Малкольм проклинал себя за то, что отложил женитьбу, но он не ожидал приезда Эдвины в Англию.

— Сначала он обещал, что мы поженимся, а я была слишком пьяна, чтобы вспомнить об этом потом. Но мы думали пожениться в Париже, однако он был все время слишком пьян для этого, — рыдала Алексис.

Эдвина едва не засмеялась от радости, глядя на Патрика.

— Вы не можете ее забрать, — Стоун пытался блефовать, — она моя гражданская жена. Я не позволю забрать ее.

Потом ему в голову пришла другая мысль.

— Кроме того, — с надеждой сказал он., — возможно, что она беременна.

— Нет-нет, — тут же ответила Алексис. Эдвина облегченно вздохнула. Алексис подошла к сестре и печально посмотрела на Малкольма.

— Ты никогда не любил меня, ведь так? Я никогда не была твоей малышкой.

— Конечно же, была. — Он выглядел несколько смущенным, когда посмотрел на Алексис. — Мы еще можем пожениться, ты же знаешь. Ты не обязана с ними ехать, если не хочешь.

— Я увезу ее силой, если понадобится, — сказала Эдвина.

— Не имеете права. — Малкольм снова шагнул к ней, а потом вдруг посмотрел на Патрика, будто в первый раз его заметил. — А это, кстати, кто такой?

Эдвина хотела было ответить, но Патрик остановил ее и грозно взглянул на Малкольма.

— Я судья. Если вы скажете еще хоть слово или будете задерживать девушку, мы арестуем вас и выдворим из страны.

Малкольм съежился, будто из него выпустили воздух. Он безмолвно смотрел, как Патрик открывает дверь и они уходят.

Алексис только раз оглянулась через плечо. И вот они уже в вестибюле отеля, кошмар кончился.

Эдвина благодарила господа, что Алексис не вышла замуж, и молилась, чтобы никто не узнал об этой истории. А что касается кинокарьеры, то Алексис может послать ей прощальный поцелуй. С этого времени, пообещала себе Эдвина, Алексис будет сидеть дома с Фанни и учиться печь овсяные булочки. Самое печальное во всей этой истории то, что Алексис было недостаточно любви старшей сестры и она обманывала себя, пускаясь в бесполезные поиски мужчины-отца.

Ночью Эдвина поделилась своими мыслями с Патриком. Алексис в это время лежала в «Кларидже» в ее спальне.

Между сестрами произошла бурная сцена со слезливыми извинениями. Алексис умоляла Эдвину простить ее. Но этого и не требовалось — Эдвина обняла ее, и обе плакали, пока Алексис наконец не заснула, а Эдвина вернулась в гостиную поговорить с Патриком.

— Как она?

Он беспокоился, у них был трудный вечер, но все обошлось лучше, чем Патрик ожидал. С девочкой в общем все было в порядке, и от Малкольма Стоуна они на удивление легко отделались.

— Заснула, слава богу, — ответила со вздохом Эдвина, и Патрик протянул ей бокал с шампанским. — Что за ночь!

— Какой гнусный тип! Как ты думаешь, он станет вас преследовать?

Эдвина и сама не знала, да и что она могла бы сделать, разве что предупредить Джорджа, чтобы тот внес Стоуна в свой черный список. Ей, правда, не очень хотелось это делать.

— Не знаю. Надеюсь, нет. Слава богу, он оказался слишком ленив, чтобы оформить брак. Мы, конечно, могли бы его аннулировать, но это такие сложности, я уверена, что тогда вся эта грязная история просочилась бы в газеты.

— А теперь?

— Если повезет, без шума вернемся в Америку, и никто ничего не узнает. Как ты думаешь, мне удастся получить для нее паспорт?

— Я завтра похлопочу об этом в посольстве. Патрик хорошо знал американского посла и надеялся, что тот выдаст паспорт без лишних расспросов. Как и Малкольм, он скажет, что Алексис потеряла документ, путешествуя с сестрой.

— Ты не мог бы еще кое-что для меня сделать? — Она хотела его попросить об этом с тех пор, как узнала, что Чарльз был его кузеном. — Ты не позвонишь леди Фицджеральд? Она, должно быть, теперь в почтенном возрасте. — Мать Чарльза и одиннадцать лет назад была не так уж молода. — Если она согласится, я бы хотела повидать ее.

Он помолчал секунду, а потом кивнул.

— Я должна попрощаться с ней, — тихо сказала Эдвина.

Раньше у нее не было такой возможности. А больше всего ей нужно было попрощаться с Чарльзом, и Патрик поможет ей сделать это.

— Я позвоню ей завтра. — Потом он с сожалением поцеловал на прощание Эдвину. — Я приду утром.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я тоже люблю тебя. — Патрик улыбнулся и прижал ее к себе.

Но они оба понимали, что скоро расстанутся. Если Эдвина хочет без лишней огласки доставить Алексис домой, им нельзя задерживаться в Лондоне. Однако у нее от боли щемило сердце при мысли о расставании с Патриком.

Глава 38

Утром пришел Патрик, и Алексис безумно испугалась. Она открыла ему дверь и бросилась искать Эдвину.

— Здесь судья! — в панике прошептала она, и Эдвина пошла узнать, что тому нужно, но, увидев Патрика, громко расхохоталась.

— Это не судья, — смеялась она, — это Патрик Спаркс-Келли, мой друг. — И потом добавила, чтобы объяснить Алексис, откуда она его так хорошо знает:

— Он кузен Чарльза.

— Но я думала… вы сказали…

Алексис выглядела, как девчонка: вульгарная косметика смыта, волосы гладко причесаны, хотя в Париже она бог знает что с ними сделала. И теперь, преображенная, юная и ангельски красивая, Алексис с улыбкой слушала Эдвину, объяснявшую, что Патрик просто притворился судьей, чтобы испугать Малкольма.

— На всякий случай, чтобы ваш друг не причинял нам хлопот, — сказал Патрик. Потом он сообщил Эдвине, что паспорт для Алексис уже готов, и, понизив голос, добавил:

— Леди Фицджеральд ждет вас в одиннадцать.

— Она удивилась, что я здесь? — Эдвине не хотелось ее слишком волновать, она подсчитала, что леди Фицджеральд уже за семьдесят.

Но Патрик покачал головой:

— Я думаю, ее больше удивило, что мы знакомы.

— А как ты это объяснил? — тревожно спросила Эдвина. Им столько приходится скрывать, особенно от проницательной Алексис.

— Я просто сказал, что мы познакомились на корабле, — улыбнулся он, — счастливое совпадение… для меня…

— Как ты думаешь, она не очень расстроится от встречи со мной?

— Совсем нет. Мне кажется, она давно уже примирилась с потерей, гораздо раньше тебя.

Вскоре Эдвина сама убедилась, что так оно и есть. Леди Фицджеральд сердечно встретила ее, и они долго сидели и разговаривали, пока Патрик с Алексис гуляли по прекрасному саду.

— Я всегда надеялась, что ты когда-нибудь выйдешь замуж, — печально сказала мать Чарльза, глядя на Эдвину. Ведь Эдвина была такой красивой девушкой и сейчас еще очень хороша собой. — Но я полагаю, что ты не могла из-за детей. Как ужасно, что твои родители погибли! Как чудовищно… так много жизней… такие потери, и все из-за того, что компания была слишком самонадеянна, чтобы позаботиться о достаточном количестве спасательных шлюпок… Капитан оказался слишком упрям, чтобы послушаться предупреждения о возможном столкновении с айсбергом… а ближайший пароход отключил связь.;. Мне было трудно пережить это, но потом я решила, что Чарльзу судьбой назначено утонуть. Понимаешь, моя дорогая, это судьба. Ты должна быть благодарна, что спаслась, и радоваться жизни каждую секунду.

Эдвина улыбнулась ей, борясь со слезами, вспоминая, как они в первый раз встретились, как она прислала свадебную фату, которую Эдвина так и не надела. Эдвина снова поблагодарила ее, и леди Фицджеральд объяснила, почему она послала фату:

— Мне казалось не правильным держать ее у себя. И хотя я знала, как ты расстроишься, я решила, что она все-таки должна быть у тебя.

— Невеста моего брата надевала ее в прошлом месяце и выглядела в ней потрясающе.

Эдвина пообещала прислать фотографию, и пожилая женщина устало улыбнулась. Ее муж умер год назад, и сама она неважно себя чувствовала, но приход Эдвины согрел ей сердце.

— Твоя младшая сестренка — прелестная девочка. Совсем как ты в ее возрасте, только, конечно, волосы у нее гораздо светлее.

— Надеюсь, я не была такой же глупенькой, — улыбнулась Эдвина, польщенная, что ее сравнили с Алексис.

— Ты вовсе не была глупенькой. Ты вела себя очень храбро… очень… Может быть, тебе улыбнется счастье теперь, и ты найдешь человека, который полюбит тебя. — Эдвина со слезами на глазах кивнула. — Ты должна освободиться от прошлого, — прошептала мать Чарльза, нежно целуя Эдвину в щеку, — он счастлив теперь, где бы он ни был, и твои родители тоже. И ты тоже должна быть счастливой, Эдвина. Они все желали бы этого.

— Я счастлива, — закивала Эдвина, сморкаясь в платок Патрика.

Она подумала, не заметила ли это леди Фицджеральд, но та была слишком стара, чтобы обращать внимание на такие мелочи и любопытствовать, почему платок с гербом Спаркс-Келли оказался у Эдвины.

— Я счастливо жила с детьми все эти годы.

— Этого недостаточно, и ты сама это знаешь. Ты когда-нибудь еще вернешься в Англию?

Они встали и медленно вышли в сад. Эдвина расстроилась, погрузившись в воспоминания, но была рада, что пришла сюда. Она понимала, что леди Фицджеральд права. Нельзя больше цепляться за воспоминания, Патрик доказал ей это. А теперь ей придется расстаться и с ним. Ей казалось, что вся ее жизнь состоит из одних расставаний.

Эдвина поцеловала на прощание леди Фицджеральд с новым ощущением покоя и умиротворения.

За ленчем она рассказала, какая чудесная женщина мать Чарльза, и Патрик с Алексис согласились с ней. Потом они взяли билеты на «Олимпик» и отправились за паспортом для Алексис. Им повезло, сказали в агентстве: «Олимпик» отправляется на следующее утро.

Эдвину охватила паника при мысли о расставании с Патриком. Она взглянула на него, он ободряюще кивнул, и Эдвина заказала две смежные каюты первого класса для себя и Алексис.

Алексис, очень повзрослевшая за последнее время, поспешила оставить их вдвоем, заявив, что страшно устала.

— Ты не боишься, что она опять исчезнет, а? — обеспокоенно спросил Патрик, когда они с Эдвиной отправились на обед.

Но Эдвина лишь улыбнулась и заверила его, что Алексис навсегда запомнит этот урок.

И снова вечер пролетел слишком быстро. Они вернулись в «Кларидж», но там, конечно, нельзя было найти такого уединения, как в Ирландии. Эдвина хотела всегда быть с ним рядом и с ужасом думала о предстоящем прощании.

— Как я могу расстаться с тобой, Патрик? Я же только что нашла тебя.

Ей понадобилось одиннадцать лет, чтобы проститься с Чарльзом, а теперь она должна разлучиться с его двоюродным братом.

— Ты завтра поедешь в Саутгемптон с нами? Но он печально покачал головой.

— Это будет слишком тяжело для нас обоих, правда? Да и Алексис может догадаться.

— Мне кажется, она и так обо всем знает.

— Тогда домой поплывут две таинственные женщины. — Он нежно поцеловал ее.

Их связывало светлое, красивое чувство, и в глубине души Эдвина была бесконечно благодарна Патрику, что он освободил ее от груза прошлого.

— Я увижу тебя снова? — спросила она, когда они выходили из «Клариджа».

— Может быть. Если приедешь сюда. Или если я приеду туда. Я никогда не был в Калифорнии.

Но Эдвина сомневалась, что это когда-нибудь произойдет. Патрик ведь так ей и сказал: они должны быть свободными, как птицы. Эдвина дотрагивалась до подаренного им браслета, и у нее ныло сердце. Но она навсегда сохранит счастливые воспоминания о нескольких неделях, проведенных с ним, освободивших ее от цепей, так долго сковывающих ее.

— Я люблю тебя, — прошептал он, прежде чем уйти, — я ужасно люблю тебя… и всегда буду любить… и я буду улыбаться всякий раз, когда подумаю о тебе… я улыбнусь, как и ты, когда вспомню Ирландию.

Патрик в последний раз поцеловал ее, сел в машину и уехал, не оглянувшись на плачущую Эдвину.

Она долго-долго стояла и смотрела вслед машине, а потом медленно вернулась в «Кларидж».

Глава 39

Они выехали в Саутгемптон в восемь утра, как много лет назад, но на этот раз они были только вдвоем. Две сестры, две подруги.

Алексис молчала, подозревая, что Эдвина в мыслях далеко от нее, и Эдвина не произнесла ни слова, всю дорогу глядя в окно.

Они поднялись на палубу «Олимпика» и направились к своим каютам. Эдвина удивила Алексис, сказав, что пойдет на палубу посмотреть, как они отплывают. Она пошла одна, потому что Алексис сильно нервничала и не хотела покидать уютную каюту.

Когда корабль уже отчалил, Эдвина увидела Патрика. Он стоял у пирса и махал ей. Она послала ему поцелуй, коснувшись рукой сердца, а он приложил руку к своему. Эдвина смотрела на него, пока могла разглядеть, и понимала, что всегда будет его помнить.

Она довольно долго простояла на палубе, вдыхая полной грудью свежий морской воздух.

Когда Эдвина спустилась в каюту, Алексис уже спала.

Для них обеих путешествие оказалось нелегким. В первый день их учили правильно обращаться со спасательными шлюпками, а Эдвина могла думать только о Патрике, об их прогулках по палубе, о танцах ночью, в чужом платье…