Кристина Додд - Босоногая принцесса

Она поспешно отдернула руку.

– Слава Богу, он жив.

– Слава Богу, – повторила мисс Викторина.

Она настаивала на том, что ей надо нарядиться, лорда Нортклифа перенести в ее дом, будто он гость, а не жертва. Теперь на ней был ее самый лучший плащ лилового цвета с воротником из видавшего виды горностая. Мурлыкающий кот добавлял элемент элегантности. Седые волосы мисс Викторины были уложены в прическу по моде пятидесятилетней давности; с помощью Эми она немного подкрасила щеки и губы. Над верхней губой красовалась мушка, а брови выщипаны в тонкую изогнутую линию.

И сейчас она суетилась так, словно была хозяйкой, которую гость застал врасплох. Она зажгла дешевую свечку и добавила угля в железную печурку.

Пом снял с его светлости сапоги, под которыми оказались белые носки, а Эми с величайшей осторожностью надела на его щиколотки кандалы и повернула в замке ключ. От резкого лязга металла о металл у нее по спине пробежали мурашки.

– Ну вот, – сказала она, стараясь взять себя в руки, – теперь он не сможет освободиться.

– Боже мой, – вздохнула мисс Викторина. Свечка в ее руке накренилась, и воск капал на пол. – Боже мой.

Пом свернул парус, сунул его под мышку и поклонился мисс Викторине:

– Оставляю его светлость на ваше попечение, мисс Спротт. Позовите меня, если я буду вам нужен.

К мисс Викторине сразу же вернулось самообладание. Она похлопала Пома по руке.

– Мы не станем тебя звать. Незачем кому-то знать, что ты здесь у меня делал, и я обещаю, что мы скорее умрем, чем выдадим тебя его светлости.

– Я знаю, мэм, и очень вам за это благодарен.

Эми проводила Пома, чтобы запереть за ним дверь.

Осторожность, которой ее выучили годы нищеты и предательства, заставила ее спросить:

– Ты уверен, что никто в деревне не знает, что мы сделали?

– Непохоже. – Пом приложил руку к шляпе в знак прощания и исчез в темноте.

Эми задумалась. Что он имел в виду? Что жители деревни ни о чем не подозревают или что он не знает, подозревают ли о чем-нибудь в деревне?

Однако пока не о чем беспокоиться, решила она. Дело сделано, и их опасная затея была столь смелой и столь необычной, что сулила успех.

Так она себя убеждала. И на это надеялась.

Пом вошел в паб и повесил шляпу на крючок возле дверей. Когда он обернулся, то обнаружил, что все до единого посетители смотрят на него в явном ожидании.

– Все получилось, – сказал он. Всеобщий вздох облегчения был ему ответом.

– Не дразни нас, муженек! Давай подробности.

Его жена стояла с тряпкой в руках. Ее светлые волосы были перевязаны широкой розовой лентой, голубые глаза сияли так, будто один вид ее мужа доставлял ей радость, а прелестные губы улыбались.

Пом не понимал, почему Мертл среди всех рыбаков деревни выбрала его своим мужем, но он считал себе счастливчиком. Он кивнул ей, что означало, что он ее любит, и сказал:

– Все прошло как нельзя лучше.

Он сел за стол и, облокотившись, стал ждать, пока жена подаст ему обед. Он ел так, будто умирал с голоду, а голоден он был всегда. Окончив есть, он осушил до дна большую кружку эля.

Потом он заметил, что люди все еще не спускают с него глаз, словно ожидая, что узнают от него больше, чем он поведал. Но Пом был не слишком разговорчив и поэтому сказал только:

– Его светлость прикован цепью в погребе мисс Викторины. Записка с требованием выкупа оставлена на имя мистера Харрисона Эдмондсона.

– Этого негодяя! – презрительно фыркнула Мертл. – Продолжай, муженек.

– Теперь посмотрим, что скажет лорд Нортклиф в свое оправдание, когда он очнется.

– Боюсь, что ему все это не понравится, – сказал викарий Смит, сложив руки на груди.

Викарий был пожилым человеком с редкими седыми волосами и кустистыми бровями. Несмотря на слабовольный подбородок, викарий имел волевой характер и привычку утверждать очевидное с нескрываемым апломбом.

Но Пом не был ученым человеком, и, возможно, ему следовало сказать: «Нет, не понравится».

– Как ты думаешь, план мисс Розабел сработает? – осведомилась Мертл.

– Почему бы и нет?

– Что до меня, то я это не одобряю. – Миссис Китчен, которую все уважали в деревне, пренебрежительно фыркнула: – Тебе должно быть стыдно, что ты принял участие в этом похищении.

В пабе стало тихо.

Пом ясно видел, что людей одолевают сомнения, и попытался объяснить, почему он, простой рыбак, принял участие в таком возмутительном деле:

– Мисс Розабел права.

– В чем права? – поинтересовался викарий Смит.

– Лорд Нортклиф перед нами в долгу. Он должен мисс Викторине.

– А почему мы так рискуем ради нее? – строго спросила миссис Китчен.

Уперев руки в бока, Мертл отошла от мужа и стала наступать на миссис Китчен.

– Потому что мисс Викторина давно живет среди нас и помогла каждому из нас хотя бы однажды, и не только нам, но и нашим родителям. Она хорошая женщина. Лучшая из всех. Позор нам, если сейчас мы от нее отвернемся.

Миссис Китчен попыталась выдержать взгляд Мертл, но Пом знал по опыту, что это еще никому не удавалось. Никто не мог устоять под яростным взглядом его жены. Миссис Китчен закрыла рот и уставилась на свои башмаки.

– Мы оказываем его светлости услугу. – Мертл оглядела помещение, бросая вызов сомнению рыбаков. – Разве не так, Пом?

Пом извлек из глубины своей души предельно доходчивое утверждение:

– Ага. Мы его научим. Он должен понять, что поступил плохо.

– Но он лорд, – кисло улыбнулся один из рыбаков. – А лорды ничему не учатся.

– Придется дать ему шанс.

Пому уже многие годы не доводилось произносить подряд так много слов. Но сейчас ему пришлось их произнести, потому что он понял, что так нужно. Поэтому он сказал:

– Если мы этого не сделаем, он так и будет грешить до тех пор, пока его черная душа не приведет его в ад.

Схватив плащ лорда Нортклифа, Эми стала спускаться вниз по лестнице в погреб.

Этот плащ символизировал все недостатки лорда Нортклифа. Он был сшит лондонским портным, что свидетельствовало о непомерном тщеславии лорда. За те деньги, что стоила одна только черная материя, можно было бы прокормить в течение года всю деревню. Плащ был длинным и тяжелым, с пелериной и капюшоном. Эми опустила голову в складки и вдохнула. Плащ лорда Нортклифа пах кожей и табаком, и этот запах вернул ее во дворец в Бомонтани. Там, сидя на коленях отца и зарывшись в его куртку в поисках конфет, она чувствовала себя в безопасности. Там ее любили и заботились о ней.

При воспоминании об отце на сердце у нее потеплело. Только вот… ей не понравилось, что воспоминания о ее счастливом детстве оказались связаны с лордом Нортклифом.

Спускаясь в погреб, она держала плащ на вытянутых руках, подальше от себя.

Мисс Викторина гладила мурлыкающего Уголька и печально смотрела на неподвижное тело лорда Нортклифа.

– Он был таким приятным мальчиком.

– Он изменился. – Эми бросила плащ на качалку. Ей не терпелось избавиться от него, от этого пьянящего и чересчур драгоценного груза.

– Он, бывало, уговаривал кого-нибудь из рыбаков отвезти его на лодке на остров, – прошептала мисс Викторина, глядя на лорда выцветшими голубыми глазами. – Он приходил ко мне, и я поила его чаем и угощала своими пирожными с кремом, и он говорил, что ничего более вкусного в жизни не ел.

– Так оно и есть. – Эми с трудом вытащила из-под лорда Нортклифа одеяло и приготовилась перекатить его на простыни.

– Он очень красивый мужчина, не правда ли? – спросила мисс Викторина задумчиво.

– Как вы можете такое говорить! – Эми даже не взглянула на его лицо. – Он украл у вас средства к существованию.

– Дорогая, эта кража не имеет ничего общего с тем, что он был красивым мальчиком и превратился в красивого мужчину. – Мисс Викторина помахала рукой в кружевной перчатке. – То, что я слишком стара, чтобы подниматься по лестнице, вовсе не означает, что у меня не текут слюнки, когда я вижу персик.

Эми чуть было не рассмеялась. В мисс Викторине самым причудливым образом сочетались веселость и даже некоторое нахальство с чопорностью старой девы. Она сердилась на Эми за прямоту, ругая ее за любые неуместные замечания, но, поскольку она уже очень долго жила в одиночестве, полагала, что ей самой позволено говорить все, что заблагорассудится. Но именно эту откровенность Эми находила особенно подкупающей.

– Его отец не был таким красивым, – продолжала мисс Викторина все тем же задумчивым тоном. – Я всегда удивлялась тому, что Джермин выглядел просто ангелочком.

Эми посмотрела на лежавшего на кровати мужчину.

Ангелочек? Мисс Викторина, видимо, сошла с ума, называя маркиза ангелочком. Он скорее был избалованным мальчишкой, хватавшим все, что ему нравилось, не считаясь ни с чем, кроме своих желаний.

И все же… все же Эми пришлось признать, что он действительно привлекателен. У него было загорелое лицо – он, вероятно, много охотится, предположила Эми, или просто проводит много времени на воздухе – и красивой формы нос. Губы, пожалуй, великоваты и слишком мягкие, но, возможно, они казались такими из-за того, что были раскрыты во сне.

– Такое впечатление, что его ничто не беспокоит, – хихикнула мисс Викторина, прислушиваясь к храпу лорда.

– Как обычно.

Впервые с тех пор как лорд Нортклиф ворвался в ее жизнь и сокрушил ее своим вероломством, Эми удивилась, почему он такой и почему сделал то, что сделал.

– Неужели никто не учил его, что такое нравственность и ответственность?

– Его отец учил! Он был хорошим человеком. И хорошим лордом. – Мисс Викторина устало опустилась в кресло-качалку и уложила Уголька у себя на коленях. Огромный кот свернулся калачиком, но его передние лапы свисали, касаясь кресла. – Он был слишком горд своим происхождением и внушал то же своему сыну, и, возможно, он был прав. В конце концов, семья Эдмондсон – одна из старейших в Англии. Первый из Эдмондсонов был саксом, противостоявшим Вильгельму Завоевателю и заявившим свои права на Саммервинд. Официальная легенда гласит, что храбрость Эдмондсона так поразила Вильгельма, что он даровал ему остров.

– А какова неофициальная легенда? – спросила Эми, чувствуя, что на этом рассказ мисс Викторины не окончился.

– Она гласит, что жена сакса смягчила гнев Вильгельма в его постели и тем самым обеспечила своего мужа землей.

Эми расхохоталась.

– Не знаю, Эми, – сказала мисс Викторина, и на ее круглом лице отразилось беспокойство. – Правильно ли мы поступили?

Эми села на край кровати рядом с лордом Нортклифом и сжала руку мисс Викторины.

– Я в этом уверена, но самое главное – у нас нет выбора. У нас нет денег, и ни у кого в деревне их тоже нет. Этот лорд Нортклиф пытается выгнать вас из вашего дома – говорит, что вы задолжали ему арендную плату! – а арендаторов согнать с их земли. Ваша семья живет здесь уже более четырехсот лет и их семьи так же давно, как Эдмондсоны. Получив десять тысяч фунтов выкупа, мы можем уехать, куда захотим, а денег хватит и всем жителям деревни.

– Но даже если нас ждет удача, мне придется покинуть мой любимый остров. – Рука мисс Викторины задрожала.

– Все получится, – твердо заявила Эми. – Я понимаю, что нам придется подыскать себе другой дом, но разве это не ужасно, что он нас выгоняет? Нам пришлось бы уехать в любом случае, но с деньгами от выкупа мы сможем купить себе приличный новый дом – без щелей, откуда постоянно вылезают мыши, и протекающей крыши.

– Я слишком стара, чтобы радоваться новому дому. – В глазах мисс Викторины была мольба.

– Куда бы вы ни поехали, я поеду туда же и останусь с вами. Я обещаю. Мы будем счастливы. – Видеть мисс Викторину несчастной было невыносимо, и Эми злорадно добавила: – И кто знает? Может быть, лорд Нортклиф свернет себе шею в новой катастрофе, более серьезной, и мы сможем вернуться на ваш любимый Саммервинд.

Мисс Викторина в ужасе отдернула руку.

– Не смей желать ему смерти. Это плохая примета!

Уголек привстал и гневно посмотрел на Эми.

Эми пробормотала какие-то извинения и пощекотала кота за ушами. Но на самом деле она не жалела о сказанном. Когда она думала о том, что лорд Нортклиф может разрушить жизнь бедной доброй старой леди, ей хотелось кричать от негодования. Ей хотелось трясти его до тех пор, пока он не поймет, что делает. Ей хотелось… подстроить еще одну аварию, которая его прикончит.

Когда Эми видела, как мисс Викторина храбрится и старается скрыть свою нищету, ее охватывало безумное желание придушить этого «ангелочка» лорда Нортклифа.

Мисс Викторина глянула на распростертое за спиной Эми тело и сказала:

– Он потерял мать, когда ему было семь лет, так что он был лишен женского влияния, когда формировался его характер. Я думаю, что в этом скрывалась причина того, что он приходил ко мне. Ему нравилось, чтобы его ласкали и баловали.