— Ты знаешь о нем больше, чем я.

Она улыбается.

— Послушай меня и поверь, мне тоже приходилось невероятно трудно, когда я старалась его разговорить. А сейчас ты, наверно, главный мировой эксперт по Джейми. Что бы с ним ни случилось, это произошло не из-за тебя, а из-за него. Если ему не понравилась твоя идея поехать с ним в Бостон, ему не надо было ехать. Он достаточно взрослый, чтобы сказать «нет», если он не хочет что-то делать. И достаточно взрослый, чтобы знать, как важно общение для настоящих отношений.

— Но откуда ему это знать? — спрашиваю я. — Ты только что сказала, какая сложная у него была жизнь.

— Единственное, что я знаю о Джейми, что он разбирается в людях. Он видит, что творится вокруг. В определенный момент ты начинаешь оставлять позади свое прошлое и свое воспитание и просто становишься тем, кем решил. Я тебе гарантирую, в один прекрасный день он скажет тебе, что это не твоя вина, — она встает и потягивается, расправляя плечи, затекшие после ночи в больнице. — Давай, поехали домой. Тебе завтра в школу…

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Я не могу идти в школу, пока Джейми здесь.

— Роуз, ты должна написать годовую контрольную для Кэмбера, ты должна вернуться на курсы по созданию песен…

Я начинаю протестовать, но она качает головой, не терпя возражений.

— Нет. Хватит цепляться за Джейми. Это и так тянется слишком долго, пора все менять и начать прямо сейчас.

Такое ощущение, что она говорит на иностранном языке.

— О чем ты говоришь?

Она смотрит на Джейми на больничной кровати и смягчает тон:

— Просто говорю, что если хочешь, чтобы Джейми управлял своим будущим, ты сама должна управлять своим. Подавай ему хороший пример. Нам всем нужно двигаться дальше по жизни.

Как только она это говорит, я понимаю, что она приняла решение — мы переезжаем в Лос-Анджелес.

И понимаю, что на нее повлияла авария Джейми. Из-за нее она решила, что нам действительно нужно убираться отсюда — точнее, не нам, а мне. По ее мнению, меня не оказалось в машине по чистой случайности.

Я поднимаю на нее взгляд, и меня тошнит от избытка горячего шоколада и крекеров из автомата.

— Мы едем в Лос-Анджелес, да?

Она удивлена, что я выудила эту информацию из ее короткой речи. Могу сказать, что она не собиралась поднимать эту тему здесь и заставлять меня обсуждать переезд из Юнион, когда мой парень лежит под наркозом в реанимации.

— Давай поговорим в машине, — говорит она. — Джейми нужно отдохнуть.

— Я не хочу родить.

Смотрю на Джейми и мысленно умоляю его открыть глаза, чтобы я могла остаться с ним и спросить, что, по его мнению, я должна делать. Но это бесполезно.

Я сама по себе.

Поддаюсь маминым просьбам и встаю, чтобы уйти. Когда я поворачиваюсь к двери, я вижу в коридоре Трейси, Холли, Роберта, Стеф и Анджело. Джордж загораживает дверь, объясняя, что в палате у Джейми могут быть только два посетителя одновременно, даже если Энджело — «брат Джейми от другой матери».

Мне придется оставить своих друзей в прошлом — всех, кроме Холли. Я знаю Трейси почти всю свою жизнь, а Роберта — с шестого класса. Стеф и Энджело были моими товарищами по группе — они для меня, как семья. Все они для меня, как семья.

Все, что я знаю о жизни, это потери, и перемены, и новые начинания, снова и снова и снова, даже если не уверен, что у тебя получится. Ты вынужден идти дальше и резать по живому, оставляя любимых людей в прошлом — как живых, так и мертвых.

Я опять поворачиваюсь к Джейми, наклоняюсь и целую его в единственное здоровое место на щеке.

Аппарат продолжает дышать за него.

ЛЕТО

Глава 19

— О, чувак, смотри, тут твоя маленькая милашка-коротышка. Давай, поживей.

Я привыкла, что Коулман так приветствует меня своим громогласным голосом, заставляющим всех оторваться от своих дел и посмотреть в мою сторону.

Машу рукой, входя в зал для лечебной физкультуры, а в ответ звучит хор голосов:

— Привет, Роуз.

Такое ощущение, будто я здесь всех знаю, хотя Джейми лежит в этом реабилитационном центре всего неделю. В углу сидит Мэри Маргарет со своим мужем Солом, перенесшим инсульт, сегодня он заново учится держать вилку. Сара передвигается взад-вперед, держась за брусья — она учится ходить. Глен в инвалидном кресле занимается в искусственной кухне, тренируясь открывать дверцы шкафов, не задевая свои ноги.

Для Джейми они уже, как семья. Особенно, Коулман специалист по ЛФК.[6]

В первый раз, когда я пришла, Коулман представил меня всему залу как «коротышку Джейми», и Джейми по-настоящему засмеялся, от души. Коулман смешит Джейми, как никто другой. Не знаю, как ему удалось настолько быстро проникнуть в круг избранных Джейми, если бы он мне так не нравился, я бы даже ревновала. Но он делает для Джейми все, что только может, и Джейми становится лучше, а это важнее всего.

У Джейми загорелись глаза, а может, из них просто ушел весь мрак. Когда я впервые это заметила, меня это смутило — не понимаю, как близость к смерти могла положительно повлиять на Джейми. Но авария многое изменила в его жизни, и эти перемены были нужны. Как ни странно, отец навещает его каждый день, а Джейми теперь вынужден заботиться о себе, чтобы вернуть свое тело в норму.

Он хорошо выглядит — выглядит счастливым даже сейчас, когда он весь вспотевший, мучается от боли и работает над собой серьезнее, чем когда-либо в своей жизни. Счастье очень идет Джейми, оно делает его еще привлекательнее, если такое возможно. Но больно признавать, что я ни разу его таким не видела раньше. Это заставляет задуматься о том, что я ему дала за все время нашего общения. И вообще, давала ли я или только брала?

— Все хорошо, Джейми, давай, ты можешь лучше. Давай вверх. Выше. Ты же не сдашься, когда рядом стоит твоя девушка, так?

Коулман подмигивает мне из-за головы Джейми. Этот гигант играл в футбол в команде Университета Лузианы, и когда он помогает Джейми встать с инвалидного кресла, создается впечатление, будто он поднимает пакет с продуктами.

Джейми поднимает из-за головы руку с маленькой гантелькой. Она весит примерно полкило, но ему так тяжело, словно в ней килограммов двадцать. Его серая футболка вся пропиталась потом и прилипла к спинке инвалидного кресла. У него до сих пор большой гипс на ноге, но на руке уже мягкая повязка, и Коулман заставляет его работать над верхней частью тела почти каждый день, а иногда — два раза в день.

Джейми пробудет здесь еще две недели, а потом, наконец, сможет поехать домой. Но для нас это ничего не изменит, к тому времени я уже уеду.

Мы с мамой улетаем в Лос-Анджелес завтра утром.

Это последний шанс уговорить его переехать, когда ему станет лучше — сегодня я последний раз пришла в реабилитационный центр, и неизвестно, сколько еще я его не увижу.

— Чувак, если ты не поднимешь руку выше, я тебя заставлю делать все подходы сначала, и ты пропустишь ужин, а я знаю, как ты любишь нашу резиновую лазанью, ты же не хочешь остаться без нее. Выше. Давай, давай. Не позорься перед своей девушкой. Она же здесь.

Всегда, когда я рядом, Коулман использует меня, как средство мотивации для Джейми. Сначала меня это смущало, казалось, что Коулман при помощи меня смеется над Джейми, но когда я начала внимательно за ним наблюдать, поняла, что Коулман знает свое дело и умеет мотивировать пациентов. В первый же день он отвел меня в сторону и объяснил, что в случае с Джейми, ему полезно знать, что любящие его люди присматривают за ним и переживают за него. Он сказал, чтобы я болталась здесь как можно дольше, хоть Джейми и никогда не признается, что ему нравится, когда я наблюдаю за его занятиями.

— Как думаешь, Роуз? Джейми сейчас такой горячий, да?

Коулман хлопает Джейми по здоровому плечу, несмотря на то, что Джейми все еще старается поднять гантельку над головой. Пристальный взгляд Коулмана переключается на меня, давая понять, что он ждет ответа на вопрос.

— Он выглядит потрясающе, — говорю я.

Рука Джейми дотягивается до Коулмана, и Коулман издает вопль, на который поворачиваются все головы. Даже пожилые люди со слуховыми аппаратами хотят посмотреть, что за шум. Когда все понимают, что Джейми добился какого-то результата, они аплодируют. У меня появляются слезы на глазах, из-за чего я чувствую себя полной дурой.

— Я же говорил, чувак. Просто продолжай в том же духе. Неплохо сработал, неплохо. Да, Роуз? Это было очень хорошо. Мы мигом вернем этого парня в форму, — Коулман поднимает руку и дает Джейми «пять». — Вечером отдохни. Если думаешь, что сегодня было тяжело, на завтра я приготовил неслабые пытки.

Коулман еще раз подмигивает мне и начинает собирать грузы и веревки, которыми они пользовались на занятии.

Я беру чистое полотенце из стопки на столе и протягиваю Джейми.

— Я не просто так это сказала. Ты потрясающе выглядишь.

Джейми улыбается мне.

— Коулман тебе платит.

— Не думаю, что Коулман вообще кому-то за что-то платит. Люди просто слушаются его.

— Ты заметила, да? — он вытирает пот с лица и смотрит на свою футболку.

— Хочешь, отвезу тебя в палату переодеться?

— Спасибо.

Я встаю позади него и берусь за ручки кресла. За последние несколько недель я делала это много раз — и здесь, и в больнице — но мне все еще некомфортно, ведь это большая ответственность. Я осторожно качу Джейми по коридору. Все, мимо кого мы проезжаем, здороваются с ним, и он здоровается в ответ.

Когда мы приезжаем в его палату, я ставлю кресло боком рядом с кроватью, блокирую колеса и помогаю ему встать, как мне показывал Коулман. Когда он выбирается из кресла, он поднимает здоровую руку, и я медленно поднимаю его футболку и снимаю ее через голову и эту руку, а потом стягиваю через другую руку, чтобы ему не пришлось ее поднимать. Мне до сих пор тяжело смотреть на раны и корки на его теле, которые медленно превращаются в ярко-лиловые шрамы.

Проверяю их, чтобы убедиться, что ничего не воспалилось, хотя медсестры и так делают это по несколько раз в день. Беру у него из рук полотенце и мягко промокаю его грудь, спину и шею. Пока я это делаю, мы оба молчим — теперь это наш особый ритуал. Кладу мокрую футболку в мешок для грязного белья, который принес его папа — сегодня вечером он его заберет — и беру из комода чистую рубашку. Помогая ему одеться, я сижу рядом с ним на кровати и понимаю, что он немного клонится набок. Он совсем вымотался.

— Хочешь лечь?

Он кивает. Я помогаю ему, укладываю ногу в гипсе в нужное положение, потом снова сажусь рядом и беру его за здоровую руку.

Это наш последний, тихий и спокойный момент перед тем, как мы встретимся с неизбежным.

Он начинает прощаться, говоря грубым голосом:

— Мне повезло.

Киваю, и хотя я говорила себе, что не заплачу, у меня текут слезы. Он протягивает руку и вытирает их с моих щек. Такой знакомый жест, что я почти смеюсь — Джейми всегда вытирает мне слезы.

— Уже? — подшучивает он.

— Мы завтра улетаем, — говорю я, хотя он и так это знает. — Кто теперь будет тебе помогать снимать потные майки?

— А ты хороимую систему придумала. Научи кого-нибудь, пока не уехала.

Знаю, что должна засмеяться, но не могу.

— Меня здесь не будет, чтобы тебе помочь, — произношу я, снова говоря очевидные вещи.

Он разглядывает мое лицо, как будто пытается запомнить.

— Ты всегда помогала мне, Роуз. Но ты не можешь делать это за меня.

— Заниматься физкультурой?

— И физкультурой, и не пить…

А я думала, заговорим ли мы сегодня о его алкоголизме. Мы первый раз поднимаем эту тему после моего дня рождения, хотя анализы показали, что в ту ночь, когда произошла авария, уровень алкоголя в крови Джейми зашкаливал. Когда я узнала, мне не хотелось об этом говорить. Все, чего я хотела, это: чтобы он очнулся после операции, потом начал нормально есть, потом встал с кровати, потом начал восстанавливаться, а потом вышел из больницы и вернулся к своей жизни. Или начал новую жизнь со мной.

Просто невозможно требовать от него большего, вдобавок ко всему этому.

— А ты… ты хочешь бросить пить? — спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало как можно спокойнее.

Он кивает.

— Коулман собирается отвести меня на собрание.

У меня столько вопросов, но я не знаю, какие из них будут уместны. Несмотря на то, что после аварии я вижусь с ним каждый день, мы с Джейми в каком-то подвешенном состоянии. Я прикасаюсь к нему все время, когда помогаю, но мы даже не целовались. И мы не обсуждали то, что было между нами в отеле, хотя это постоянно крутится у меня в голове.