— Да, — подтверждает она, — это действительно роль со словами.

— Разве он не великолепен?! — восклицает Клифф. — Вот увидите, Баулдер станет настоящей звездой!

— Да, — соглашается Люси. — Говорю это как профессионал.

— А теперь все выходят на танцпол! — восклицает Клифф, подпрыгивая в своих «пумах». — Это необходимо отметить.

Он вставляет в проигрыватель диск, который я никогда раньше не слышала.

— «Электрик слайд»! — В этом заявлении столько энергии, что ее хватило бы, чтобы покончить с энергетическим кризисом в Калифорнии. — Танцуют все! Показываю!

Подбадриваемые возгласами Баулдера и уговорами Клиффа, мы выходим в центр комнаты. Почему бы и нет? То, что хорошо для друга кузена Адама Сэндлера, не повредит и мне.

Похоже, эти парни из Лос-Анджелеса провели не один праздник бар-мицва, потому что в течение следующего часа моя гостиная буквально ходит ходуном. Мне не очень удаются танцы под «Электрик слайд», зато я обнаруживаю настоящий талант к исполнению макарены. Потом мы ставим диск «Мотаун» и, наконец, «Роллинг стоунз». Музыка шестидесятых подобна произведениям Бетховена — она вечна. Я совершенно уверена, что наши дети будут так же танцевать под нее через сорок лет.

Вслед за любимыми исполнителями мы выкрикиваем с детства знакомые строчки, потом в изнеможении валимся на диван.

Но Клифф не ощущает усталости.

— Еще одну песню, — просит наш любимый диджей. На его счету не одна вечеринка, он знает, что делает.

Из CD-проигрывателя теперь доносится проникновенный голос Джеймса Тейлора, и мы, встав в круг и положив руки друг другу на плечи, покачиваемся из стороны в сторону.

— Зимой, весной, летом или осенью… Ты только позвони… — с чувством выводим мы вместе с хором. — И я приду… Ты не одна, у тебя есть я.

На глаза у меня наворачиваются слезы, голова начинает кружиться, хотя мы пили только безалкогольную «Пина коладу».

— За «Доктора Пеппера», — взволнованно говорю я, положив голову на плечо Баулдеру. — И за твое будущее. Пусть все твои мечты сбудутся.

— За всех нас. И за то, чтобы наши желания осуществились. Потому что мы знаем, что наше будущее в наших руках, — отвечает он.

Теперь мне кажется, что я и правда нахожусь на празднике бар-мицва. Баулдер очень убедителен, когда изображает искренность. Может, ему лучше сниматься в мини-сериалах канала «Холлмарк»?

Глаза у меня снова на мокром месте, но теперь я плачу от радости. Потому что Джеймс Тейлор совершенно прав: как это здорово иметь друзей!

В последние дни мне приходится часто общаться с Джошуа Гордоном, однако совершенно очевидно, что он не скоро попадет в список моих близких друзей. На следующее утро я отправляюсь к нему в офис — он назначил мне встречу в восемь часов. Первоначально Джошуа планировал увидеться со мной в семь утра, но мне к счастью, удалось его переубедить.

Я поднимаюсь в лифте на тридцать второй этаж, и его помощница Пегги провожает меня в огромный угловой кабинет. Из окон, выходящих натри стороны, открывается вид, от которого захватывает дух. Наверняка, когда говорят о вершине мира, имеют в виду именно такое место.

— Совещание вот-вот закончится, — уверяет Пегги, энергичная, знающая свое дело женщина лет шестидесяти, уже успевшая сообщить мне, что проработала с Джошуа двадцать два года. Что ж, супруга мистера Гордона сломалась гораздо быстрее. — Устраивайтесь поудобнее и подождите. Принести вам кофе?

— Нет, спасибо, не беспокойтесь. Все в порядке, — отвечаю я.

Но стоит Пегги выйти, как я понимаю, что это далеко не так. Мне хочется выглядеть спокойной — но не слишком, — когда войдет Джош. С одной стороны, я должна сделать вид, что ожидание мне совсем не в тягость, а с другой — дать ему понять, что меня ждут и другие неотложные дела.

Я подхожу к книжному шкафу и начинаю внимательно рассматривать семейные фотографии в серебряных рамках, украшающие вторую полку. Хорошенькая блондиночка, запечатленная на всех этапах своего развития — от младенца в коляске до восседающей на пони девчушки, — должно быть, Ирландия. Симпатичная малышка. На фото она либо одна, либо в компании Джошуа. На снимках не заметно следов ножниц, тем не менее ни на одном из них я не вижу бывшей жены мистера Гордона.

Проходит пять минут. Я изучила уже все фотографии и даже прочитала названия книг в шкафу. Мне еще понятно, почему в нем стоит «Экономика» Милтона Фридмана, но как здесь оказался роман Айн Рэнд «Атлас расправляет плечи»?

Пора присесть, и я осторожно усаживаюсь на диван. Но он оказывается слишком мягким, так что я буквально проваливаюсь в подушки. К тому же в таком положении ноги у меня всегда кажутся слишком толстыми. Попробую лучше стул с прямой спинкой у письменного стола. Но на стуле еще хуже. Если во время беседы с Джошем я буду сидеть, неестественно выпрямившись, он будет чувствовать себя как на аудиенции у королевы Елизаветы. Да уж, веду себя как Златовласка: диван для меня слишком мягкий, стул слишком твердый!

Встав, я замечаю, что молния на моей юбке каким-то непостижимым образом переехала вперед. Я лихорадочно пытаюсь вернуть ее на место, но зубцы зацепились за колготки. Я отчаянно дергаю юбку, и в этот момент входит Джошуа. Что ж, хорошо хоть, что на этот раз лицо у меня ничем не измазано.

Мистер Гордон бросает на меня быстрый взгляд — судя по всему, он страшно занят и с трудом выкроил для меня пару минут, поэтому вряд ли заметил мое смятение.

— Садитесь, — предлагает он, указывая на удобное кресло у стола.

И почему я не заметила его с самого начала? Это как раз то, что нужно.

— Я тут посмотрел расходы на благотворительный спектакль. — Не тратя время на посторонние разговоры, он сразу же переходит к делу.

Похоже, зря я вчера вечером провела целый час у телевизора, стараясь запомнить главные новости на канале Си-эн-эн.

— Сумма пожертвований впечатляет, — продолжает Джош, перебирая стопку бумаг на столе. — Доходы от рекламы тоже. Но кое-какие счета вызвали у меня недоумение.

— Все расходы будут оплачены спонсорами, — заявляю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, и неестественно вывернутой рукой пытаясь прикрыть съехавшую молнию. — За исключением кое-каких мелочей, необходимых для постановки. Винсент сказал, что пришлет вам счета.

— Я уже получил их. — Джошуа с бумагами в руке подходит ко мне и опирается о край стола. — И кое-что показалось мне очень интересным. Например, то, что вы согласились потратить четыре тысячи долларов на розовый гель.

— Этого не может быть, — громко возражаю я. — Ни о каких дорогостоящих гелях, пудре или чем-то еще в этом роде и речи не шло. Я сказала Винсенту, чтобы он купил косметику «Мэйбелин» в универмаге «Дуэйн Рид». Мы решили не тратить деньги на настоящий грим.

— Данный счет не за косметику. — С этими словами Джош вручает мне лист бумаги, на котором я вижу логотип «Театр лайтинг сэплай, инк.»[76].

Значит, вот о чем речь — о гелевых софитах! Что ж, мне вполне по силам урегулировать и эту проблему. Джош должен оценить это по достоинству. Но, лишь взглянув на счет, я прихожу в замешательство.

— И все эти деньги за ультрамягкое освещение?! За розовый гель? Не вижу в этом никакого смысла. Ведь артисты — двенадцатилетние дети. Даже Джоан Риверз не нуждается в таком свете.

Джош дарит мне одну из своих улыбок, напоминающих солнце в Сиэтле. Они так же редко освещают его лицо и оказываются гораздо теплее, чем можно было бы подумать.

— А что вы скажете насчет этого? — спрашивает он, протягивая мне еще один счет. — По нему я должен заплатить тысячу долларов Миллисент М. Кто это?

— Одно могу сказать точно: не подружка Винсента, — быстро говорю я и, взглянув на бланк, вижу, что это счет за искусственные букеты — вероятно, для сцены у «Ковент-Гардена». Определенно, вырастить цветы самим было бы гораздо дешевле.

Вздохнув, я протягиваю руку и беру всю кипу счетов.

— Простите, Джош, но Винсент привык к раздутым бюджетам бродвейских постановок. Ну, когда платят музыкантам — членам профсоюза, даже если они не играют, или рабочим сцены, которые ничего не переставляют, или костюмерам, сидящим без дела, потому что актеры играют обнаженными, как в постановке «Фул Монти». Но я постараюсь его образумить.

Джош кивает, заметно успокоенный моими словами:

— Большое спасибо. Я слышал, у Винсента крутой характер, поэтому, если хотите, сам поговорю с ним. Мне не привыкать улаживать конфликты, связанные с финансами.

— Мне и самой по силам с этим справиться, — осторожно замечаю я. — Я, конечно, не Алан Гринспен, но умею обращаться с деньгами.

Поскольку Джошуа никогда не видел мою чековую книжку, ему нечего на это возразить.

Однако, как ни странно, он улавливает в моих словах колебание и, вновь улыбнувшись, великодушно предлагает:

— Но мне это действительно не трудно. Вы так много сделали для спектакля, я просто хочу вам помочь. Пусть ваш режиссер лучше злится на меня, а не на вас.

Что происходит? Почему он так любезен? Пожалуй, надо узнать, какая сейчас погода в Сиэтле. Похоже, глобальное потепление оказывает воздействие буквально на все стороны жизни.

Прежде чем я успеваю поблагодарить Джоша и принять его предложение, в дверь просовывается голова Пегги.

— Простите, что помешала, но звонит Миа, — сообщает она. — Я сказала, что вы заняты, но она просит вас подойти к телефону.

— Я перезвоню, — отрывисто бросает он.

— Я говорила ей то же самое, но она настаивает, что дело очень срочное.

Джош бросает на меня быстрый взгляд.

— Мне выйти? — спрашиваю я.

— Нет, это займет всего одну минуту. Простите. Миа — моя бывшая жена. — С этими словами он хватает трубку, скорее раздраженный, чем встревоженный. — Да, — резко бросает он и возвращается на свое место за столом, слушая, как Миа что-то говорит. Говорит… Говорит…

Наконец его терпение иссякает.

— Я бы не назвал это таким уж срочным делом, — заявляет он, очевидно, услышав вполне достаточно. — Ты вполне могла бы подождать. Из-за тебя мне пришлось прервать очень важную встречу.

Значит, я очень важная персона. Звучит неплохо.

Джош слушает еще пару минут, потом нетерпеливо произносит:

— Конечно, я оплатил счета от твоего доктора. Я уже говорил, что будут платить столько, сколько будет нужно.

А «нужно», судя по этому разговору, затянется еще очень надолго. Бедняга Джошуа. Сначала счета Винсента, а теперь еще и бывшей жены.

— Миа, если твой психотерапевт больше не хочет иметь с тобой дела, то это не из-за того, что ему не заплатили, — резко говорит он. — Причина, очевидно, в чем-то другом.

И я догадываюсь в чем. Я не знакома с Миа, но хорошо знаю психотерапевтов. Вероятно, она слишком много жалуется. Или попросту не представляет интереса для своего доктора. Сегодня уже недостаточно просто зайти в кабинет к врачу и начать перечислять свои неприятности. В Нью-Йорке между самыми несчастными в мире людьми существует острая конкуренция. Вам надоел муж? Вас перестал удовлетворять Фредерик Феккаи[77]? Вас терзают воспоминания о прошлых неудачах? He смешите. Все это уже было. Вам необходимо копать глубже и постоянно представлять новый материал. Оставаться интересным своему психотерапевту труднее, чем выступать в «Комеди клаб».

— Миа, у меня полно работы, — произносит Джош бесстрастным голосом. Очевидно, ему часто приходится отвечать на подобные звонки. — Ты знаешь, я всегда готов тебе помочь, если в этом действительно есть необходимость. Но не забывай, что мы разведены. Поэтому ты не должна звонить мне по таким пустякам.

Он кладет трубку и растерянно просматривает сообщения на своем мобильном телефоне. Потом поднимает глаза и с явным удивлением видит, что я все еще здесь.

— Вам что-то нужно? — машинально спрашивает он.

Конечно. Кое от чего я бы не отказалась. Например, от мужа, от дома в Монтауке. Хорошо бы еще внести изменения в списки лекарств, отпускаемых по рецепту, и получить в подарок DVD с записью первых двенадцати серий «Клана Сопрано». Но на худой конец я могла бы удовлетвориться и половиной этого.

— Нет, спасибо, ничего, — отвечаю я.

— Прекрасно, значит, договорились. Продолжайте заниматься постановкой. И поговорите с Винсентом насчет сокращения расходов. Возьмите это под свой контроль.

Я колеблюсь, думая, не стоит ли напомнить ему об обещании лично уладить данный вопрос с Винсентом, но в конце концов прихожу к выводу, что сейчас для этого не самое удачное время. Миа все испортила.

— Позвоните, если вдруг возникнут проблемы, — небрежно бросает он мне на прощание. — Я привык выслушивать от женщин любые, даже самые нелепые просьбы.

Могу поклясться, что в данный момент он испытывает к нашей сестре не самые нежные чувства.