Теперь Анималист знает.

Но поделать ничего не может. Ведь он выдаст себя. Остается только краснеть и сопеть. Я не могу сдержать улыбки, и перевожу глаза с одного игрока на другого, и утопаю в комплиментах и поздравлениях. И тут мой взгляд падает на Большого Луи.

И что я вижу?

На лице моего учителя нет радости. Глаза у него опущены. Луи не отрываясь смотрит на колоду карт. И на мои ладони и пальцы.

41

Закругляемся рано. Шаромыжник зеленый от злобы, Большой Луи изображает чистюлю и протирает стол после каждой сдачи, Патрик еще раз поздравляет меня и предлагает проводить до машины, а Рабих приглашает в казино на следующей неделе. Они с Хэмишем участвуют в покерном турнире, неплохо бы и мне присоединиться. Не скрою, я польщена.

Патрик удаляется один, без меня. Я еще должна переговорить с Большим Луи. Не знаю, как он воспримет, что единственный достойный игрок среди его учеников — мошенник. Шулер.

Дверь за последним из игроков закрывается, и я ковыляю обратно в комнату. Что-то ноги у меня еле двигаются. И вообще мне ужасно неловко, сама не понимаю почему. Большой Луи разглядывает меня: голова набок, руки за спиной, глаза отслеживают мои перемещения, точно «Стингеры». Луи лезет в карман за носовым платком и вытирает пот со лба, притопывая то одной ногой, то другой. Что-то безумное проглядывает в нем.

— Мне надо тебе кое-что сказать, — выдавливаю я, избегая смотреть ему в глаза.

— Не жук чихнул, — говорит Луи саркастически.

— Это важно. Насчет Анималиста.

— У него есть имя. Его зовут Карл.

— Хорошо. Насчет Карла.

— А стоит ли?

— Стоит.

— А может, лучше забыть обо всем и отправиться домой?

— Ну нет… Но почему… к чему ты клонишь?

Большой Луи тяжко вздыхает, словно я последняя дура, и дает мне еще один шанс.

— Послушай, — он делает шажок в моем направлении, — повторяю еще раз. Уходи. Кругом и шагом марш. Обсуждать тут нечего. Не будем больше об этом.

Доходит до меня не сразу.

— Так ты знал? — Я не могу прийти в себя. — Ты прекрасно знал, что он шулер.

Бац — и Большой Луи переходит к решительным действиям. Будто глыба летит на меня. Одна рука хватает меня за плечо, вторая — пониже спины. И вот я уже в прихожей, и дверь передо мной распахнута, и я вылетаю из квартиры вон, и грохаюсь на бетонный пол. Следом летит мой крысиный жакет.

Луи в таком бешенстве, что забывает про все свои мании. Стоя в дверном проеме, открытый всем опасностям, Луи орет:

— Он не жульничал! Понятно тебе?! Он играл честно!

— Я все видела. Он шулер… и даже не очень хороший.

Почему-то эти слова окончательно выводят Луи из себя. Он словно забывает человеческую речь и только рычит.

— Он ставит клин прежде, чем дает подснять, он держит колоду как больная артритом обезьяна, а иногда у него просто не выходит. Он в состоянии подменить карту, но он не умеет тасовать.

— Что ты несешь, подумай только, что ты несешь?!

Луи чуть не вываливается из квартиры наружу. Сквозняк треплет его волосы, по лицу пробегают судороги, и Луи никак не может перевести дыхание.

— Откуда ты набралась этой дряни? Метки, подмены, подтасовки, шулера? Где ты всему этому научилась?

— На это есть книги. — Я поднимаю с пола свой жакет. — Я догадалась еще в прошлый раз, когда он вылез со своим счастливым флешем. Но дело тут было вовсе не в удаче. Он просто смухлевал. Он обокрал меня.

— Ты догадалась еще в прошлый раз? — Луи уже заносит ногу, чтобы шагнуть через порог, но так и не двигается с места.

— Да. — Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. — Еще на прошлой неделе.

— Ты кому-нибудь сказала?

— Нет.

— Ты проболталась кому-нибудь?

Это уже не рычание, а рев. Ураган. Еще чуть-чуть — и меня просто сдует.

— Луи, я никому ничего не говорила, клянусь тебе. Я хотела убедиться и сообщить тебе. Я хотела как лучше… Чтобы он больше тебя не обжуливал.

— Убирайся, — Луи пытается толкнуть меня дверью, — пошла вон. И не возвращайся больше. Уловила? Чтобы я тебя больше не видел. Никаких писем, никаких внезапных посещений, никаких клумб, никаких растений. Меня для тебя нет. Только попробуй заявиться еще раз.

— Луи, прошу тебя…

— Все кончено, поняла? Ты моя головная боль. С первых минут от тебя одни неприятности. Ты всюду суешь свой нос, пристаешь со всякими глупостями, ученик из тебя — как из дерьма пуля, и главное, главное — ты приносишь несчастье. Слышала? С тобой только свяжись — не обрадуешься.

У меня на глазах слезы. Не понимаю, что это Луи так на меня взъелся. Но каждое его слово — точно удар под ложечку.

— Ты не от мира сего, — задыхается Луи, — ты словно подвешенная. Ты хотела понять своего отца? Обрадую тебя: ты уже почти его поняла. Ты совсем как он, Одри. Ты — вылитый отец.

Дверь широко распахивается и бьет-таки меня по ноге. Но я не ухожу. Не могу.

— Прошу тебя, подожди. Ты сказал, у тебя есть что-то новенькое для меня. Это про папу? Ты же обещал. Ты сказал, это важно.

— Какое теперь это имеет значение? Убирайся к черту, Одри. Ты мне по барабану.

* * *

Дверь с грохотом захлопывается. У меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь на пол. Ледяной бетон холодит мне душу, по щекам бегут слезы. Ну же, не распускайся. Возьми себя в руки. Вставай.

Я встаю. Отряхиваюсь, набрасываю на плечи жакет и направляюсь к лифту. Надо поскорее убираться отсюда. Дура, какая же я дура. Джо был прав. Нечего было сегодня приходить. Это была самая большая глупость в моей жизни.

Лифта нет целую вечность. Ну и вонища же в нем. Я еду вниз. Ноги у меня в синяках, в глаза попала тушь, от резкой вони кружится голова. Выбравшись из лифта, я протираю глаза и моргаю. Все равно щиплет. Я отчаянно хватаюсь за сумочку и роюсь в ней в поисках салфетки и ключей от машины. Я не слышу шагов у меня за спиной.

К горлу подступает крик. Мне хочется закричать очень громко, как я никогда в жизни не кричала. Мне хочется вырваться и убежать. Но ничего не получается: уж очень крепко кто-то обхватил меня сзади и очень плотно зажимает мне рот чья-то воняющая резиной рука.

42

Зрение возвращается. Я даже могу чуть-чуть повернуть голову. Но того, кто напал на меня, все равно не вижу — только чувствую силу его рук и пальцев. Я не знаю, кто это, пока он не заговаривает со мной.

* * *

— Мы ведь не будем кричать, правда? Если я тебя отпущу, обещаешь вести себя тихо?

Я пытаюсь кивнуть. Анималист ослабляет объятия — осторожно, потихонечку — и делает шаг назад.

В крови у меня бушует адреналин, сердце колотится о ребра, но мне как-то удается взять себя в руки и сосредоточиться. Чего он хочет? Преподать мне урок? Вернуть проигранные деньги? Это первое, что приходит в голову. Но я инстинктивно чувствую: прежде всего он хочет разобраться. Как я его раскусила? — вот что его мучает.

— Хитрожопая, да? — В словах Анималиста злоба и горечь. — Самая умная, да?

— Вовсе нет. — Я не знаю, как мне его успокоить. — С чего ты взял?

— Унизить меня решила? Дураком выставить?

— Ничего подобного. Я просто хотела вернуть свои деньги.

Слово «деньги» злит его еще больше, и он делает резкое движение в мою сторону, будто для удара.

— Только попробуй! — Я выбрасываю вперед руку с растопыренными пальцами. — Ты слышал? Двинься только.

Анималист отшатывается — не ожидал. Пока он не опомнился, я выхватываю из сумочки баллончик и направляю в его сторону:

— Видишь? Это перцовый концентрат. Еще шаг в мою сторону — и ослепнешь. Понял, нет?

Анималист поводит плечами.

— Ты понял?

— Ну все, все. — Анималист поднимает руки вверх. — Я стою смирно.

Он не сразу приходит в себя — вздыхает, потирает лоб, закуривает. Я глаз с него не спускаю. Крепко зажав в руке баллончик, прикидываю, за какое время смогу добежать до машины.

— Ну так что? — цедит сквозь зубы Анималист. — Говори давай. Что это было? Что меня выдало?

Так я тебе и сказала. Недостаточно ловкие пальцы, неумение сохранять спокойный вид при сдаче — ни к чему тебе такие подробности.

— Просто повезло. Я угадала карту.

Анималист не верит. В руке у него темные очки, и он сжимает их с такой силой, что очки разлетаются на две половинки. Теперь Анималист желает знать, кто это меня научил трюкам, уж очень здорово у меня получается. Много будешь знать, скоро состаришься. Скажи-ка мне лучше вот что:

— Он был в курсе, да?

— Кто?

— Луи. Я ему сказала, что ты трюкач.

Анималист заходится от смеха. Ржет, как конь.

Это он надо мной потешается.

— Какой благородный поступок. Особенно если учесть, что это он обучил меня приемам.

У меня перехватывает дыхание.

— Он тебя обучил? Да ты что!

— Мы с ним занимаемся уже два года. Каждую неделю. У него ведь большой опыт, разве он тебе не говорил? Он бывший карточный шулер.

— Я тебе не верю.

— Не ври — Анималист топчет окурок. — Ведь все сходится, правда? Из-за своего ремесла Луи потерял все свои деньги, из-за своего ремесла он вынужден жить как последняя собака. Его поймали на шулерстве в частной игре с высокими ставками. Где-то там у них в пустыне. Ему ввалили как следует и отняли все денежки до цента. Он вынужден был бежать из Штатов, иначе его бы просто убили. Когда прошел слух, чуть ли не у каждого игрока в Неваде нашлось что ему предъявить.

Я закрываю глаза. Не может быть. Отказываюсь верить.

— А что, он тебе разве не рассказывал? Наверное, плел, какой он великий игрок? Как он играл в Мировой серии, в высшей лиге и обыграл Стью Унгара и Джонни Чена?

Я качаю головой и никак не могу остановиться.

— Ведь так? Ну и брехун. И ты всерьез думала, что он — крупный игрок? А про меня он тебе что сказал? Что готовит ученика к Мировой серии?

Я не отвечаю. Лицо у Анималиста светится радостью.

— Значит, Луи и тебе мозги запудрил. Он всем вешает лапшу на уши. А на самом деле он обыкновенный проходимец. Аферист, ворюга.

Взяв себя в руки, я делаю вид, будто принимаю все за чистую монету.

— А что там с аварией? Правда, что он был чемпионом по баскетболу и его сбила машина?.. И как насчет его жены, которая умерла? Или тоже сказки?

Анималист недоуменно пожимает плечами:

— Это он тебе сказал, что жена умерла? Господи ты боже мой! Жена Луи бросила его, сбежала с его лучшим другом. Этот друг долгие годы трахал ее прямо у Луи под носом. В его собственном доме. Как ты могла купиться? — Анималист ухмыляется. — Доверчивая крошка.

Да уж. Крошка и есть.

— А что со всем остальным? С баскетболом, с несчастным случаем?

— Не знаю. Мне про это ничего не известно. А как самой-то кажется? Он сильно похож на спортсмена? Пусть даже бывшего.

У меня начинает кружиться голова. Анималист видит это. Рывок — и он рядом.

— Ну что? — шипит Анималист, хватаясь за мою сумку. — Думаешь, я позволю тебе уйти с моими деньгами?

Я вырываю у него свой кошелек. Анималист вцепляется мне в руку. Бог с ними, с деньгами, но в кошельке — папина книжечка со спичками, и это придает мне силы. Чисто инстинктивно я прыскаю Анималисту в глаза из баллончика. Это всего лишь минеральная вода «Эвиан», но он-то не знает. В нашей борьбе возникает пауза — Анималист невольно подносит руку к глазам, — и я изо всех сил бью его ногой в пах. Анималист перегибается пополам, а я поворачиваюсь и бегу к машине, прыгая через лужи и кучи мусора.

Я уже открываю дверь, когда до моих ушей долетает чмокающий звук удара. Плоть ударяется о плоть. Плотно сжатый кулак врезается в челюсть.

* * *

— Господи, откуда ты взялся?

— Сверху. Услышал шум у квартиры Жирняги и пошел посмотреть.

Это торговец куревом. Костяшки пальцев у него разбиты в кровь. Его жертва неподвижно лежит на асфальте, словно лопнувший воздушный шарик.

— Он что… мертв?

— Еще чего. Просто прилег отдохнуть. Ты-то как? — интересуется мальчишка. — Помощь нужна?

— Спасибо. Со мной… ох… со мной все в порядке.

Он разжимает кулак. Кровь капает на землю. Я протягиваю ему салфетку.

— Отлично. — Он вытирает руки. — Жирняга-то наш, а? Всю глотку сорвал, пока меня докричался. Я уж испугался, его инфаркт хватил. А из-за двери слышно плохо.

— Что ему было нужно?

— Он дал мне десятку и велел спуститься и присмотреть за тобой. Обычно-то он мне пятерку дает.