Но они действительно любили своих женщин.

Женщины были повсюду — в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Старше я не видела, и это немного настораживало. Они вешались на любого байкера в зоне досягаемости. От их желания привлечь к себе внимание немного подташнивало. Их жажда клубной жизни доходила до абсурда и показывала, что они готовы подчиниться любому приказу мужчины в косухе, каким бы постыдным и унизительным он ни был.

Если поблизости не было Хоука, то большую часть времени я проводила наедине с собой. Обычно я садилась в самый конец бара и безучастно таращилась в экран телевизора, ожидая возвращения Хоука с какими-нибудь новостями. У него никогда не было ничего конкретного, а просто какие-то детали и имена, выясненные у людей, у которых они с братом побывали.

На пятый день я превратилась в пустую оболочку. Я смотрела, но не видела. Слушала, но не слышала. Я произносила слова, но не говорила. Я просто… существовала.

В данный момент я сидела на своем привычном стуле и пыталась заставить себя проглотить несколько фисташек. И простая мысль о фисташках напомнила мне о том, что они всегда хранились в ящике стола Бордена, и он грыз их, когда злился. На табурет рядом со мной скользнула фигура, и, мельком взглянув на нее, я нахмурилась.

Линда.

Ну, конечно.

В течение нескольких минут она, так же, как и я, смотрела в телевизор, не произнося ни слова. Я впервые виделась с ней с тех пор, как все пошло ко дну, и была совершенно не в настроении выслушивать ее хитрожопые комментарии. Она чиркнула зажигалкой и закурила рядом со мной, совершенно не заботясь о том, что я сижу в клубах выдыхаемого ею дыма. К несчастью, мне тоже было все равно.

— Я точно так же напугана, как и ты, Эмма, — наконец, заговорила она, поворачиваясь и глядя на меня. — Он и для меня очень много значит, и я хочу, чтобы он вернулся.

— Значит… в настоящем времени, — заметила я. — Ты говоришь так, будто он все еще жив.

— Он жив. Я знаю это. Он крепкий мужчина.

— Это ничего не значит, когда ты один против всех.

— Это значит все, когда ты Маркус Борден.

Я ответила не сразу. Честно говоря, было приятно слышать, когда кто-то говорил о нем так, словно он по-прежнему был рядом. Все остальные говорили в прошедшем времени: каким крутым он «раньше был».

— Я так долго тебя ненавидела, — вдруг сказала она, поворачиваясь ко мне всем телом. — Все время спрашивала себя: что такого есть в тебе, чего нет во мне? Я была с Борденом с тех пор, как он открыл «Совы», и он никогда не смотрел на меня так, как на тебя, а ведь ты с ним гораздо меньше времени, чем я.

Я пожала плечами.

— Каких слов ты ждешь от меня, Линда? Извинений?

— Нет, но его отсутствие помогло мне понять, насколько сильна твоя боль. И я не хочу быть той стервой, которая осуждает тебя, когда именно ты больше всех нуждаешься в поддержке. Хоук рассказал, через что ты прошла. Ты сильно пострадала из-за тех людей, и я… мне больно за тебя.

Я посмотрела на нее. Ее глаза заволокло слезами. Она была совсем не похожа на ту суку, какой я ее знала.

— Спасибо, Линда. Я тоже ненавидела тебя. И даже задавалась вопросом, зачем Борден вообще нанял тебя. Но видя, что ты делаешь для клуба и как здорово ты работаешь, все поняла. Мне просто не хотелось этого признавать.

Она грустно улыбнулась.

— Когда он вернется, мы начнем все сначала. Я притворюсь, что ты не забрала мужчину моей мечты и не похоронила мое будущее. Все будет так, словно между нами ничего не происходило. Все с чистого листа.

Я моргнула.

— Это… очень мило с твоей стороны.

Она смотрела на меня еще несколько минут, а потом соскользнула с табурета и побрела прочь. Естественно, раз ее не интересовали байкеры, те стекались к ней, словно она была ломтиком запретного плода, и совершенно забывали про десятка два своих собственных женщин, находящихся в зале.

Ничего удивительного.

— Эмма! — услышала я крик, как только дверь бара захлопнулась. Обернувшись, я увидела, как Хоук, Гектор и молодой парень, которого раньше не видела, быстро пробирались по залу. Их взгляды были устремлены ко мне.

Каждая частичка меня напряглась, когда Хоук бросился ко мне.

— Что происходит? — спросила я, мое сердце уже набирало скорость. Плохие новости? Черт, кажется, да.

— Это Борден, — сказал Хоук, хватая меня за руку. — Мы знаем, где он, и он жив.


Борден


Ржавый мясницкий нож. Единственное оружие, которое Джим смог достать ему перед уходом. Ни пистолет, ни мачете, ни что-нибудь отдаленно полезное в решении вопроса жизни и смерти с пятью мужиками, а гребаный ржавый нож для мяса с самым тупым лезвием, когда-либо встречавшимся Бордену. Блядь!

Со вздохом он привалился спиной к стене. Просто для того чтобы встать потребовалось сильно напрячься. Время от времени он шипел от боли, но удерживал себя вертикально, словно делал шаг вперед, к Эмме. Знание того, что она не умерла в той яме, зажгло в нем ту последнюю искорку жизни, так необходимую ему, чтобы осуществить задуманное. Давайте будем реалистами. Бордена боялись все. Если он сейчас умрет, это чертовски опозорит его имя. Нет. Борден должен пройти через это. Если не для Эммы, то для Нью-Рэйвен. Город нуждается в злодее, и он играл эту роль, будто она была создана для него.

Он не знал, как долго просидел здесь. Может, несколько часов. Может, целый кровавый день. Все, что он знал — час икс настанет тогда, когда долбаные козлы с шумом вломятся в дверь. В последнее время они немного обленились. И стали самоуверенными. Стали меньше опасаться — из-за состояния Бордена. Он казался таким слабым, что они заходили по двое за раз и били его. Но сегодня, как сказал Джим, к ним должен присоединиться Маллиган. И это означало, что они собирались прикончить Бордена. Что ж, прекрасно. Легко он не сдастся.

Он услышал звук шагов одной пары ног, спускающихся по лестнице в подвал, и замер, ожидая звука остальных. Когда их не последовало, на короткий миг он ощутил облегчение, но тут же взял себя в руки, когда человек подошел к двери и открыл ее.

Дверь распахнулась, человек вошел внутрь, и Борден встал, захлопывая ее как раз в тот момент, когда мужчина с пистолетом в руке повернулся.

Удивленные глаза Маллигана встретились с его взглядом, и, как только он поднял пистолет, Борден опрокинул его на себя, ударив по спине. Пистолет выпал, и Борден схватил Маллигана за горло, удерживая его всем весом своего воспрявшего тела. Маллиган так сильно извивался под ним, что скинул Бордена. Он повернулся, чтобы дотянуться до пистолета, валявшегося в нескольких метрах от места их схватки, но Борден свалил его, схватив за ногу. Они захрипели, и Бордену потребовалось собрать все силы, что еще оставались в нем, чтобы не ослабить хватку и удержать в руке нож.

— Тебе не выиграть, — проклокотал Маллиган, вытягивая руки в безуспешной попытке дотянуться до оружия.

— Я уже выиграл, — прохрипел Борден. — Первое гребаное правило, если ты планируешь кого-то замучить: никогда не оставляй ему возможность использовать руки.

Это было рискованно. Если Борден отпустит его, чтобы нанести удар ножом, то даст тому возможность схватить пистолет. Но какой у него был выбор? С каждой секундой силы покидали его. Он резко вдохнул и отпустил Маллигана, Тот схватил пистолет, повернулся, и в тот же миг Борден всадил лезвие ножа ему в грудь. Прозвучал выстрел, от которого у Бордена зазвенело в ушах, но пуля пролетела рядом с головой. Маллиган выстрелил снова, извиваясь всем телом в попытке избавиться от веса навалившегося на него Бордена. Подмяв под себя его истекающее кровью тело, Борден выдернул нож и нанес еще один удар — прямо в сердце.

— И правило номер два, — прохрипел он, когда из горла Маллигана хлынула кровь. — Никогда не приходи в одиночку мучить безбашенного отморозка.

Он выдернул нож из груди Маллигана и быстро выхватил пистолет из его ослабевшей хватки. Затем, привалившись спиной к умирающему булькающему куску дерьма, уставился на дверь. Остальные мудаки могли услышать выстрелы, и Борден, вооруженный ножом и пистолетом, должен был быть готов к их появлению.

Он должен был.

Глава 23


Эмма


Солнце только что поднялось, когда машина выползла на грунтовку. Я разволновалась, оказавшись так близко к тому месту, где меня хоронили. Молодой человек, Джим, кивнул вперед, и Хоук поехал по извилистой дороге. Я бросила взгляд через плечо — за нами следовала дюжина машин, заполненных вооруженными байкерами и людьми Бордена. Мы были готовы к войне, хотя Джим заверил нас, что ее не будет. Он сказал, что в хижине всего несколько человек, не считая Маллигана. Хотя у Маллигана много сторонников, но он, выйдя из тюрьмы, только начинал разворачивать свою деятельность и к этому моменту еще не имел безгранично преданных людей, на которых мог бы рассчитывать. Другими словами, за ним было не так много людей, как он рассказывал.

У меня не было возможности обдумать все это, так как машина остановилась перед симпатичной хижиной рядом с тремя другими припаркованными автомобилями. Я думала о мужчине, которого любила, и надеялась, что он все еще цеплялся за жизнь.

— Оставайся здесь, — сказал мне Хоук.

Ага, сейчас!

Я вылезла вместе со всеми. Наша внушительная толпа — больше сорока вооруженных людей — осторожно, но уверенно двинулась к хижине. Для ублюдков, находящихся внутри, самым разумным было бы сдаться.

Но до этого не дошло. Все остановились как вкопанные и уставились вперед. Они смотрели на окровавленного человека, сидящего в одних трусах на ступенях хижины. В одной руке он держал пистолет, в другой — тяжелый на вид мясницкий нож.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу, и я продолжила идти к нему, будучи уверенной, что единственная сохранила способность двигаться. Нет, не двигаться. Бежать!

— Маркус! — закричала я, слезы обожгли мне глаза.

Он смотрел прямо на меня: на полностью покрытом кровью лице угадывалась единственная знакомая деталь — его яркие голубые глаза. Единственные глаза, в которые я хотела смотреть.

— Что за херня, почему вы так долго? — медленно спросил он хриплым ослабшим голосом.

Я услышала смех за спиной, но мне было не смешно. Рыдая, я опустилась перед ним на колени. Обвила руки вокруг его шеи, не заботясь о крови, пачкающей мою одежду. Он отшвырнул нож и обхватил меня рукой, крепко прижимая к груди.

— Я так испугалась, — всхлипнула я, прижимая его к себе. Он захрипел от боли, и я отстранилась. — Ты ранен.

Он притянул меня обратно в свои объятия и пробормотал:

— Нет, я в порядке. Просто несколько царапин. Держи меня крепче, куколка. Не отпускай меня.

Я целовала его везде. Вверх по его шее, вдоль подбородка, к этим сладким губам. Они были испачканы, но мне было плевать. Он выглядел ужасно, но мне было все равно. Он был жив. Он был в порядке, и больше ничего не имело значения.

— Ты станешь моей женой, — прошептал он мне на ухо, когда я отстранилась, чтобы взглянуть на него.

Взяв его за руку, я собралась улыбнуться, когда мое внимание привлекло это. Мое тело застыло, и я с ужасом уставилась на дырку в центре его покрытой кровью ладони. Она выглядела рваной и воспаленной.

— Что они сделали с тобой? — в истерике спросила я.

Он стиснул зубы, борясь с болью, и сказал:

— Они просверлили мне дыры в руках.

У меня отвисла челюсть.

— Ты гребаный отморозок! — выкрикнул Гектор.

За нашими спинами раздался коллективный смех. Типичные отмороженные байкеры, и, судя по ухмылке на его лице… типичный отмороженный Борден.

Мы укутали его в толстое одеяло и повезли в больницу.


***

— Если ты не перестанешь так смотреть на меня, я тебя трахну, — сказал он мне, лежа дома на нашей кровати. Его привели в порядок, и это оказалось непростой задачей. Очень сложно объяснить врачу, что большая часть крови, покрывавшей тело Бордена, принадлежала вовсе не ему. Но, как всегда повторял Борден, молчание любого человека можно купить, располагая нужным количеством долларов.

— Ты едва шевелишься, — ответила я, присаживаясь на край кровати. — Тебе нужно отдохнуть. Завтра придет медсестра, чтобы сменить повязки на твоих руках.

— Я сам могу их сменить.

Я закатила глаза.

— Знаешь, врачам здорово досталось за то, что ты ушел из больницы, и достанется еще больше, если ты будешь отказываться от лечения…

— Мои руки в порядке. Я не умираю. Мне нет нужды лежать на гребаной больничной койке, когда я могу находиться в собственной постели, трахая тебя.