Дженнифер Пробст - Брачная ошибка

– Почему ты никогда не говоришь о своем отце?

Рука Макса замерла на ее спине. Карина подождала.

Прошло несколько мгновений, и он снова начал гладить ее.

– Потому что до сих пор больно.

От этой обнаженной честности ее пробрала дрожь. Она подняла голову и погладила его по щеке:

– Я знаю, что он ушел, когда ты родился. Знаю, что он был швейцарец, очень богатый, и вскружил твоей матери голову, как в старинном романе. Но ты никогда ничего не говорил о ваших отношениях… Разыскивал ли ты его, говорил ли с ним?

Карина понимала, что ходит по краю. Ожидала, что Макс спрячется в свою раковину и ответит грубостью. Он никогда не любил говорить о своем прошлом, и мама с Майклом никогда не упоминали об этом, хотя Макс был членом их семьи.

Он сделал ей второй подарок за сегодняшний вечер.

– Мне было двадцать один, когда я наконец решил разыскать его. Все это время я только ждал чего-то. Открытки. Подарка. Письма. Наконец я понял, что он не собирается мне писать, и решил найти его сам. Богатый швейцарский бизнесмен, который исчез бесследно, – это казалось непонятным. Я всегда думал: а может, он впутался в какие-то неприятности и хотел защитить меня. Я даже думал, что он умер.

У Карины сердце разрывалось от его безучастного тона. Она обняла Макса, чтобы было теплее, и слушала.

– Я разыскал его в Лондоне. Оказалось, что он просто старый пьяница и ему плевать на меня. Никакого таинственного прошлого, никаких уважительных причин.

– Ты с ним поговорил?

– Да. Он меня узнал, когда я подошел к нему в баре. И ему было все равно. Ребенком он меня не хотел, и на взрослого ему было наплевать. Он дал мне деньги. Считал, что этого достаточно.

Карина задумалась: каково это, когда родной по крови человек не хочет дать тебе ни наследства, ни общих воспоминаний? Неудивительно, что Макс так замкнулся. Неудивительно, что не хотел рисковать и искать чего-то постоянного.

– Но после поездки я наконец перестал об этом думать. Мне надоело жить ради призрака, которого никогда не существовало. Я уехал из Лондона на следующий же день и ни разу не оглянулся назад.

Они оба знали, что это ложь. Все оглядываются назад. Но Карина пока не стала лезть ему в душу.

– Твоя мама, наверное, простила его. Наверное, она даже все еще по-своему любит его.

Макс вытянул шею и посмотрел нее:

– Нет. Мама никогда о нем не вспоминает. Почему ты так решила?

Карина протянула руку и запустила пальцы ему в волосы:

– Потому что он подарил ей тебя. А ты этого стоишь, Максимус Грей.

Что-то сверкнуло в его глазах – чувство, которого она никогда не замечала прежде. Нежность, которая, словно мед, растеклась по ней и все тело от которой таяло.

Карина прижалась губами к его губам. С тихим стоном Макс просунул язык ей в рот и вошел глубоко. Она провела ногой по его ноге и уселась поудобнее. Он ожил.

– Черт возьми, однажды ты станешь кому-то прекрасным мужем. – Эти слова вырвались у нее сами собой, и она тут же чертыхнулась: – Ой, блин! Ты знаешь, что я имею в виду. Не примешивай сюда свое эго. Я исключительно про секс.

– Спасибо, что напомнила мне мою цель и предназначение.

Ее пальцы легли на его мужское достоинство и потеребили его. Макс стонал, но не прерывал ее игру, пока вставший член не запульсировал у нее в руке и по жилам не пробежало ощущение собственной власти.

– Детка, ты меня убиваешь.

Она скользнула вниз, раздвинула ему ноги и потянулась туда ртом. И улыбнулась:

– Пока еще нет, но сейчас начну.

Карина взяла член целиком в рот и сомкнула губы. Запах Макса подхлестывал ее, и она долго наслаждалась, даря ему удовольствие. Неожиданный залп ругательств вырвался у него, и это завело ее еще больше. Макс пришел в ярость и схватил ее. Карина не успела воспротивиться.

– Презерватив, – прошипел он. – Быстро!

Карина растерялась на секунду, но тут же поняла. Одним быстрым движением он поднял ее и перевернул.

Он вошел в нее, и у Карины из головы тотчас вылетели все мысли, кроме одной: как бы взять от него побольше. Двигая бедрами, она направляла его движения, пока Макс не потерял терпение и не перехватил инициативу. Они совокуплялись в яростном безумии, и оба обессилели разом. Карина удовлетворенно растеклась по нему талой лужицей и подумала, сможет ли она когда-нибудь снова ходить. И вообще что-нибудь делать, не думая все время о Максимусе Грее.

– Где ты научилась таким штукам?

Она подавила смешок. Голос у него был сердитый, зато тело казалось счастливо удовлетворенным.

– Я не могу. Я стесняюсь.

– Мы только что прошли оргазм номер десять. Стесняться как-то поздновато.

– На банане.

Макс не рассмеялся, только приподнял бровь:

– Черт, это заводит!

Карина восхищенно рассмеялась и поняла: она, пожалуй, до сих пор почти влюблена в Макса.

Почти.

Она подавила этот внезапный прилив чувств. Нет, она никогда не признается в этом, никогда больше не произнесет этих слов, как не произносила с той самой ночи, когда жгла любовное заклинание и мечтала о браке с человеком, которого любила всем сердцем, умом и душой.

И она ничего не сказала. Только поцеловала его в щеку и крепко обняла. И принялась ждать рассвета.

Макс не стал закрывать жалюзи. Слабый утренний свет пробился сквозь них, напоминая, что ночь закончилась. Он взглянул на лежащую рядом женщину. Она спала крепко, тихонько, забавно похрапывая. Видно, устала до смерти. Что же ему теперь делать, черт возьми?

Оставить ей записку? Принести кофе? Поговорить о том, что случилось ночью? Вариантов было бесчисленное множество, и он, как всякий мужчина, заранее обречен был выбрать не то.

Ее густые волосы разметались на подушке, словно кудри темного ангела, на щеках и на шее он заметил предательские следы – там, где жесткая щетина царапала кожу. Губы распухли. Его кольнуло чувство вины. Не слишком ли он был с ней груб, не перестарался ли? Он даже и не вспомнил, что она девственница. В каждом ее движении сквозила откровенная, неприкрытая сексуальность. Карина была воплощенная эротическая мечта: скромница с душой и телом обольстительницы. В постели она была самой собой, без тени притворства, видно было, что она отдает себя без остатка. Точно так же, как и в жизни.

Такой бесценный, редкий дар. Дар, которого он недостоин. Дар, о котором он никогда не попросит ее снова.

Чувство пустоты и горечи охватило его, но он не стал к нему прислушиваться. Пожалуй, нужно принять душ, одеться и принести ей кофе. Этим он покажет, как много она значит для него, покажет, что эти бесконечные часы в постели с ней изменили его навсегда. А потом снова объяснит, почему все это должно закончиться.

Если только…

Искушение замаячило перед ним. Что, если им и дальше встречаться? Спать в одной постели. Вместе ходить ужинать. Обольщать ее и смотреть, как она снимает свой безупречный деловой костюм. Работать бок о бок. Может быть, у них получится. Может быть…

Майкл Конте и его семья приучили его всегда добиваться всего, чего он в силах добиться. Когда ушел отец, Максу необходимо было на что-то опереться. На его слово. Его честь. Его доверие. От этого зависело, что за человек из него получится. Если Майкл узнает, что он спал с Кариной, Макс, чего доброго, навсегда потеряет его доверие, а это будет трудно пережить.

Нет, этого он никогда не допустит.

Да и что он может предложить Карине? С его эмоциональной ущербностью он просто не способен дать ей то, чего она заслуживает. Когда-нибудь ей захочется кольцо. Детей. Верности на всю жизнь. А все, что он может ей дать, – это хороший секс, дружба, уважение. В конце концов ей надоест и она уйдет. Или еще хуже – вдруг он каким-нибудь своим поступком причинит ей боль? Макс давно поклялся, что не сделает ничего, что может ранить сердце женщины. Слишком уж тонкая это материя, невозможно брать на себя такую ответственность.

Карина во всех отношениях необыкновенная, и она определенно не для него.

Приняв решение, он встал и пошел в ванную.

Он удивился, услышав стук в дверь. Прислушался – снова легкий стук. Что за черт, еще ведь и шести нет. Стараясь не разбудить Карину, Макс натянул трусы и открыл дверь. И не поверил своим глазам. В дверях стояла матушка Конте.

– Максимус?

Недоуменное выражение застыло на ее лице, будто в замедленной съемке. Он словно попал в фильм-катастрофу: действие разворачивалось медленно, кадр за кадром, и в них было что-то странно сюрреалистическое. Каринина мать взглянула на номер на двери, затем на листок бумаги, который держала в руке.

– Я знала, что ты тоже в Лас-Вегасе, но это же Каринин номер.

Макс, не подавая виду, как отчаянно колотится сердце, крепко обнял ее:

– Синьора Конте, какой приятный сюрприз! Нет, это мой номер, но подождите, я только оденусь, выйду к вам и покажу, где Карина.

Этот маневр ему почти удался.

Но она запрокинула голову и рассмеялась:

– Глупый, я что, в трусах тебя не видела? – Она аккуратно обошла его и шагнула в комнату. Сняла кофту. – Было время, ты у меня все лето без штанов бегал. – Подошла к дивану, чтобы положить свитер. – Ну, иди давай, переодевайся.

Синьора Конте запнулась ногой о туфлю на шпильке. Уставилась на разбросанную по полу одежду. Подошла к открытым застекленным дверям, ведущим в спальню.

Макс проследил глазами за ее взглядом. Пара кружевных подвязок. Трусики-танга. Его рубашка.

Он открыл рот, чтобы остановить ее, но она уже стояла в дверях спальни. Тихое похрюкивание стало громче и превратилось в настоящий храп. Спутанные темные локоны резко выделялись на белоснежной простыне. Синьора Конте медленно подошла к кровати и уставилась на свою дочь.

Голую.

Действие в фильме вдруг стало развиваться стремительно, и Макс не выдержал. Бросился к кровати и протянул руки, чтобы удержать ее. Кто знает, на что способна бешеная мамочка.

– О mio Dio, матушка Конте, это не то, что вы думаете! То есть да, это то, что вы думаете, но вы не должны были это видеть. О Dio, мне жаль, очень жаль. – Так он бессвязно бормотал сам не зная что, пока не почувствовал наконец, что снова вернулся в детство.

Темные глаза вдруг уставились ему в лицо. Синьора Конте пыталась понять, что происходит. Прошло несколько секунд. Наконец она кивнула, словно приняла решение:

– Веди меня к себе в номер, Максимус. Нам нужно поговорить. – Она направилась к двери. – У тебя одна минута. Переодевайся и выходи. И не буди Карину.

Дверь за ней захлопнулась.

* * *

Макс провел пальцами по волосам, привыкая к мысли, что под ним разверзся ад.

Кожа покрылась потом. Лучшая мамина подруга, почти вторая мать, сидела перед ним в глубокой задумчивости. Она не произнесла ни слова с той минуты, как они вошли в его номер. Только указала ему на стул и ждала, пока он битых десять минут обливался потом. Она вырастила четырех детей, похоронила мужа и была маленькой, худой, но крепкой. Своим талантом и трудом она превратила «Ла дольче фамилиа» из домашнего магазинчика в одну из крупнейших сетей Италии. Ее седые волосы были закручены в узел на затылке, подчеркивая как благородство облика, так и глубокие морщины на лице. Рядом, прислоненная к стене, стояла ее трость. Она теперь носила ортопедические ботинки, с толстыми шнурками, на специальных каблуках, чтобы легче было ходить.

И однако же, до сих пор еще ни одна пожилая дама ни разу в жизни не нагоняла на него такого страху.

– И как давно у вас это продолжается?

Макс едва совладал с дрожью в голосе, но все же выговорил:

– Одну ночь. Мы надеялись, что никто никогда не узнает. Не хотели никого огорчать.

– Хм! – Она свела брови. – Вы заранее так решили?

– Нет! Нет, мы знали, что друг другу не подходим. Нас тянуло друг к другу, конечно, но я думал, мы с этим справимся. А тут Карина разозлилась на меня, за ней начал ухаживать Сойер Уэллс, ну и…

– Сойер Уэллс здесь?

– Да, – кивнул Макс. – Он теперь управляющий «Венецианским отелем».

– Хм… Рассказывай дальше.

– Ну, мы с Сойером поссорились из-за Карины, и все вышло как-то само собой, и мне очень жаль. Я сделаю все возможное, чтобы это исправить.

Синьора Конте погладила его по руке. Легкая улыбка изогнула ее тонкие губы.