Луиза Розетт - Больше никаких признаний

— Ладно, — медленно кивает он. — К тебе мы тоже вернемся. Клифтон.

Нас всех удивляет, что он уже знаком с Ленни Кравицем, возможно, мы даже немного завидуем.

— Я крут, чувак, я могу говорить обо всем. Ты же знаешь.

— Обо всем? — говорит Карлос. — А я знаю одну тему, на которую ты не хочешь говорить, — Карлос смотрит на нас. — Клифтон учится в этой школе, в музыкальном классе. Он пришел на мой мастер-класс, потому что он местный козел отпущения.

Он поворачивается ко Клифтону и ждет реакции.

— Я тебе скажу, чувак, это не такое уж большое дело. Моей популярности мешает тот факт, что я гей.

Разочарование Мары практически ощутимо.

— И как это на тебя влияет? — спрашивает Карлос.

Клифтон смотрит на Карлоса поверх очков.

— Мне хочется стать еще геевиднее.

Все хохочут, а Клифтон улыбается, скрещивая руки на груди.

Карлос поворачивается к Итану.

— А теперь — конкретнее.

Меня восхищает, как Карлос это делает. Я думала, занятие будет похоже на психотерапию, но нет. Карлос не расспрашивает нас о вещах, которые мы знали, не говорит, что ему не все равно, и даже не извиняется за то, что нам приходится проходить через это. Он просто пытается помочь нам увидеть, как наша индивидуальная реакция на переживания может стать источником вдохновения.

— Итан, ты можешь говорить так же конкретно, как Клифтон?

Моему отчиму мешает сам факт моего существования, говорит Итан, но Карлос ждет большего. — И из-за этого я ненавижу свою мать.

— Потому что…

Итан начинает немного нервничать. Он ерзает на стуле, как будто хочет встать.

— Потому что она вышла замуж за парня, который ненавидит ее сына…

— И почему тебя это бесит?

Уши Итана становятся ярко-красными.

— Ну, потому что я появился раньше!

— Бац! — Карлос поднимает ладонь, чтобы дать Итану «пять», и слегка измученный Итан ему отвечает. — Вот оно. Хорошо.

Он поворачивается к Маре.

— Ладно, Мара, давай сосредоточимся на одной из твоих тем. Конец света и бесконечность — не твои личные темы, но я могу понять, что они вызывают у тебя чувства, которых ты не хочешь. А что с поступлением в колледж?

— Не думаю, что смогу куда-нибудь поступить.

— Почему это? — спрашивает он.

— Все думают, что я неудачница.

— Приходится признать, что, наверно, так и есть, — говорит она.

Он показывает на нее.

— Вот — чувство, которое ты не хочешь ощущать.

Пока я оглядываю наш круг и вижу на лицах различные степени ужаса, Карлос поворачивается в мою сторону.

— Синенькая, вернемся к тебе на секундочку. Твой парень пьет, но что именно вызывает у тебя чувство, которого ты не хочешь?

Казалось бы, простой вопрос, но на самом деле, нет. В конце концов, я придумываю ответ:

— Безнадежность.

— По поводу чего?

— Его будущего.

— Еще чего-нибудь?

Есть что-то еще, но я не могу до него докопаться.

— Вернись к себе, как это влияет на тебя? — подсказывает Карлос.

— Моего будущего, — тут же вырывается у меня.

— Хорошо. Суть создания песен — это перенос своего опыта, который делает тебя тобой, в музыку. А теперь перерыв на пять минут.

Когда мы вернемся, вам нужно будет написать одну строчку вашей первой песни.

Мы все отодвигаем стулья и встаем. Даже не верится, что прошел целый час. Думаю, Энджело был прав — мне кажется, мастер-класс поможет мне вернуть уверенность в себя. Я еще не спела ни единого звука, но мне уже лучше.

Хоть мы только что и делились личными переживаниями, мы с моими одноклассниками стесняемся друг друга. Выходя в коридор, мы не разговариваем.

— О, какие люди и без охраны!

Я поднимаю взгляд и вижу Конрада Деладдо, моего прошлогоднего заклятого друга номер один. Конрад — младший брат Регины, бывшей девушки Джейми. Да уж, у нас с Деладдо долгая история отношений. А у Конрада и Регины долгая история отношений с Джейми, причем у каждого своя, и начинается она с того, что они оба в него влюбились. В «Юнион Хай» Конрад был несчастен (спасибо его гомофобным товарищам по плавательной команде!), пока не открыл для себя актерство. Летом он перевелся в школу искусств.

Он хорошо выглядит, стал выше, улыбка кажется искренней, и хотя его приветствие смахивало на оскорбление, я думаю, что на этот раз он не имел в виду ничего плохого. К нам подходит Клифтон.

— Привет, — говорит он Конраду.

А потом взрывает мне мозг — целует его.

У Конрада есть парень. И не просто парень, а Ленни Кравиц с нашего мастер-класса.

— Только не говори, что Роуз Царелли занимается у Карлоса, говорит Конрад.

— Ты про Синенькую? — он улыбается мне. — А вы что, знакомы?

— Мы познакомились в Юнион. Она увела парня у моей сестры.

— 00, а по тебе и не скажешь, — говорит мне Клифтон.

— Все было не так. Просто Конрад любит нагнетать драматизм.

— Да, это уж точно, — Клифтон достает из кармана пачку сигарет и подносит одну ко рту. — Выйду на минутку. Скоро вернусь.

— Не жди, что я тебя поцелую, когда покуришь, — кричит ему вслед Конрад.

— Делай что хочешь, — посмеивается Клифтон, а мы смотрим, как он уходит.

— Ого, этот парень…

Конрад ухмыляется.

— Так что ты здесь делаешь? «Юнион Хай» тебя совсем достала? Мне знакомо это чувство.

Я качаю головой.

— Услышала об этих занятиях и захотела попробовать.

Пожалуй, не стоит рассказывать Конраду всю историю. Хоть он и мило себя ведет, мои инстинкты не советуют давать ему повод придраться. Никогда не знаешь, чего ждать от Деладдо.

— Слышал, ты часто видишься с Джейми. Ну, прямо часто-часто.

— От кого ты это слышал? — спрашиваю я, хотя в этом нет необходимости.

— От моей любимой стервы-сестры. Она говорит, что Джейми превращается в алкоголика.

Мое первое побуждение — заступиться за Джейми, все отрицая.

— Не то чтобы у нас в семье кто-то удивился. Мы несколько лет любовались пьяными психозами его папы.

Точно. Деладдо и Форта живут по соседству, поэтому нет смысла что-либо отрицать.

— Джейми пьет в баре и едет домой за рулем, — признаюсь я, хотя чувствую себя предательницей.

Говорить это Конраду и полной комнате незнакомцев — совсем разные вещи.

— У него есть фляжка…

— Вижу, у тебя до сих пор твой комплекс спасителя.

Чувствую, что краснею. Как я могла забыть, как хорошо Деладдо умеют находить твои слабые места?

— Джейми сам разберется. Он никому не позволит что-то делать за него. Мы с сестрой столько раз пытались спасти его от этого саморазрушительного дерьма, но… ну, сама знаешь. Ты видела, как он ушел от копов после драки и знаешь, что было дальше.

— Он злился на меня… это была моя вина, — говорю я.

— Ой, да ладно тебе. Он точно знает, что делает — ты его просто оправдываешь. Джейми делает только то, что хочет Джейми.

И снова мне хочется сказать Конраду, что он не прав. Но я не могу.

Время. Возвращаемся, кричит Карлос, идя рядом с Клифтоном, который обнимает Конрада за плечи и выдыхает сигаретный дым в лицо Конраду.

Конрад устраивает целый спектакль, уворачиваясь и убегая от Клифтона.

— Какой ты гадкий. Позвони потом, — говорит Конрад.

Пару секунд он разглядывает меня от макушки до пяток, а потом уходит.

— Знаешь что? Роуз, тебе неплохо в рокерском прикиде, — кричит он, обернувшись.

У меня кружится голова, и причин для этого не сосчитать.

Прямо перед тем, как войти в класс Карлоса, у меня звонит телефон. Это Вики. Вдобавок ко всем моим ощущениям меня накрывает волна раскаяния — я так и не перезвонила ей после того, как она прислала сообщение про Габриэля Ортиза, когда я была в Нью-Йорке. Выходные были безумными, и мне было проще проигнорировать Вики и решить, что она — часть моих проблем, чем поддержать ее.

— Привет, — пристыжено отвечаю я.

— Розалита? Это ты?

— Это я. Вик, мне, правда, стыдно…

Она перебивает меня, не давая закончить извиняться.

— Зай, помнишь, я тебе говорила, что Гейба арестовала военная полиция, а он разгромил бар и пытался всех избить? — она говорит так, словно пытается собраться с мыслями, и я начинаю нервничать.

— Мм, я думала, ты сказала, что он…

— Прошлой ночью он пытался покончить с собой. Он сейчас в больнице для ветеранов.

Только когда Вики начинает плакать, я понимаю, насколько для нее важен Гейб. Ну, конечно, он для нее важен, ведь он единственная ниточка, соединяющая с Тревисом, которая у нее осталась. Мне нужно было добрее отнестись к ее желанию присматривать за ним. Мне нужно было ко всему отнестись добрее.

— Ой, Вик, мне так жаль.

— За день до этого я его навещала и наорала на него, не знаю, что на меня нашло. Я знала, что ему нехорошо, но все равно пришла и наорала.

— Вик, тебе можно злиться. Я тоже злюсь.

— Мне нельзя злиться таким образом, — хлюпает носом она. — Я тебе скажу, что это поступок, недостойный хорошей христианки — срывать злобу на бедном мальчике, который любил моего Тревиса, как брата, и лишился рассудка на войне.

— Может, если бы мы узнали, зачем он это сделал, нам стало бы легче, — говорю я.

Как только эти слова срываются с моих губ, у меня появляется идея — безумная, но идея.

Синие Волосы, — зовет Карлос, стоя в дверях. Пора встретиться с музыкой.

— Мм, ладно… сейчас, — говорю я Карлосу. — Вик, у меня сейчас урок, мне пора — извини. Но я тебе потом перезвоню. Хочу кое-что спросить про Гейба, ладно?

Когда я возвращаюсь в класс, остальные ученики пялятся в чистые листы бумаги, зачеркивают написанное и начинают заново. Но мне везет, первая строчка рождается в ту же секунду, когда я беру Ручку.

«Он независим, как ни старайся,

Разобьет тебе сердце — сама разбирайся…»

Я смотрю в окно на ровную, пыльную, знаменитую Трассу 66. Мы с мамой в Западном Техасе, в машине Вики, которая направляется из крошечного городка, где она живет, в город под названием Амарилло, где в специальной больнице для ветеранов лежит Габриэль Ортиз.

Мама планировала во время весенних каникул проехаться со мной по колледжам в Бостоне. Когда я спросила ее, сможем ли мы сначала съездить к Вики в Техас, чтобы я пообщалась с Габриэлем Ортизом для творческого проекта Кэмбера, она неожиданно быстро согласилась. Честно говоря, я вообще не ожидала, что она согласится. Но она сказала, что поговорит с лечащим врачом Гейба и узнает, как она отнесется к этой идее.

Мама изложила наши необычные обстоятельства врачу, которая затем захотела пообщаться со мной. Я рассказала ей о проекте, заменив интервью с «человеком, который отрицательно на меня повлиял» на «человека, который глубоко на меня повлиял». Я подумала, что это увеличит мои шансы на согласие доктора. Она ответила, что обсудит это с Гейбом.

На следующий день мы получили от нее письмо, в котором она попросила выслать список вопросов для согласования. Она также передала нам сообщение от Гейба, который сказал, что хотел бы встретиться со мной, потому что «Ал был отличным парнем».

Такого я не мама тоже. После всего этого дурдома с видео, мне кажется, мы обе решили, что Гейб — ужасный человек. Ни одна из нас даже не потрудилась поинтересоваться, насколько близко он был знаком с папой и как к нему относился.

Она купила нам билеты тем же вечером.

Когда Вики встречала нас в аэропорту в Амарилло, я сразу же узнала ее и ее пышную прическу — уверена, в честь моего приезда она сделала начес на пару сантиметров пышнее, чем обычно. Я начала махать ей, и как только она меня увидела, она залилась слезами.

— Слезы радости, девчонки, это слезы радости, — закричала она через зону выдачи багажа. — Наконец-то мы встретились, я аж дрожу от волнения!

Она обмахивает лицо руками, бросается к нам и обнимает нас двоих сразу. Я совсем не удивлена, что Вики любительница обнимашек.

— Ой, Кэтлин, какая ж ты хорошенькая, как тортик на ужин, бурно восторгается она, вцепляясь в нас надолго.

Мы переночевали в ее маленьком домике, она приготовила нам нечто под названием «зажаренный в кляре стейк со сливочным соусом» и пирог с орехами пекан на десерт. Не думаю, что мама ела что-нибудь жареное после моего рождения, но она сказала Вики, что раньше любила такое — мне кажется, не соврала. Вики настаивала, чтобы мы с мамой легли спать в ее спальне, от чего мама пришла в ужас. Но потом Вики рассказала нам о техасской гостеприимности и о том, как мы ее оскорбим, если не согласимся, и мама, наконец, сдалась.