Елена Веснина - Большие перемены

Что ощущает человек, когда он долго о чем-то мечтал и наконец его мечта сбылась? Мечта, которая владела им много лет! Вероятно, его охватывает счастье, которое можно было бы назвать тихим. Тихое счастье сбывшегося желания, возникающее у человека зрелого, понимающего ему цену, знающего, что самое главное — это бережно отнестись к тому подарку, который даровала судьба.

Буравин проснулся рано утром и, еще не открывая глаз, улыбнулся. Рядом спала Полина, уткнувшись подбородком в его плечо. Он слышал ее ровное дыхание, ощущал ее тепло. Ему вдруг захотелось, чтобы время остановилось, чтобы это волшебное утро длилось долго-долго. Но на столике у кровати запел мобильник. Буравину пришлось осторожно отодвинуться от Полины, встать и взять трубку. Чтобы не разбудить Полину, он сказал очень тихо:

— Да, слушаю.

— Доброе утро, дорогой, — в трубке был голос, который Буравин знал до последней интонации, — голос Таисии.

— Что тебе нужно в такое время? — Буравин не мог скрыть недовольство.

— Витя, у меня к тебе срочный разговор.

— Я перезвоню тебе через час.

— Виктор, я же сказала: у меня к тебе срочный разговор, я не могу ждать целый час. Мне нужны деньги.

Это была неожиданная тема для такого раннего утра. Таисия точно знала, что именно сейчас надо разрушить утреннюю легкость и теплоту, которая окружает любящих друг друга людей. Настроение Буравина стало быстро меняться.

— Какие деньги? Зачем? Таисия стала с напором объяснять:

— Затем, что нам с Катей нужно на что-то жить! Ты же не хочешь, чтобы твоя любимая дочь нуждалась!

— Таисия, я тебя плохо слышу, — прервал ее Буравин. — Здесь неустойчивая связь. Я сейчас перейду в другое место, и мы договорим.

Он снял со спинки стула свой халат, оделся и вышел из спальни.

Только после этого Полина открыла глаза. Она поняла, кто звонит в такую рань.

Буравин вышел на лестничную площадку и теперь уже громко сказал:

— Таисия, теперь я тебя хорошо слышу. Так вот, по поводу денег. Я готов помогать тебе и Кате материально…

— Замечательно. Нам нужно встретиться и все обсудить, — предложила Таисия. — Я расскажу тебе о своих требованиях.

— Тася, опомнись. По сути, я вам ничего не должен. Катя — совершеннолетняя, а ты — только бывшая жена. Моя помощь — это не больше чем добрая воля, так что не надо ставить мне никаких условий.

— Конечно, добрая воля! По своей воле ты меня бросил, по своей воле будешь выплачивать мне компенсацию — за моральный ущерб. Ты же не захочешь, чтобы я отказалась от тех привычек, которые приобрела за годы нашей совместной жизни? Катя этого не поймет, — Таисия была довольна тем, как складывается разговор.

— По-моему, ты больше заботишься не о Кате, а о себе, — возразил Буравин.

В данном случае я и Катя — это одно и то же. Мы — семья, которая потеряла кормильца. Уходя от нас, ты не подумал о том, как мы будем жить дальше!

— Но ведь я оставил вам достаточно денег на первое время, — Буравин искренне не понимал, в чем он виноват.

— Достаточно для чего? Чтобы не умереть с голоду? Витя, ты приучил нас к безбедной жизни. А теперь хочешь посадить на голодный паек?

— Я все понял. Я передам тебе деньги через Катю, — сдался Буравин.

— Нет, нам нужно встретиться лично. Ты сам всегда говорил, что денежные вопросы нужно обсуждать только при личной встрече, — возразила Таисия.

— Хорошо, я приеду. Все, пока.

Буравин отключил связь и вернулся в квартиру.

— Витя! Витя, ты где? — позвала его Полина.

— Полинка, ты уже проснулась? Рано еще, поспала бы подольше, — Буравин улыбаясь подошел к кровати.

— Но ведь ты тоже встал — даже раньше меня.

— Знаешь, если человек становится бизнесменом, он автоматически лишается сна, — уклонился от ответа Буравин.

— Хочешь сказать, что бессонница — это профессиональная болезнь всех твоих коллег?

— В общем, да. Поскольку дела могут потребовать твоего внимания в любое время суток, — Буравин обнял Полину.

— Так это из-за делового звонка ты выскочил на лестничную площадку?

— Да, — смутился Буравин, — боялся тебя разбудить…

— И кто тебе звонил?

Буравину не хотелось врать, он помолчал и ответил:

— Таисия.

— И что ей нужно?

— Успокойся, не я. Всего лишь деньги.

— Но ты говорил, что оставил ей какую-то сумму на первое время.

— Конечно, оставил. Но она хочет убедиться, что я и в дальнейшем буду ее содержать.

— Вот как? Ты считаешь себя чем-то ей обязанным?

— Нет. Но я чувствую ответственность за женщину, с которой прожил больше 20 лет. Даже если она сейчас устроится на работу, ей вряд ли будут платить приличную зарплату. — Буравин нежно обнял Полину. — Не переживай, Полинка, я улажу это дело.

— Витя, по-моему, ты не понимаешь. Таисия, играя на твоем чувстве ответственности, тем самым старается привязать тебя.

— Ну, это у нее точно не получится! — уверенно сказал Буравин, — хотя в одном ты права: пока наши родные не привыкнут к тому, что мы живем вместе, нам будет нелегко.

— Больше всего меня волнует не то, как Борис и Таисия переживут наш союз, а как поведут себя дети… Ты думаешь, они поймут нас?

— Конечно, поймут. Ведь мы расходились со своими супругами, а не с ними. Кстати, сегодня к нам придут Леша и Костя. Помнишь?

— Да, Костя придет точно. А вот насчет Алеши я не уверена. А очень хочется увидеться и с ним тоже…

— Полинка, моя главная обязанность — сделать тебя счастливой. И я это сделаю, несмотря ни на что! — в голосе Буравина было море нежности.

— Я буду счастлива, если между нами и нашими бывшими супругами не будет никаких неурядиц. И если наши дети будут с нами общаться.

— Но все это вполне достижимо! — успокоил ее Буравин. — Сегодня к нам придут Костя с Лешей. Завтра мы позовем Катю. С Таисией я все улажу сам. А Борис как будто и не предъявляет никаких претензий.

— Ну да. У него сейчас период гордого молчания, — вздохнула Полина.

— Ну что ж, гордое молчание — шаг к началу нового диалога! — улыбнулся Буравин и потянулся к Полине, чтобы поцеловать ее. Полина засмеялась и увернулась от поцелуя.

— Что такое? Разве я плохо выбрит?

— Для приема детей нормально, а для поцелуев — как небритый кактус! — сказала Полина, нежно гладя его по щеке.

— Нет, ну надо было так оскорбить! Небритый кактус! Вот сейчас побреюсь, тогда берегись!

И Буравин решительно направился в ванную — бриться.

У Самойлова это же утро было совсем другим. Он проснулся в одиночестве. Долго рассматривал потолок, потом подушку рядом. Он даже погладил эту подушку, словно она была живой.

— Эх, Полина, Полина… — сказал он подушке, аккуратно поправил ее и, наконец, встал с постели.

Он бесцельно побродил по комнате, рассматривая вещи так, как будто он видел их в первый раз, потом открыл шкаф и потрогал рукой пустые плечики. В углу шкафа сиротливо стояли туфли Полины.

— И туфли оставила… — вздохнул Самойлов. — Прямо как Золушка!

В душе у Самойлова образовалась пустота, которую невероятно трудно было выносить. Он ходил, прислушиваясь к этой пустоте, ощущая, что неожиданно куда-то исчез целый мир, который был рядом, но он в суете даже не понимал, что этот мир так важен для него. Потеря потрясла Самойлова. Он осознал, что такое настоящая боль. Было так пусто и тихо, что казалось: мир рухнул и его надо строить заново. Но сил на это не было совершенно.

Для Алеши утро тоже было неспокойным. Он проснулся и почему-то сразу обратил внимание на свою инвалидную коляску — как напоминание о прошлом. Он решил ее разобрать и убрать подальше с глаз.

За этим занятием его и застал Костя.

— Леха, ты пойдешь со мной к матери? — спросил, он. — Она нас обоих пригласила.

— Не знаю, что-то не хочется. Честно говоря, не могу видеть рядом с мамой Буравина. Все никак не привыкну, что она теперь живет не с отцом…

— Брось. Нужно смотреть на жизнь проще. Тем более что ни ты, ни я изменить ничего не можем.

— Теоретически я с тобой согласен. А вот практически… Ладно, хватит об этом. Помоги мне лучше кресло разобрать, — попросил Алеша — у него что-то не ладилось.

— Зачем?

— Чтобы выбросить.

— Да ты подожди выбрасывать, оно ведь новое совсем. Может, кому-нибудь еще пригодится, — уже договаривая эту фразу, Костя почувствовал, что сглупил.

— Нет, видеть это кресло не могу. Во-первых, мне его купил Буравин. А во-вторых, — эти колеса напоминают мне о том, о чем хочется забыть.

— А во мне будят чувство вины… — тихо добавил Костя.

— Ты опять за свое? Ну разве ты виноват в том, что я чуть не стал инвалидом?

— Понимаешь, тогда, после аварии, все желали тебе как можно быстрее выздороветь. А я… — Костя запнулся, но все-таки продолжил: — Я тогда так сильно ревновал тебя к Кате, что меня посещали только черные мысли…

И только-то? А я-то подумал, что ты испортил тормоза на моей машине или сделал еще что-то в этом духе! — засмеялся Алеша, не понимая, что попал в самую точку. — Мысли — это просто мысли, и ничего больше. Я прощаю тебя раз и навсегда. И давай не будем больше возвращаться к этой теме.

— Как скажешь, — быстро согласился Костя.

— Вот и хорошо. Предлагаю сделать еще один шаг ко всеобщему прощению и примирению.

— Какой?

— Давай наших невест помирим, — заговорщицки предложил Алеша. — И вы с Катей, и мы с Машей решили пожениться. Девчонки скоро станут родственницами — зачем им ссориться?

— Мысль хорошая. А вот над ее реализацией нужно крепко подумать.

— Главное — правильно выбрать время и место. Может быть, у Левы в ресторане? — Алеше нравилась мысль о примирении, и он уже планировал, как ее реализовать.

— Хорошо, — согласился Костя, — а кресло я пока перенесу в свою комнату. А потом мы его выбросим.

Пока братья возились с инвалидной коляской, Самойлов нашел сумку, аккуратно сложил в нее все случайно оставленные Полиной вещи, поставил сумку на тумбочку у кровати и снова лег. Он стал задумчиво рассматривать потолок. За этим философским занятием и застал его вошедший в спальню Алеша.

— Пап, ты все еще лежишь? Смотри, какое утро солнечное!

— А почему ты завтракать не идешь? Мы тебя так и не дождались, — поддержал брата зашедший следом Костя.

— Спасибо, не хочется, — отрешенно ответил Самойлов.

— Слушай, а ты на работу не опоздаешь? — заволновался Алеша.

— Какая работа, ты что, забыл? У меня теперь нет ни фирмы, ни жены, ни друга…

— Зачем ты так, — остановил его сын.

— Папа, ты не грусти, — добавил Костя. — У тебя же есть мы. И вместе мы обязательно прорвемся!

— Только не надо меня утешать, — грустно сказал Самойлов. — Со мной все в порядке. Я найду, чем себя занять. А у вас какие планы на сегодня?

— Мы с Костей хотели встретиться со своими невестами. С Катей и Машей.

— А, ну да. Вы же у меня оба — без пяти минут молодожены. — Самойлов немного помолчал, а потом спросил: — А к другим молодоженам тоже зайдете?

Сыновья переглянулись.

— Да, мама нас приглашала… Мы не хотели тебе говорить, чтобы не расстраивать… — сказал Костя.

— Да ладно, я все понимаю, — кивнул Самойлов и протянул Алеше сумку с Полиниными вещами. — Возьми. Будете в гостях у… этих… отдашь сумку матери. Она тут в спешке кое-какие вещи забыла.

— Пап, я, наверное, не пойду к маме. Пусть лучше Костя передаст.

— Иди-иди. Я знаю, она будет рада тебя видеть. Алеша взял сумку и сочувственно посмотрел на отца.

Братья решили сходить к матери. Алеша понимал, что маме тоже непросто без них, а Костя хотел подружиться с влиятельным тестем — Буравиным.

Дети ушли, и Самойлов продолжил свое бесцельное хождение по квартире. Он пытался занять себя чем-то, но безуспешно. Наконец, Самойлов подошел к телефону и набрал номер.

— Алло, Григорий Тимофеевич? Привет, Гриша. Самойлов беспокоит.

— А, Борис, привет, — ответили в трубке. — Как дела? Да все как обычно — работаю. Встретиться и пообщаться я не против, но сейчас для этого неподходящий момент. Я занят сейчас. Будь другом, перезвони позже.

— Хорошо, я позвоню попозже, — грустно вздохнул Самойлов.

Он положил трубку. Долго рассматривал телефон, а потом набрал очередной номер. Услышав родной голос, он замер.

— Алло, слушаю вас. Алло, говорите, вас не слышно, — Полина прислушалась и догадалась: — Боря, это ты?

Самойлов вздрогнул, как от удара, и быстро положил трубку. Не в силах отвести от этой трубки взгляд, он тихо сказал:

— Да, Полина, это был я…

Полина все еще прислушивалась к гудкам в трубке и не решалась ее положить.