ее жизни, когда обнимал в гостиничном номере? И было ли ему дело до ее морального облика?

Задавая себе этот вопрос, Невский сразу же вспоминал коммерческий ларек, в котором скрылась Валентина, и вновь его охватывало тяжкое чувство: его обманули…

— Игорь!

Обернувшись, он увидел своего однокурсника, Давыдова.

— Говорят, тебя можно поздравить? — крупный, румяный, запакованный во все джинсовое (штаны, куртка, кепка, рубашка, жилетка), румяный Давыдов с силой тряс его руку.

— О чем ты? — не понял Невский. Кроме Родикова, который сегодня утром вспомнил, что у Игоря день рождения, об этом могла знать только внимательная секретарша или бывшая жена, с которой он оформлял развод. Давыдов же не относился к числу его близких друзей.

— Как о чем? Ты, говорят, скоро станешь отцом…

— Вот как? — нервно засмеялся Невский. — А я и не знал…

— Брось притворяться… Мне Ленка сказала, помнишь Ленку Федорову?..

— Слушай, я развожусь… И ничего такого нет, понимаешь, нет и быть не может… Все это ерунда, а теперь извини, я спешу…

Он разозлился на Анну; хорошо зная ее, Игорь посчитал, что история с беременностью выдумана «от» и «до». Не такой она человек, чтобы в случае беременности оставлять ребенка при таких отношениях с мужем. Анна слишком рациональна и не допустит рождения ребенка без отца.

Оставив Давыдова, Игорь нырнул в подземный переход. И вдруг снова увидел девушку в черном костюме и желтых перчатках. Да, те самые…

— Валентина! — крикнул он и, пробившись сквозь толпу, схватил ее за руку. Девушка обернулась, и от ужаса Невский обомлел: это была Анна в рыжем парике.

Она смерила его полным ненависти взглядом и, вдруг размахнувшись, наотмашь ударила его по лицу.

— Это тебе за Валентину, и это за нее же, а это за нашего ребенка!.. — Отхлестав его по щекам, она бросилась в метро.

* * *

Утром Костров не мог вспомнить, как звали ту роскошную женщину, с которой он провел ночь. В ресторане она показалась ему недоступной, зато после того, как она согласилась заехать к нему домой «на чашку чая», Сергей резко изменил свое мнение. Он вдруг понял, что эта женщина была в сговоре с Валентиной, и что, возможно, она сама была инициатором этой встречи. И если для другого мужчины это послужило бы причиной какого-то охлаждения или разочарования, то Кострову такая затея польстила: ему нравилось, когда его желали и добивались. Во всяком случае, с такой женщиной все становилось предельно ясным, и они оба понимали, для чего встречались.

Однако с Ирмой (он наконец-то вспомнил ее имя) все оказалось просто и сложно. Просто, что касалось их связи, а сложно, поскольку их отношения были все же связаны с Валентиной. И теперь Сергей уже не мог понять, то ли знакомство с Ирмой было предлогом для привлечения ее мужа к делам Валентины, то ли наоборот — не этот ли разговор о финансировании показов ее коллекции стал предлогом для подстроенной встречи с Ирмой? Этих женщин не поймешь!

В постели Ирма оказалась весьма раскованной. И было непонятно, почему глубокой ночью Сергей проснулся от ее плача. Не связаны ли ее слезы со страхом: муж, наверно, ждет ее дома?.. Но Ирма сказала, что он в Петербурге и вообще она никого не боится, просто расчувствовалась, потому что ей с Сергеем «хорошо, и все».

— Ты знала что встретишь меня? — спросил он утром, чтобы расставить все точки над «i».

— То, что это будешь именно ты, я, конечно, не знала… Валентина предложила мне немного развлечься, расслабиться, речь шла лишь о ресторане и отдыхе… Разве могла я предположить, что поеду к тебе… У меня никогда ничего подобного не было…

— Но ты же сама захотела, чтобы я тебя пригласил?

— Да… Но то, что Валентина не вернулась, и для меня было неожиданностью… Ты должен верить мне… Хотя я действительно сама захотела, чтобы мы с тобой куда-нибудь поехали… Возможно, все дело в вине? В обстановке? Но ты мне очень понравился.

Они расстались до вечера. Ирма обещала ждать его возле кинотеатра «Художественный» в шесть.

Костров весь день думал о предстоящей встрече. И был очень удивлен, когда Ирма не пришла. Он прождал ее целый час и поехал к Валентине.

— Я ничего такого и сама не планировала, — улыбнулась ему бывшая невеста, объясняя свое исчезновение из ресторана. — Понимаешь, вы так смотрели друг на друга, что стало понятно, что я — третий лишний. Неужели тебе не понравилась Ирма?

— Понравилась. Может, тебе не очень приятно это слышать, но мы провели с ней ночь и договорились о встрече. Я прождал целый час, а она не пришла…

— Ничего страшного… Возможно, ей нужно время, чтобы все осмыслить; у нас, женщин, все проходит через голову…

Сказав это, Валентина вспомнила, как прошла ее ночь с Сашей, когда она так и не смогла заставить себя отдаться ему. Вернее, они уже были в постели, но она расплакалась, устроила маленькую истерику, и Саше пришлось уехать. Она была уверена, что больше не увидит его. Он сам сказал, что такие вещи мужчины не прощают… «Ну да Бог с ним…» Разве могла она предположить, что своим отказом разожгла в Саше еще большую страсть, которая толкнула его на довольно странный поступок: он сделал несколько снимков спящей Валентины себе на память.

— Скажи, тебе очень нужно, чтобы она называла меня Мишей Альтшулером?

— По возможности как можно дольше…

— Тогда говори конкретней, что тебе от нее нужно? Мне кажется, что я ей понравился… Ну а потом, твоя затея может принести пользу абсолютно всем, включая даже меня…

— Верно, ты тоже можешь вложить деньги в мою коллекцию… Мы уже с тобой говорили, кажется, об этом?

Глядя на Валентину, Кострову вдруг показалось, что с тех пор, как они были женихом и невестой, прошла целая вечность: как она изменилась! Вспомнив ее историю с Невским, ему стало жаль ее. Что ей оставалось делать, как не заняться карьерой? Наверно, нелегко ей было пережить такой удар… Сергей представил себе, какие чувства она испытывала, дожидаясь того в подъезде… Три часа! Бедняжка…

— Валя, а что Невский?.. — спросил он осторожно.

— Невский? — Сергей заметил, как она вздрогнула; да, Валентина была права, сбежав с их свадьбы: она до сих пор любит Невского! — Я слышала, что у него скоро будет ребенок… Ты не поверишь, Сережа, но я сейчас шью платье для его жены… Широкое синее платье, под которым в животе очень скоро будет жить и дышать маленький Невский. Это ужасно…

— Ты знакома с его женой? А она знает, кто ты?..

— Нет, что ты… Анна ничего не знает, больше того, она же мне и рассказала историю о том, как ее муж хотел бросить ее, уйти из семьи, но когда узнал о ребенке, остался… Теперь хоть мне понятно, почему он в тот день не спустился ко мне…

Валентина снова была готова расплакаться.

— Прости, что я напомнил обо всем… Просто мне хочется тебе помочь. Я бы не стал этого делать, если бы знал, что ты снова с Невским… Это же понятно?

— Да… Если ты действительно хочешь мне помочь, замолви словечко Ирме, у ее мужа много денег…

— Ты уверена, что не сможешь сама заинтересовать ее этим делом?

— Уверена. Меня она не послушает. — Валентина вдруг посмотрела на часы. Сергей поймал ее взгляд.

— Понимаешь, у меня на одиннадцать назначена встреча.

— Где, здесь?

— Да… Я же не сижу без дела… Ко мне должен приехать Пасечник…