Единственным человеком, которого Каринина невестка хоть немного слушалась, была матушка Конте. Она с Мэгги не нянчилась и не спускала ей никаких выходок. Но она не отходила от Мэгги, говорила с ней тихим успокаивающим голосом, рассказывала, как появились на свет ее собственные дети и какие сложности были с каждым из них. В перерывах между схватками Мэгги успокаивалась и слушала. Пока не накатывала новая волна.

Карина на минутку вытащила Макса из палаты.

– Майкл-то успеет? – спросила она. – Она здесь уже несколько часов, и когда ее в последний раз смотрели, сказали, что матка раскрылась вполне достаточно, чтобы начинать тужиться.

Макс провел рукой по волосам и переступил с ноги на ногу.

– Он прислал эсэмэску, через час будет. Это кошмар какой-то. Надо же было, чтобы и Майкл, и Алекса разом уехали. У меня ни черта не выходит, Карина. Она меня уже убить готова.

– Да нет, ей просто больно и страшно, и мужа рядом нет. Но ты его почти заменяешь, Макс. Вы же друзья с детства.

– Где те старые добрые времена, когда мужей не пускали дальше комнаты ожидания? – застонал он. – Блин, мне хоть не надо сидеть и смотреть, как она тужиться будет?

– Ну, знаешь, тебе хотя бы не нужно выталкивать двоих из собственной промежности. Потерпишь. Ты ей нужен.

Слова Карины дошли до его сознания. Макс выпрямился и кивнул:

– Извини. Я понимаю.

– Я подписалась на эту гребаную эпидуралку [14], пускай ставят сейчас же! – проворчала Мэгги в перерыве между все учащающимися схватками, от которых кривая на мониторе извивалась не переставая.

– Что за выражения, Маргерита, – сказала матушка Конте. – Теперь поздно об этом говорить, скоро тужиться надо.

– Без Майкла не буду. – Мэгги сжала зубы и судорожно глотнула ртом воздух. – Не стану рожать, пока Майкл не приедет.

Матушка Конте вытерла ей пот со лба.

– Приедет.

– В жизни не буду больше сексом заниматься. Ненавижу секс!

Карина закусила губу и отвернулась.

– Могу понять, – кивнула синьора Конте.

– Мэгги, смотри на меня! – раздался на всю палату требовательный голос Макса. – Когда начнутся схватки, сконцентрируйся на моем лице. Я тебе сказку расскажу.

– Ненавижу сказки!

– Это скорее приключенческий рассказ. Я тебе расскажу о том, как мы с Майклом подружились.

Мэгги, кажется, слегка заинтересовалась. Макс присел на стул возле кровати и наклонился к ней. Монитор подал звуковой сигнал, и Макс заговорил:

– Наши мамы всегда были близкими подругами, и мы, можно сказать, росли вместе. Однажды нас повели на детскую площадку, и там была такая высоченная штука, чтобы на нее карабкаться. Лет по шесть нам тогда было, что ли? В общем, мы начали наперебой хвастаться, кто первый заберется наверх. Майкл был поменьше, зато шустрее, так что состязание было, в принципе, на равных. Мы полезли наверх, лягались как бешеные, старались скинуть один другого, как будто в «Повелителя мух» играли, и в конце концов забрались одновременно, секунда в секунду. – Макс покачал головой, вспоминая. – Помню, как мы тогда смотрели друг на друга. Как будто поняли, что теперь мы лучшие друзья и будем всегда вместе. А потом попытались столкнуть друг друга вниз.

– Ты шутишь? – Мэгги дышала с трудом. – Вы оба ненормальные, что ли? И что дальше было?

– Мы с Майклом свалились и оба сломали руки. И оба правые руки, блин!

Матушка Конте с негодованием фыркнула:

– Мы с мамой Макса одну минутку только и успели поговорить и тут слышим крики. Мальчишки наши сцепились и барахтаются в грязи, кровь повсюду. Я, по-моему, чуть в обморок не упала. Подбежали к ним – а они и ревут, и смеются одновременно, как будто бог знает какой приз выиграли.

– Нам сделали одинаковые гипсы, и мы стали называть себя костяными братьями, – усмехнулся Макс.

– Ну да, понятно, – закатила глаза Карина. – Бывают братья кровные, а бывают костяные. Мне-то лично кажется, головы у вас костяные, у обоих.

У Мэгги по щекам покатились слезы. У Карины сердце болело за невестку, так ей хотелось, чтобы все обошлось.

– Он не успеет, да?

Макс склонился над кроватью и пристально посмотрел на Мэгги. Ярко-голубые глаза призывали ее набраться решимости.

– Сейчас это неважно, Мэгги. Я здесь, с тобой. Держись за меня, считай, что мы с Майклом братья-близнецы. Давай уже рожать этих малышей. Я от тебя не отойду.

Вошла медсестра и осмотрела ее:

– Ну как, милочка, готовы тужиться?

Мэгги шмыгнула носом и взяла за руку Макса:

– Не отпускай, ладно?

– Ни за что.

– Да, кажется, теперь готова.

Карина с матерью стояли с одной стороны, Макс – с другой. Время словно исчезло – секунды казались минутами, и наоборот. Мэгги тужилась, охала и ругалась. Каждый раз близнецы продвигались чуть дальше, пока Мэгги, обессиленная, не упала снова на подушки. Лицо у нее было красное от натуги, по лбу катились капли пота, она судорожно хватала ртом воздух.

– Не могу… Не могу больше…

– Можешь, amore mio [15]. Давай!

Карина зажала рот рукой – ее брат вошел в палату. Уверенный, повелительный, он встал на место Макса и взял жену за руку. Расцеловал ее в щеки и в лоб, шепнул что-то на ухо, и она кивнула. Снова напряглась. Натужилась.

– Головка показалась. Младенец номер один. Еще разок, Мэгги, как следует. Соберись с силами и тужься! – Раздался вопль, и Карина увидела, как сморщенный новорожденный младенец появился на свет. Скользкий, красный, малыш смешно извивался и ревел.

– Мальчик. – Она положила ребенка Мэгги на живот, слыша вокруг взволнованные голоса. Мэгги всхлипнула и коснулась сына рукой.

– Какой красивый. О господи!

– Еще не все, милая, – проворковала медсестра. – Номер два на подходе. Тужьтесь еще, Мэгги.

Мэгги взревела и стиснула зубы.

Показался младенец номер два.

– Еще один мальчик! Поздравляю, мама и папа. У вас двое прекрасных сыновей.

Карина благоговейно смотрела, как ее брат удивленно трогает младенцев и глаза у него мокрые от слез. Ее мать радостно смеялась. В палате тут же начались хлопоты: малышей взвесили, измерили, завернули в одеяла и надели на них одинаковые вязаные чепчики. Пока Мэгги зашивали, Майкл что-то ворковал над сыновьями и поднимал их на руках.

– Познакомьтесь – Люк и Итан.

Каринина мать взяла Люка, стала качать его и мурлыкать что-то по-итальянски. Карина поцеловала невестку в щеку.

– Ты такая молодец, Мэгги, – шепнула она. – Как жаль, что Алекса не смогла приехать. Я знаю, тебе ее не хватало.

– Нет, Карина, – улыбнулась Мэгги, – я рада, что это оказалась ты. Именно сегодня. Я полюбила тебя с первой встречи, на моих глазах ты расцвела и стала красавицей. Ты настоящая сестра, и я хотела бы, чтобы ты стала Люку крестной матерью.

Радость вспыхнула в Карине, и в сердце не осталось ничего, кроме этого чистого чувства. Она кивнула – говорить не могла, горло перехватило. Матушка Конте подошла и положила завернутый в одеяло кулек на ее протянутые руки.

– Познакомься со своим крестником Люком.

Карина вгляделась в сморщенное личико. Прелестный ротик, сложенный маленькой буквой «о». Темные волосы торчат из-под розово-голубого вязаного чепчика. Она проворковала ему что-то и погладила дрожащими пальцами его шелковистую кожу. Это было живое чудо, доказательство того, что́ приходит в этот мир, когда двое любят друг друга.

Карина сморгнула слезы и подняла глаза.

Макс смотрел на нее. Его глаза потемнели от жгучего желания – оно ощущалось даже на расстоянии и ударило ее прямо в сердце. Она ахнула.

И стала ждать.

* * *

Он любит ее.

Макс смотрел на свою жену. Карина ворковала над младенцем и покачивалась с пятки на носок, баюкая его в старом, как мир, ритме, известном, кажется, всем женщинам на свете. Странное чувство поднялось в груди и вырвалось наружу, оставив после себя кровоточащую рану. В голове пульсировала боль, во рту пересохло, как будто он пил без просыпу всю ночь напролет. И правда наконец открылась ему – поразительная, невероятная правда, которая могла бы поспорить с любым сценарием конца света из Откровения [16].

Он любит ее.

Всегда любил. Потому-то, наверное, у него ни с одной женщиной до сих пор ничего не выходило. О, как легко было бы свалить все на какие угодно обстоятельства. Карьера. Тяга к свободе и приключениям. Возраст. Отговорок полным-полно, как и женщин – бесконечная вереница женщин, и все одинаковые. Кроме Карины – верной, неизменной Карины. Друга. Любимой. Родственной души.

Когда Макс смотрел, как Мэгги рожает, у него словно зазубренные осколки вынимали из души. Перед этим померкло все его вранье, все ложные понятия о чести, гордости и так называемой респектабельности. Он вдруг понял, что уже не думает о том, чтобы не стать таким, как отец. Нужно просто иметь мужество бороться за женщину, которую он любит. Дать ей все, чтобы она могла наконец выбрать.

Макс никогда не давал Карине шанса. Все эти годы он придерживался своих правил: не сближаться, держать безопасную дистанцию. Даже брак их начался с фальшивого предложения, с насмешки над всеми настоящими чувствами, что он питал к единственной в мире женщине, которая была его половинкой.

Чувствуя, как кружится голова, Макс медленно подошел и встал рядом с Кариной. Поглядел на малыша и приподнял жене подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза.

– Пойдем домой.

– Зачем? – моргнула она.

– Прошу, сделай это для меня. Пожалуйста.

Карина прерывисто вздохнула и кивнула:

– Хорошо.

Она передала Люка матушке Конте. Майкл подошел и положил руку Максу на плечо:

– Спасибо тебе, друг. Ты был прав. Я больше не буду вмешиваться. Ты мне не просто деловой партнер, ты мой брат и всегда им был. Прости меня. – Он обнял друга и хлопнул по спине.

– Какие счеты между родными. Поздравляю, папаша. Мы потом еще приедем.

– Si.

Макс увел Карину из больницы, и всю дорогу домой они молчали. Он все смотрел на ее профиль, но она сидела с отсутствующим видом, глядя в глубокой задумчивости в окно.

Когда Макс увидел жену в этот день у бассейна, спящую в окружении своих животных, он чуть не упал на колени. Ее прекрасное лицо разгладилось под солнечными лучами, влажные губы приоткрылись, и ее цветущая красота поразила его, как неожиданный удар. Карина сразу же откликнулась на его голос и прикосновение, ее подсознание уже понимало, что она принадлежит ему. Если бы Мэгги их не прервала, он бы уже вошел в ее горячее узкое влагалище и она поняла бы, что только здесь ей и надлежит быть. Под ним. В нем. С ним. Навсегда.

Как бы то ни было, Макс должен донести до нее правду. Должен еще раз сплестись с ней телами и умолять Карину не уходить. Умолять простить его.

Это последний шанс сделать их брак настоящим браком.

* * *

Она должна покончить с этим браком.

Карина смотрела в окно. Правда открылась ей в тот самый миг, когда Люк и Итан появились на свет. Она живет во лжи. Она хочет, чтобы у них с Максом было то же, но этого никогда не будет. Потому что истина проста. Макс никогда не полюбит ее той любовью, какая ей нужна, и пришло время отпустить его.

Она чувствовала, что он и сам хочет ей что-то сказать. Может быть, они наконец придут к соглашению, расстанутся друзьями и разберутся с последствиями, насколько это возможно.

Макс резко затормозил и повел ее по дорожке к дому. Отрывистая команда – и лающий Рокки умолк. Он заскулил и сел на пол, глядя на Карину грустными щенячьими глазами, словно говорил: «Я знаю, что тебе плохо, но не знаю, чем помочь».

Чувствуя, как колотится сердце, она глубоко вздохнула:

– Макс, мне кажется…

– Наверх!

Внутри у нее что-то сжалось и оборвалось. Господи, какой же он сексуальный. Он выглядел почти дикарем – ноздри раздуты, ярко-голубые глаза полыхают огнем. Ее соски уперлись в ткань рубашки, и она почувствовала, что до боли хочет его. Карина мысленно выругалась на свое пересохшее горло и попыталась откашляться.

– Нет. Макс, нам надо поговорить. Я больше не могу так поступать с тобой и с собой тоже. У нас ничего не получается.

– Я знаю. И собираюсь это исправить. Наверх!

Руки у Карины покрылись гусиной кожей. Макс схватил ее за руку и потащил к лестнице. Ее ноги сами подчинились ему, и вскоре они оба оказались в спальне. В этой комнате прежде всего бросалась в глаза большая кровать, и в этом было что-то почти неприличное. Стараясь не замечать, как сильно колотится сердце, Карина встала перед ним, скрестив руки на груди: