Но в этом она ошибалась. Все, что мог Джош, — это как раз представлять, и, когда он это делал, он ловил себя на том, что испытывает ненависть к Питеру Пэтчену. Потому что Джош быстро понял, что Мелани была очень милым, искренним человеком, она думала о других, она была доброй, ранимой и доверчивой. Конечно же, она верила в вечную любовь, конечно же, она хотела, чтобы ее дом был полон детишек, — и она этого заслуживала. Чем больше времени Джош проводил с Мелани, тем сильнее он хотел ей помочь, защитить ее. Он хотел быть ее героем. Он понимал, что почувствовал это с самого начала — когда Мелани упала с трапа самолета и он предложил ей аптечку, а затем когда она застряла в аэропорту и он подвез ее домой. Поздно ночью, лежа в постели, Джош пытался понять, что же он, черт подери, делал. Он подумал, что в глубине души хочет быть необходимым, — но если бы дело было только в этом, он с таким же успехом мог просто остаться с Диди: она была самым нуждающимся в опеке человеком, которого он знал… В конце концов Джошу пришлось признать, что он не может ответить на свой вопрос, но не в силах остановиться.


Ночи пролетали, словно вспышки молнии. Неделя, две недели, никто из них не хотел пропускать ни единой ночи, хотя они оба делали вид, что это была хорошая идея («Нам, наверно, стоит сделать перерыв», — говорил Джош, и Мелани, зевнув, отвечала: «Не знаю, как долго я еще смогу не спать по ночам»), Джош понимал, что в какой-то момент ощущение новизны исчезнет; исчезнет чувство предвкушения момента, когда Мелани заберется к нему в джип. Настанет ночь без блеска, ночь, которой он уже не будет ожидать с таким нетерпением, ночь, когда Мелани покажется менее пылкой, чем обычно, или слишком знакомой. У Джоша всегда так было с девушками. В конце концов он чувствовал — как в случае с Диди, — что эти отношения давят на него.

Но с Мелани все было по-другому. С Мелани он словно взбирался на гору, откуда открывался чарующий вид, и каждый раз это ощущение было таким же новым и захватывающим, как в первый раз.

Джош все сильнее и сильнее хотел оказаться с Мелани в настоящей постели, но это было нереально. В его постели, на которой он спал еще с детства, в его комнате, где в ящике тумбочки он хранил свои дневники? Нет. И у Джоша никогда не хватило бы смелости пробраться в дом номер одиннадцать по Шелл-стрит, зная, что Вики, Бренда, Блейн и Портер (а по выходным еще и Тед) были там. Джош пытался найти альтернативу — может, ночь в «Бед энд брекфаст»? Но это был дорогой и рискованный вариант, потому что Тома Флинна знала на острове каждая собака. И Джош был уверен, что отец обязательно проведает от кого-нибудь о том, что Джош заплатил триста пятьдесят долларов за номер, в котором провел ночь с «женщиной постарше».

Джош за все лето практически не виделся со своими школьными друзьями. Он был занят своей работой, они — своей, и ходить на вечеринки или встречаться с друзьями в баре включало в себя риск столкнуться где-то с Диди, чего Джош всячески хотел избежать. Он испытывал неловкость, когда решил позвонить Заку, собственно говоря, первый раз за все лето, но Зак мог ему помочь. Зак работал летом в «Мадакет Марин», этот бизнес принадлежал его родителям, но в качестве подработки он еще следил за домом в Шиммо, прямо у гавани. Дом был довольно скромным для этого района — там было пять спален, и три ванных комнаты, и веранда вдоль всего второго этажа. В доме жили только две недели в году — первые две недели июля, — а все остальное время он пустовал. В обязанности Зака входило запускать туда уборщиков раз в две недели и садовников — а зимой еще чистить снег и проверять трубы. Владельцы дома жили в Гонконге; они никогда не приезжали без предупреждения — но перед их приездом Зак несколько недель проверял, чтобы все вещи были в полном порядке и точно на своих местах — азиатские лилии на столе в столовой, «Вдова Клико» в холодильнике. Ребята долгое время уговаривали его устроить вечеринку в Шиммо. Но Зак боялся своего отца еще больше, чем Джош Тома Флинна, а владелец дома был давним клиентом «Мадакет Марин». Поэтому ответ Зака всегда был отрицательным, и свои вечеринки он устраивал на пляже.

Но в Шиммо Зак приводил своих девочек, особенно тех, с которыми познакомился летом (он говорил им, что дом принадлежал ему). К тому же Зак поддавался на уговоры, и Джош подумал, что стоит рискнуть. Однажды вечером, возвращаясь домой с Нобадир-бич, он позвонил Заку.

— Мне нужен твой дом в Шиммо, — сказал Джош. — На одну ночь. На любую ночь на следующей неделе.

— Что? — удивился Зак. — И кто она?

— Заткнись.

— Я сто лет тебя не видел, дружок. Ты не пришел на мою вечеринку. Ты вообще нигде не появляешься. А теперь тебе нужен мой дом?

— Не будь таким нытиком, — сказал Джош. — Ты говоришь, как баба. Я могу воспользоваться домом?

— У тебя есть девушка? — спросил Зак.

— Да.

— Кто она?

— Не твое дело, — ответил Джош.

— О, перестань.

— Что?

— Скажи мне, кто она.

— Я познакомился с ней в Сконсете.

— Правда?

— Правда. В Сконсете есть девушки, которые не показываются в городе.

— Как ее зовут?

— Не твое дело.

— Почему все так секретно? Просто скажи мне имя.

— Нет.

— Если скажешь, как ее зовут, я дам тебе дом. В следующую среду.

— Ее зовут Мерил, — сказал Джош. Он пытался выбрать имя, которое легко запомнить, — а Мерил было вторым именем Мелани.

— Мерил?

— Да.

— Она студентка?

— Выпускница, — сказал Джош. — Из колледжа Сары Лоренс.

— Сары Лоренс?

— Да.

— Выпускница? Так она старше тебя?

— Старше. Немного. Я хочу произвести на нее впечатление. Поэтому и прошу дом.

— Я так полагаю, что именно из-за этой Мерил я не видел тебя все лето?

— В основном.

— Ну ладно, — сказал Зак. — В следующую среду. Я дам тебе ключи. Но ты должен пообещать, что будешь строго соблюдать все правила.

— Оʼкей, — сказал Джош.

В следующую среду, вместо того чтобы поехать на пляж, Джош свернул на дорогу к Шиммо и остановился у последнего дома слева. Его переполняло волнение, предвкушение секса и всепоглощающее желание удивить Мелани. Он достал ключи от дома и потряс ими перед ней.

— Что мы здесь делаем? — спросила она.

— То, что мы делаем обычно, — улыбаясь, ответил Джош.

Он вылез из машины и поспешил открыть дверцу для Мелани.

— Чей это дом? — спросила она.

— Моего друга, — ответил Джош. — Но на этой неделе он в нем не живет.

Он наблюдал за ее реакцией. Она не казалась приятно удивленной. В тот момент, когда Джош забирал у Зака ключи, он подумал, что использование чужого дома могло показаться Мелани ребяческим и отвратительным делом. Питер Пэтчен зарабатывал хорошие деньги. Он был из тех ребят, которые снимали апартаменты в пятизвездочной гостинице в Кабо. Он легко мог бы снять домик вроде этого.

Когда Джош стал открывать входную дверь, у него тряслись руки. Он обернулся и посмотрел на соседский дом, в котором горела одна только лампа. Эти соседи, по словам Зака, были настоящими сторожевыми псами, и поэтому одно из правил, которых Джош должен был строго придерживаться, — это не включать свет в северной части дома.

Зайдя внутрь, Джош разулся.

— Сними обувь, — сказал он.

Мелани засмеялась.

— О’кей.

— Я понимаю, — произнес Джош. — Прости. — Зак сказал, что полы были сделаны из какого-то редкого вида дерева, и еще одно правило гласило: никакой обуви, даже если это королева Англии.

Джош поднялся по винтовой лестнице в красивую комнату, окна которой выходили на гавань. Он включил неяркую лампу и сразу же приглушил свет. В комнате был красивый бар из зеркал и синего гранита, на котором висело около сотни перевернутых бокалов. На барной стойке Зак, как и обещал, оставил бутылку шампанского в ведерке со льдом и тарелку с сыром, крекерами, клубникой и виноградом.

— Это для нас, — сказал Джош, достав бутылку.

— О. — Мелани подошла к раздвижной стеклянной двери и вышла на веранду. — С этого места открывается удивительный вид! — крикнула она Джошу.

Он тут же попросил ее говорить потише. Меньше всего он хотел, чтобы соседи услышали их и пришли посмотреть, что здесь происходит, — или, что еще хуже, вызвали полицию. С тех пор как Джош забрал ключи, около сотни ужасных сценариев пронеслись у него перед глазами, заставив его усомниться в том, стоило ли вообще затевать все это. Но позже, после того как они воспользовались кроватью (не хозяйской, конечно, а кроватью в комнате для гостей, которая была королевских размеров, мягкой и шикарной, настоящей пятизвездочной кроватью в представлении Джоша), приняли вместе душ в ванной, выложенной мрамором, опустошили бутылку шампанского (пил в основном Джош, поскольку Мелани была беременна) и тарелку сыра и фруктов (это сделала по большей части Мелани, потому что после секса она была просто ненасытной), Джош решил, что да, оно того стоило. Шампанское ударило ему в голову, но это только усилило удовольствие, которое он получал от украденного момента. Джош включил телевизор с плоским экраном, стоявший у подножия кровати. Они с Мелани никогда не занимались чем-то обычным, как, например, просмотр телевизора.

— Что ты смотришь? — спросил он.

— Ничего, — ответила она. — Ну, «Клан Сопрано». И «Отчаянных домохозяек», если не забываю о них. И американский футбол.

— Футбол? — удивился Джош. — Студенческую или Национальную футбольную лигу?

— Национальную лигу, — сказала она.

Он кормил ее бри и крекерами, и крошки от них падали на простыню. Джош щекотал ее, она уворачивалась, и Джош заметил, насколько приятнее уворачиваться на простынях за четыреста долларов, чем на песке. Он щекотал ее так неистово, что она завизжала, и Джош мгновенно перестал, вздернув голову, как петух, и прислушиваясь. Слышал ли их кто-нибудь?

— Что с тобой? — спросила Мелани.

— Ничего.

— Мы не должны быть здесь, да?

— Конечно, должны, — сказал Джош. — Мы должны быть здесь.

Они с Мелани завернулись в белые вафельные полотенца, которые висели в ванной, и вышли на веранду. Джош поймал себя на мысли о том, где достать шесть миллионов и купить такой дом. Чтобы они просто могли остаться в нем. Чтобы им никогда не пришлось уходить.

Он затащил Мелани обратно в постель.

— Ты счастлива? — спросил Джош. — Тебе здесь нравится?

— Угу, — сказала она. У нее был полон рот клубники. — Да. Очень мило с твоей стороны было все это устроить. Хотя и не стоило, Джош. Пляж вполне подходит.

— Ты заслуживаешь лучшего, — возразил он.

— О. — У Мелани затуманились глаза. Она прикоснулась к его щеке. — Ты и есть лучшее.

«Ты и есть лучшее» — она говорила вещи вроде этого, и Джош лишался дара речи. «Ты и есть лучшее» — он снова и снова проигрывал эти слова в голове, даже после того, как проводил Мелани обратно к дому одиннадцать по Шелл-стрит, даже после того, как он вернулся в Шиммо, чтобы вытряхнуть простыни и убрать в ванной, даже когда в три часа утра наконец-то оказался в кровати. «Ты и есть лучшее».


Следующей ночью они снова были на пляже.

— Я сегодня чуть не попалась, — сказала Мелани.

Они лежали рядышком на старом покрывале (собственно говоря, это было то самое покрывало, которое Вики дала Джошу, чтобы они с детьми брали его на пляж, поэтому Джошу приходилось стряхивать с него изюм и крошки от крекеров). Они были на очень маленьком пляже в Монмое, спрятанном за двумя рядами деревянных лодок. Слева от них были высокие заросли спартины, откуда доносилось кваканье лягушек. С Монмоя открывался прекрасный вид на город, который блестел вдалеке, как настоящий мегаполис. Монмой был одним из самых любимых мест Джоша на острове, хотя по сравнению с прошлой ночью это больше напоминало кемпинг. То густо, то пусто, подумал Джош.

Он приподнялся и оперся на локти. Мелани не пыталась его запугать. Это стало частью их ритуала: подробно пересказывать ситуации, когда они чуть не попались. Они совершали сотни ошибок. Джош и сам чуть не открыл их тайну, когда приехал тем утром к дому одиннадцать по Шелл-стрит с часами Мелани в кармане. Она забыла их прошлой ночью на тумбочке в Шиммо, и Джош хотел тихонько ей их передать или оставить где-то в доме, например на кухонном столе, но, как только он вошел во двор, Блейн схватил его за карман и часы упали за вымощенную плиткой дорожку. Бренда сидела на ступеньках в конце дорожки, но она кидала кости и не обратила внимания на часы. Но Блейн заметил их — от ребенка сложно было что-то утаить, — потому что, когда на пляже Джош спросил у семьи, сидящей рядом с ними, который час, Блейн нахмурил брови.