Никогда не видела Джейми пьяным. И это неприятное зрелище.

— Мне нужно поговорить…

Он перебивает меня:

— Ага, избавь меня от своей слежки.

Он не только пьян, но и в дерьмовом настроении. Но он прав: я заявилась к нему на работу без приглашения, а сейчас — к нему домой в два часа ночи, тоже без приглашения.

— Извини.

— Не можешь ко мне не лезть, да?

— Ой, да пошел ты, — отвечаю я.

Звучит грубо, но я странно себя чувствую — если бы он был трезвым, он бы услышал неуверенность в моем голосе.

— Зачем ты сюда приехала?

Я подхожу ближе, от него тяжелой волной исходит запах пива и чего-то еще. Не думала, что Джейми может быть непривлекательным, но как выяснилось, все-таки может. Из чего-то здесь можно извлечь жизненный урок, но я слишком взбешена, чтобы сейчас анализировать ситуацию. Наклоняюсь к нему, чтобы убедиться, что до него дойдет каждое мое слово:

— Это экстренный случай. Понял? Или тебе нужно по буквам произнести, раз ты сейчас не в состоянии понять английский?

Мои резкие слова на него действуют, и за пьяным туманом мелькает тот Джейми, которого я знаю, причем обеспокоенный. Интересно, возможно ли, что только мы с Джейми знаем, как вести себя друг с другом, когда мне нужна помощь? Фигово, если так — согласно «Убить Золушку», хуже веры в Миф «Блеск для губ привлекает парней» может быть только вера в Миф «Девица в беде». Значит, я гоняюсь за ним всю ночь, так как некая часть меня знает, что я могу вернуть его таким способом?

Но я не хочу его возвращать. Ведь так?

Джейми придерживает для меня дверь, и, входя в дом, я чувствую, что мы переходим границу. Это доступ в святую святых семейства Форта. Все когда-то случается в первый раз.

В доме спертый воздух. Он ведет меня на кухню через темную гостиную с перекосившейся мебелью. Включает свет, и взглящ открывается катастрофа. Здесь не просто высокая гора тарелок с присохшей пищей в раковине, здесь все покрыто глубоко въевшейся грязью, как будто никто уже давно не делал уборку. По-настоящему давно.

— Много работаю, — ворчит он.

Я достаточно знаю о его папе, чтобы не спрашивать, почему забота о доме — дело одного Джейми.

— Пить будешь?

Он держится за стену, доставая чистые стаканы из посудомоечной машины.

— Воду, — говорю я с надеждой, что он тоже попьет.

Он наполняет стаканы, протягивает один мне и открывает раздвижную дверь. Она ведет на террасу, где гораздо чище, чем на кухне. Под навесом стоят блестящий гриль для барбекю и комплект уличной мебели, которая выглядит как новая. На столе лежит альбом. Джейми закрывает его и бросает на стул — я даже не успеваю увидеть, что он рисует. Он садится, откидывается назад и закрывает глаза. Я беру инициативу в свои руки.

— Извини… еще раз… за то, что приперлась к тебе на работу.

— Твой брат знает об этих документах?

— Мне их дала его девушка.

— Дерьмовые.

— Зато сработали.

— Диззи многое позволяет симпатичным девупжам.

В его словах сто процентов осуждения и ноль процентов комплимента.

— Не стоило надеяться, что у тебя будет время. Ты выглядел очень… занятым.

Эта уловка на него не действует. Мой стакан с водой запотевает от ночной сырости, и с него стекает струйка на стол. Пока он сидит с закрытыми глазами, я разглядываю, во что он одет — как всегда, это футболка и джинсы, но теперь в улучшенной версии, на ступеньку выше по сравнению с тем, что я привыкла на нем видеть. Темно зеленая футболка обтягивает его тело — уверена, это помогает коробке для чаевых наполняться быстрее.

— Поговорим о прошлой весне? — наконец спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Она просила меня тебе не рассказывать.

Он открывает глаза и пытается пристально на меня посмотреть, что в пьяном виде получается у него не совсем удачно.

— Паррина ее бил. Я знал, что она тебе устраивала всякую хрень, но ты должна была мне сказать.

— Регина просила меня не рассказывать тебе — она знала, что ты на него наедешь, и тебя исключат. Так я и сделала. Сделала выбор в твою пользу, а не в ее.

— Я никогда не просил тебя об одолжениях.

— Ты должен защищать всех, но никто не должен защищать тебя?

На это у него нет ответа.

— Я сказала ей, чтобы она сама тебе рассказала. Я бы ни за что тебя специально не подставила. После всего, что ты для меня сделал.

Он выпивает оставшуюся воду одним глотком.

— Пойду спать. Работаю каждую ночь, пока не отрублюсь.

Ни разу не слышала, чтобы Джейми жалел себя — раньше никогда такого не было.

— Почему ты так много работаешь? — спрашиваю я.

На его лице отражается не только гнев, но и проблески смущения.

— Папа потерял работу.

В этой ситуации нет ничего хорошего для Джейми. Ничего. Я стараюсь «придержать коней».

— Когда?

— В прошлом месяце, досрочный выход в отставку. Без полной пенсии. Слишком много было претензий к нему. Он попросил Диззи принять меня неофициально.

Учитывая, насколько Диззи неординарный гражданин (как мне теперь известно), уверена, что он ухватился за возможность нанять несовершеннолетнего сына копа для работы в баре. Ведь это отличная подстраховка.

— Джейми, мне жаль…

У Джейми вибрирует телефон, и он достает его из заднего кармана. Некоторое время он смотрит на экран. Его лицо ничего не выражает, но я бы поспорила на деньги, что ему прислала сообщение мисс Широкие Штаны. Он начинает подниматься с места.

— Я искала тебя на работе не для того, чтобы поговорить о Регине и Энтони Паррина. Я узнала кое-что о моем папе, и мне нужен… совет. Ты был первым, о ком я подумала.

Его глаза впиваются в мои. А потом он медленно садится обратно.

Когда я рассказываю ему про видео, из его взгляда улетучивается жесткость.

— Мама его посмотрела. С братом я еще не говорила. Не знаю, стоит ли мне смотреть. И почему у нас все наперекосяк, и мы все втроем вместе не можем решить, что нам делать? Как будто мы из разных семей.

— Некоторые семьи так и не могут собраться вместе.

Сначала я не обращаю внимания на слова Джейми, поскольку он говорит о своей семье. Но есть ли вселенная, в которой его слова относятся к моей семье? Почему бы ей не быть? Потому что мы более состоятельные, чем Форта? Я не готова размышлять над этим прямо сейчас, но главное, что я все-таки думаю о маме, брате и себе, как об одной семье, хоть мы и потеряли папу. Интересно, они думают так же?

— Ты бы посмотрел его, если бы был со мной? — спрашиваю я.

Он раскачивается на стуле, отталкиваясь ногами от земли. Не позволяю себе схватить его за руку, чтобы он не упал.

— Неважно, что бы сделал я.

У него в кармане опять вибрирует телефон. Стул с глухим звуком возвращается на прежнее место. Это называется «мудрость Джейми Форта».

Не собираюсь сидеть здесь и наблюдать, как он читает еще одно ее сообщение.

— Мне пора, — говорю я.

Я прохожу через дом, а Джейми идет следом. Стоит только мне подумать, что я ошиблась, придя сюда, и что он больше не заботится обо мне, как раз, когда я готова целиком и полностью вычеркнуть его из своей жизни, он накрывает своей рукой мою руку, которая тянется к двери. Он подходит на шаг ближе. Спиной я ощущаю тепло от его груди. Я чувствую его запах — его, не алкоголя.

— Позвони мне, если соберешься смотреть эту фигню, Роуз.

Поворачиваюсь, чтобы сказать «нет уж, спасибо», а он смотрит в свой телефон, поэтому я не говорю ничего. Оставляю его стоящим в дверях, с лицом, освещенным светом от экрана телефона.

Глава 4

Я пытаюсь привлечь внимание Трейси на уроке Кэмбера, чтобы передать ей записку, но она с трудом удерживает глаза открытыми. Она по-прежнему ведет «Список Шика» — модный блог, сделавший ее знаменитостью в «Юнион Хай» — по выходным ездит в город на интенсивные курсы Института Моды, находится в серьезных отношениях с моим братом и регулярно делает домашнюю работу, не без моей помощи.

Мы с Трейси обычно гуляли где-нибудь каждый день, но в этом году я вижу ее только на уроках, или когда провожаю ее на вокзал. Она постоянно настолько загружена, что у нее не хватает времени на обыкновенные вещи, вроде общения. Я ею горжусь, но это отстойно.

Я нашла способ с этим справляться — перестала рассказывать ей то, что наверняка станет первым шагом к окончанию дружбы. Не хочу, чтобы так случилось, но мне нелегко справиться с желанием наказать ее, не пуская в свою жизнь.

Она понятия не имеет о событиях прошлой ночи. А если ей станет все известно, она сообразит, что я не позвонила ей в ту же отношениях. Мне явно нужно действовать с опережением. Питер прислал мне сообщение после того, как этим утром, наконец, поговорил с мамой. Все, что он написал: «Что за хрень?». Я ему не ответила.

Похоже, он еще не рассказал Трейси. Догадываюсь, что его желание говорить на эту тему не сильнее моего.

Кэмбер замечает записку у меня в руке и бросает на меня уничижительный взгляд. Он самый горячий учитель в «Юнион Хай» — высокий, с голубыми глазами, темными вьющимися волосами, в очках в стиле ботана — поэтому ему приходится вести себя как суровый дядька, чтобы держать своих влюбчивых учениц на расстоянии вытянутой руки. В «Юнион Хай» сложилась традиция — забрасывать Кэмбера любовными записками в День Святого Валентина. Большинство из них — прикольные пародии, но среди них всегда есть немного серьезных. Он тот учитель, которого обожаешь не только за то, что он красавчик, но и за его познания об отличной литературе и то, как он их использует с учениками. Даже ребята, которые скорее вырвут себе ресницы, чем станут читать Хемингуэя, признают, что Кэмберу небезразлично их будущее.

Прямо сейчас мы читаем «Пробуждение» Кейт Шопен, совсем не веселую книгу. Она о женщине, которая покончила с собой, потому что общественные ограничения, налагаемые на женщин ХlХ века, стали для нее невыносимыми. Кэмбер зачитывает нам обрывки с глазами, полными слез, а его фанатки чуть не теряют сознание от благоговения. Он единственный учитель, который понимает, почему чтение Уильяма Фолкнера иногда повергает меня в экстаз.

Атмосфера на уроках английского в этом году напряженная: Кэмбер рыдает над «Пробуждением»; у его фанаток случаются мини приступы каждый раз, когда он к кому-то обращается; мой друг Роберт, убитый горем с тех пор, как прошлой весной испортил отношения с Холли, пялится на нее, как человек в пустыне на оазис. Холли старается не обнадеживать его, но он воспринимает каждый случайный зрительный контакт, как хороший знак, так что она уже ничего не может поделать.

Когда звонит звонок, Кэмбер смотрит на меня, приподняв бровь, что означает: «Подойди к моему столу». В мою сторону поворачиваются головы, а разочарованные члены Клуба Кэмбера переговариваются приглушенными голосами, медленно продвигаясь к двери и желая, чтобы это они оказались на шаг от выговора за попытку передать записку на уроке. В узких кругах поднятая бровь Кэмбера станет темой для обсуждения на весь остаток дня.

Однажды я пыталась пошутить с Кэмбером на тему его фанаток. Он сделал вид, что даже не понимает, о чем я говорю. Но все-таки я знаю, что он доверяет мне больше, чем среднестатистическому ученику, поскольку у нас с Кэмбером есть нечто общее: мы оба переживаем из-за случившегося с Джейми.

Кэмбер вел у Джейми английский для отстающих. Похоже, он увидел в нем что-то, и ему захотелось, чтобы Джейми окончил старшую школу. Он был на парковке, когда Джейми и Паррина начали пытаться убить друг друга. Он знал, что для Джейми это будет последней каплей, и пытался спасти его от исключения из школы. Когда он увидел, как я стояла там и держала пакет со льдом для разбитого лица Джейми, думаю, он распознал во мне некую родственную душу.

Пока я иду к его столу, он строго смотрит на меня поверх очков, как дедушка.

— Я даже не выпустила записку из рук, — протестую я, когда класс, наконец, пустеет.

Он переходит сразу к делу:

— Ты должна привести Джейми на мой спецкурс по подготовке к экзаменам.

Я внезапно хрюкаю от смеха, думая о том, как сложно было притечь внимание Джейми прошлой ночью. Особенно, когда он получал сообщения от Широких Штанов.

— Кэмбер, Джейми теперь со мной почти не разговаривает.

— Если он не получит аттестат в этом году, он никогда его не получит.

Он сверлит меня глазами, намекая, что я несу за это ответственность. В некотором роде, так и есть. Из-за меня Джейми проигнорировал копов, которые давали ему возможность поступить правильно — он был так зол на меня, что ему пришлось уйти. Но я больше не контролирую ситуацию с Джейми, по крайней мере, прошлой ночью не смогла. С другой стороны, он был достаточно пьян, чтобы вообще не помнить прошлую ночь, а это может сыграть мне на руку.