Оксана Алексеева - Боссов сын, или Я принимаю бой!

– Справедливости ради, Полин, ты как бы сама себе насолила.

– То есть ты знал, почему Весту к нам перевели?

– Ну… догадывался, конечно. Я тебе даже должность придумывал в своем будущем баре – как раз на случай, когда до тебя дойдет остальное. И давай уж честно – Весту не просто так выбрали, она зарекомендовала себя на прошлом месте ничуть не хуже, чем ты. И я очень хотел, чтобы Веста оказалась шпионкой. Тогда бы Евгению Михайловичу снова пришлось посмотреть на тебя.

– Но это моя должность… – я проскулила жалобно. – Я мечтала, что когда-нибудь, в один прекрасный день дорасту до начотдела… Вы оба сломали мне весь жизненный план!

– Лично я ничего не ломала, – безжалостно констатировала Веста. – Хватило того, чтобы превосходно работать и не показывать характер там, где это не нужно. Кто тебе виноват, что ты с такой простой задачей не справилась?

Стас неожиданно широко улыбнулся, обратившись к ней:

– Заодно страховалась, пытаясь заручиться и моим голосом. Ты же вцепилась в меня сразу после перевода – видимо, гарантии лишними не бывают.

– Не бывают! – Она пожала плечами. – Твоя влюбленность по любой статье была бы мне на руку. Но теперь вижу, какой ты дико странный, я одна дальше прорвусь, чем с таким непредсказуемым партнером.

Такие признания я вовсе не ожидала услышать:

– Карьеристка!

– Кто бы говорил, – ее вообще обвинение не тревожило. – Идем, Бориса Игнатьевича все-таки лучше информировать быстрее.

– А ты с нами зачем? – я продолжала возмущаться, догоняя ее. – Ты-то как в раскрытии шпиона поучаствовала? Все сделали мы со Стасом! Тоже хочешь себе лишнюю галочку поставить?

– Почему бы и нет, раз вы меня так удачно впутали? Заметьте, я даже не злюсь на сцену в типографии.

– В жизни не встречала таких карьеристок! Вообще никаких принципов нет? Я-то ради всей фирмы радею, а не только о должности. И уж точно не полезла бы за должностью в штаны директорского сына!

– Своими комплексами делись с доктором, а не мне их изливай. А должности всегда достаются тем, кто ради них пойдет на все.

– Да я бы давно могла, поняла? Если бы совесть не мешала! Луговые всего добиваются сами, а не через чужие штаны, ясно?

Стасу было весело – как обычно, когда я слишком психовала:

– Какие у меня большие штаны, оказывается. Столько народу в них хочет попасть. Все, все, выдохни, Полин, иначе взорвешься.

– Почему ты меня не поддерживаешь? – я переключилась на него. – Тебя не смущает такая расчетливость? Она же тебя пыталась использовать!

– Меня с пеленок все пытаются использовать, тоже мне новость. Но Евгений Михайлович в таких вопросах объективен, потому успокойся – если он повысит Весту, то только по той причине, что считает ее самой достойной кандидатурой. И он не собирается на пенсию в ближайший год, ты рано развернула военную кампанию.

– Она ее поздно развернула, – беспощадно добивала Веста. – Надеюсь, Полине достанется утешительный приз в виде тебя. Раз мне не достался.

Я шла между ними и удивлялась – какой, оказывается, наш отдел, если его хорошенько препарировать: шпионы, карьеристы, дети директора и статисты. А кто работать, спрашивается, будет? Опять одна я?

Борис Игнатьевич воспринял новости стойко – нас с Вестой искренне поблагодарил за неравнодушие, а Стаса поругал, ведь просил его ни в чем не участвовать. В итоге я день посчитала удачным – мы предотвратили главную катастрофу, но на Весту я теперь смотрела с той же неприязнью, как она на меня. Хуже всего, что я не могла назвать ее плохим специалистом – в работе она реально крута, на лету схватывает, бессердечная, профессиональная, умная и хладнокровная гадюка, из которой точно выйдет превосходный начальник… А я осталась с утешительным призом, которым никогда не смогу воспользоваться.

– Настенька, ты как всегда рисуешь круче всех, ск… Не отвлекайся, я со стороны продолжу восхищаться, ск…

– Стас, держи себя в руках.

На следующий день я шипела на него, чтобы он не шипел на Настю, раз уж мы дружно решили пока не раскрывать карты. Но к нашей парочке подковыляла Веста и моим же тоном предложила:

– А давайте ей подкинем что-нибудь такое для слива, чтобы подставить перед ее Жильцовым?

– Я думал об этом, – ответил Стас. – Но она сливает далеко не все.

– И я думала об этом, – вздохнула я. – Кстати, Веста, отойди, ты не в нашей команде. Мы все придумали и провернули, не примазывайся к чужой славе.

– Иск отозвать уже нельзя, но саму претензию юристы переформулируют, – раздалось шипение с другой стороны. – Попробуем выкрутиться малой кровью, ребят, но пока точно невыгодно выдавать себя.

Я повернулась к мужчине:

– Евгений Михайлович, вы тоже не в нашей команде. Мы все придумали и провернули!

– Еще слово, Полина, и в нашей команде не будет тебя. Я постоянно мечусь между желаниями тебя уволить и повысить. Как видишь, ты до сих пор не повышена. И да, расходитесь работать, только Стас не выглядит подозрительно, когда ничего не делает.

В обеденный перерыв я снова перехватила Стаса, но уже видела спешащую ему наперерез Весту.

– Стас, пообедаем вдвоем? – успела заявить я первой.

– Зачем же вдвоем, когда можно втроем? – Веста затормозила рядом. – Я как раз в ближайший час совершенно свободна!

Я сузила глаза, хотя очень надеялась, что взгляд мой все же не так полыхает ненавистью, как когда обращен на Настю.

– Веста, а теперь-то ты с какой целью рядом крутишься? Неужели ты нашего Стаса считаешь до такой степени буратинкой, что он даже после недавних откровений захочет рассматривать твою персону в романтическом ключе?

– Да при чем тут романтика? – она отреагировала без напряжения. – Просто не хочу остаться в стороне, когда вы новую диверсию запланируете. Очень за фирму нашу переживаю!

– Баллы ты в глазах начальства зарабатываешь, – вздохнула я. Как же она раздражает этой своей решительностью – такая вырвет должность зубами и когтями, если кто-то осмелится ее не заметить. С такими нельзя быть мягкотелыми тютельками, с такими можно общаться только их же оружием. Я повернулась снова к Стасу и угрожающе произнесла: – Выбирай – или я, или мы обе!

Он застыл, сглотнул, затем вкрадчиво проговорил:

– Полина, никогда – слышишь меня? – никогда не задавай вопрос мужчине именно в такой формулировке. Запиши в список советов.

– Вот, кстати, о твоих бесценных советах я и хотела поговорить. – Ухватила его за руку. – Сам понимаешь, личное в присутствии посторонних не обсудишь.

Стас кивнул и шутовски склонил голову перед Вестой:

– У нас там личный Денис. Клянусь последним буклетом, что мы не будем планировать очередную диверсию.

Вообще-то, я как раз и собиралась продумать следующий шаг, просто хотела скинуть карьеристский балласт. Но когда мы пришли в кафе недалеко от офисного здания, я решила не менять тему, а развить ее – и внимательно посмотреть на его реакцию:

– Поблагодарить тебя хотела за помощь. С Денисом все сработало!

– Так быстро? – Стас даже о сэндвиче забыл.

– Ты как будто удивлен. Поздравляю, твой тренинг эффективен. Я так ловко переключила разговор, что сама не заметила, как он уже меня на свидание зовет.

Я пыталась уловить в его глазах досаду, ведь она обязана была промелькнуть хоть на секунду. Но Стас опустил взгляд и вновь принялся за еду. Мне реакции не хватило, потому я продолжила:

– Он, оказывается, умеет говорить не только о спорте – кто бы мог подумать? Интересный и разносторонний человек! Но мне теперь дальнейшие ходы знать надо. Во что мне нарядиться – свободный джинсовый расслабон или стильное кокетство с короткой юбкой?

– Да хоть в тулупе иди, мне-то какая разница?

Сделала вид, что не замечаю его отстраннености:

– Понятно, спасибо! А как ты думаешь, любовный гуру, целоваться на первом свидании – нормально или признак легкомысленности?

– Признак, конечно, неужели и этого не знаешь? Если девушка целуется с парнем в первые двенадцать свиданий, то он ее всерьез воспринимать не будет.

– Шутишь? А я вот, наоборот, считаю, что не мешает показать ему и свои чувства…

– Плакат напиши: «Денис Дзюдоистович, я ваша навеки». И чувства покажешь, и целоваться с кем попало не придется.

– Ты как-то нервно ответил, – протянула я. – Тебе не нравятся мои успехи?

Стас тряхнул головой, но через секунду посмотрел на меня решительно, без грамма ожидаемой нервозности.

– Нет, я просто о суде думаю. Как жаль, что мы стратегию Жильцова так поздно раскусили. Теперь отец может выбирать лишь между степенями вляпанности в конфликт… Ну неужели нельзя просто отозвать иск? Отделались бы наименьшими потерями.

Я вздохнула, мгновенно переключаясь:

– Или этим открыли бы, что разгадали план. Может, Борис Игнатьевич хочет пока это как-нибудь использовать? Ему Жильцова на чем-то подловить теперь нужно, как тот нас подловил, иначе мы в любом случае останемся в проигрыше. Я полночи не спала, все придумывала, как Настю подставить – ну нельзя же позволить ей легко уйти. Теперь я с тобой согласна, что увольнения как-то слишком мало. Она ведь своих предала – людей, которые ей доверяли и ее ценили. И за что? За какую-то краткосрочную прибыль? Что-то же в человеке должно быть выше денежного профита, что-то же должно быть важнее! И пусть ей повышение не светило – мне оно теперь тоже не светит, как и многим другим отличным специалистам. Но это ведь не повод хватать ножи и втыкать их в спины друзей!

Стас ответил легко, будто сам моего негодования не разделял:

– Я нить потерял, ты сейчас про Настю или про свою мать?

Уел. Продолжать в этом направлении расхотелось. Пришлось молча есть. Весь коллектив фирмы ждал предстоящего суда как полного торжества наших интересов, но мы, посвященные, хотели бы оттянуть этот момент – ведь с него настоящие проблемы и начнутся. В конце ужина я все-таки выдала свои тревоги:

– Самое сложное – не знать, что делать.

– Нет, Полин. Самое сложное – знать, что ничего не надо делать. И как-нибудь с этим смириться.

Показалось, что он говорит вовсе не о проблемах фирмы, потому я уточнила еле слышно:

– Ты смирился?

– Вряд ли. Надо терпеть, пока хватает сил.

– А потом что?

– Крушить. Крушишь и снова терпишь, пока хватает сил.

Душа привычно сжалась, но оттуда, изнутри жалобно просила еще ответов.

– Что крушить, Стас?

Он изменил выражение лица, натянуто рассмеялся и изобразил расслабленность.

– Вчера Олег разбил японский сервиз. Он только в офисе само хладнокровие, а дома иногда срывается. Ему сейчас не легче, чем отцу, – он болеет семейным делом, он много учился для того, чтобы когда-то возглавить компанию, и Жильцов даже его доконал. Вот так и настроился: в офисе изображает незыблемость, не допускает признаков паники, а дома иногда молотит посуду.

– Так давай бить посуду! – неожиданно для самой себя предложила я. – Давай! Если необходимое бездействие можно пережить за счет пары старых тарелок, то и черт с ними!

– Ну… японский сервиз был скорее не старым, а старинным, – заметил Стас.

Но мне уже было понятно, что надо прибегать к экстренным мерам – если уж непроницаемый Олег срывается, то Стасу давно пора. Сорваться контролируемо, выпустить эту ярость, превратить свое смирение в оглушающий грохот, разрушить хоть что-нибудь и прекратить разрушать себя. Мне подобное тоже было отчасти нужно, но не так сильно, как ему. И я загоралась с каждым произносимым словом:

– У меня найдется пара тарелок китайского производства, совсем даже не старинных. Но этого мало. Сегодня после работы едем на городскую свалку. У тебя есть бита, Стас? Так обзаведись битой – давно пора. Будем колотить старые кинескопы, гнуть ржавые чайники и разносить все, что бьется. А что горит – сожжем к едрене фене. Хотя зачем ждать вечера? Ты у нас начальственный сынок – так позвони Евгению Михайловичу, скажи, что мы, избалованные мажоры, сейчас изволим крушить, а работу закончим вечером!

От пламенной тирады Стас немного ошалел:

– Что-то ты совсем разошлась…

– Едем, едем, Стас! Твой брат, как всегда, остается гением.

На свалке воняло, но это только добавляло атмосферы. Нужна истерика, срыв границ, чтобы внутри никакого негатива не осталось. Мы разносили палками все, что подворачивалось под руку, а потом и вовсе расчистили себе кружок, тащили туда старые телевизоры и разбивали их. И расходились, распоясывались не сразу, а какими-то рывками энергии к горлу.

– Бесит Жильцов! – орала я. – Гнида решил, что может подмять под себя наш рынок, но он обломается!