Роза была всецело занята Лидией, дочерью, которая больше всего походила на нее внешне и стоила ей многих душевных мук. Рэн по-прежнему жил один на своей ферме, и его бывшая возлюбленная лелеяла несбыточные надежды. Руфа и Роза опасались, что Рэн не устоит перед ее большими, полными чувства глазами. И как им быть дальше, если он опять спутается с кем-нибудь еще?

«Лидия, видимо, рехнулась, — говорила Роза. — Даже Линнет понимает, что он переспал со всеми женщинами на много миль вокруг».

Руфа мечтала оказаться дома, чтобы довести до ума свою свихнувшуюся сестрицу. Лидия нуждалась в нежном обращении, а Роза была слишком нетерпима по отношению к ней. С другой стороны, если выслать им часть денег, которые она заработала, где гарантия, что Роза использует их на оплату счетов, а не растранжирит на джин? Раньше она могла полагаться на Эдварда: она не уехала бы в Лондон, если бы не была уверена, что он всегда готов предотвратить катастрофу. Однако после их последней встречи Эдвард не появлялся в Мелизмейте. Его никто не видел и никто не знал, где он. Руфа не могла с этим примириться. Ей очень не хватало его присутствия, и она корила себя за то, что отпугнула от себя эту семейную палочку-выручалочку. Роза наотрез отказалась обращаться за помощью к Эдварду: «Я скорее съем кусок дерьма на тосте». Теперь все зависело от Брачной игры. Если Адриан не женится на ней, то что станет с ними со всеми?

* * *

В половине пятого Полли влетела в кухню, как раз в тот момент, когда Руфа уселась на табуретку с чашкой чая в руках.

— Какой-то мужчина хочет тебя видеть, и, честно говоря, я пожалела, что он не ко мне: он такой интересный. Говорит, что он твой крестный.

— Эдвард? — Руфа от неожиданности резким движением расплескала чай. — Ой, извини… — Она быстро наклонилась и вытерла тряпкой пол. — Ты не возражаешь, если я?..

В ее памяти не запечатлелись слова, что Эдвард «интересный». Ее сразу же осенила мысль, что он решил примириться, так как в Мелизмейте произошло что-то ужасное. Она пронеслась мимо Полли в гостиную.

— Привет, — сказал Эдвард. Он подошел к ней и поцеловал ее в лоб. — О Боже, как ты побледнела! Но у меня нет плохих новостей.

Руфа, потерявшая дар речи, неожиданно застеснялась. Она с трудом узнала красивого мужчину в темном костюме. Она вряд ли могла вступить с ним в дискуссию в присутствии Полли, но не считала возможным относиться к этому человеку, как обычно относилась к Эдварду. Так как же обращаться с ним? Она неловко взглянула на Полли, которая была удивительно спокойна и улыбалась.

Эдвард положил руку на плечо Руфы.

— Полли, не мог бы я забрать ее на полчасика? Нам нужно поговорить.

— Но мне ведь еще нужно… — начала Руфа.

Полли продолжала улыбаться.

— Да что ты… Спешить некуда.

— Мы будем в кафе напротив, — сказал Эдвард. — Если я задержу ее слишком долго, приходите и ругайте меня.

— Ерунда, я ничего не сделаю подобного. Вернетесь, когда придет Берри: он будет очень рад видеть тебя. — Хихикнув, Полли забрала из рук Руфы тряпку. — Руфа, сними же свой фартук, соседи подумают, что я — эксплуататорша!

Руфа не признавалась самой себе — насколько одинокой чувствовала себя без Эдварда. Радость от встречи с ним почти отбросила на задний план ее удивление по поводу его ошеломляющего внешнего вида. Ей было так приятно и спокойно на душе, когда Эдвард вел ее через дорогу в кафе. Длинная стойка у окна была занята, но Эдвард сумел отыскать в уголке небольшой столик с мраморной поверхностью. Они молча уселись, с грустью глядя друг на друга.

Неожиданно Эдвард засмеялся.

— Ну, давай же, скажи, что думаешь.

— Ты потрясающе выглядишь без бороды, — сказала, улыбаясь, Руфа. — Я с трудом тебя узнала.

— А это хорошо или плохо?

— Я сказала «с трудом». Тебе не так-то легко скрыть свою внешность. — Она продолжала смотреть на свежевыбритое лицо Эдварда, делавшее его моложе своих лет. Ему еще нет сорока пяти, решила она. Признаки старения практически не бросались в глаза. Вечно молодой Настоящий Мужчина был на несколько лет старше своего друга. — Скучаешь по бороде? Лицо, наверное, кажется голым?

— Без нее как-то холодно, — признался он. — Но пора было покончить с ней. Я и отрастил-то бороду лишь для того, чтобы узнать, как все это смотрится.

К столику подошла официантка. Эдвард заказал две большие чашки чая и оладьи с черникой.

— Извини, — сказал он. — Мне нужно было бы сначала спросить тебя. Но я знаю, что ты голодна, хотя сама этого не чувствуешь. Ты выглядишь измотанной. Чем, скажи на милость, ты занимаешься?

Он был прав. Руфа была измотана. Весь день крутясь на кухне, она не ела с самого утра.

— Это мой третий званый обед за четыре дня, — сказала она. — Полли проявила участие и порекомендовала меня своим друзьям. У нее тысяча знакомых, и, кажется, они только тем и занимаются, что дают званые обеды.

Принесли оладьи с черникой, приправленные ванилином. Руфе они очень понравились. Она была рада, что Эдвард наблюдает за ней.

— Нэнси нужно сворачивать свою деятельность, если она все еще хочет заполучить Берри, — сказал он. — Мисс Полли Мюир производит впечатление превосходного эксперта вашей Брачной игры.

— Именно это я ей и внушаю. — Руфа с облегчением и удивлением услышала, что он лишь между прочим упомянул об этой противоречивой Брачной игре. — Полли ни за что от него не откажется.

— Подобно немке на пляже, — сказал Эдвард, — она накидывала на него свое полотенце с самого утра.

Руфа засмеялась.

— Нэнси не совсем понимает, с какими сложностями сопряжен брак.

— Ну конечно, это не одни забавы и развлечения, — осторожно произнес он. — Но брак не тяжкий труд. Существует определенное удовлетворение от работы — если вести ее как положено.

Она выпила чай. Эдвард хмурился. Внешне спокойный, он вместе с тем крайне осторожно и неторопливо подбирал слова.

— Руфа, — сказал он, — я хочу извиниться за то, что наговорил в прошлый раз.

— Прошу тебя… — Руфа почувствовала, что не вынесет возобновления разговора на эту тему, даже в форме извинения.

— Все нормально. Я здесь не для того, чтобы запугивать тебя. — Его серые глаза сделались серьезными. — Я лишь хочу, чтобы ты знала, как это подействовало на меня. — Он мрачно улыбнулся. — Я поехал домой взбешенный. Я не спал всю ночь. Но включив в шесть часов утра программу «Сегодня», я, можно сказать, принял решение.

— Какое?

— Ешь, ешь оладьи. Наберись терпения. Нам нужно многое обсудить. Начнем, пожалуй, с Элис.

Элис — его жена. Руфа не вспоминала о ней уже много лет и чувствовала себя виноватой, видя боль в глазах Эдварда. Она не видела такого выражения его лица со дня смерти Настоящего Мужчины.

— Мне пришлось примириться с прошлым, — сказал он. — Я вынужден был признать, что времена изменились. Я увидел, что попал в ловушку. — Он рассеянно взглянул на стол. — Думаю, ты помнишь, каким ударом для меня была ее смерть.

— Конечно, помню, — кивнула Руфа. Она, действительно, помнила. В Мелизмейте все знали, что Эдвард пережил тяжелое потрясение.

— Я считал себя храбрым человеком, я побывал не на одной войне, но на самом деле мне лишь хотелось остановить время, сократить между нами расстояние. И это, надеюсь, тебе понятно.

— Ты не мог допустить каких-либо перемен, — сказала Руфа, — потому что они отдалили бы ее от тебя. Перемены ты расценивал как предательство.

Эдвард наклонился к столу, чтобы сжать ей руку.

— Мне следовало бы понять это, но я был слишком глуп. Вот в помощь этому и была придумана Брачная игра, не так ли?

— В какой-то мере.

— И я ни за что бы не признал, что делал точно то же. Мы оба ублажали мертвых.

Она не поняла, но была озабочена оттенком боли в его голосе. Он не осмеливался смотреть на нее. Склонившись над столом, он отрешенно собирал коричневые куски сахара в круг.

— Элис и я состояли друг с другом в родстве. Она была дочерью старшего брата моего отца. Мы вместе росли. Влюбились друг в друга и поженились. — Он взглянул на нее. — Тебе кажется это странным?

В определенной степени так и было.

— Нет, — сказала Руфа.

— Я не могу сказать, когда мы влюбились друг в друга. Принято считать, что любовь вспыхнула в тот момент, когда ее мать привезла Элис к нам на ферму. — Он засмеялся. — Ей было три года, а мне четыре. Перед смертью она сказала мне, что мечтала выйти за меня замуж каждый год, когда мы пекли рождественский пудинг.

— Вы были близки по духу, — осторожно предположила Руфа.

Он был благодарен ей за то, что она пытается понять.

— О да… Мы так или иначе составляли одно целое, причем каждый из нас по отдельности тоже был цельной натурой. Хороший брак делает мужа и жену похожими друг на друга. Мы нуждались в необходимости быть нужными друг другу. Ты понимаешь?

— Конечно.

— Родственники были против нашего брака. Моя мать любила Элис, как дочь, — в этом-то и загвоздка, говорила она. Она считала, что у нас будут ненормальные дети. А в итоге детей вообще не получилось.

На его лицо опустилась маска. Это была даже не боль, а лишь какое-то подобие ее.

— Она хотела ребенка, — продолжил он, — больше всего на свете. А тут еще твоя мать, плодившая детей. Она с трудом выносила это.

Его руки застыли. Он изучал поверхность стола, как будто читал прошлое. Руфа ждала, когда он снова заговорит.

Он поднял голову.

— Во всяком случае, это не то, что я… Единственное, что тебе следует знать, так это то, что касается денег.

— Не поняла, — Руфа вновь теряла нить беседы. Эдвард повернул ее в новое, неожиданное русло.

— Я никогда не рассказывал тебе о моей семье, — сказал Эдвард. — У отца Элис, моего дяди, было двое детей. Элис и Пруденс, ее сводная сестра. Он так и не женился на ее матери. Моя тетка Кэтрин нашла прибежище у нас, потому что не могла жить с моим дядей. Она, очевидно, любила его, иначе чем объяснить ее частые возвращения к дяде… Эти двое то уходили, то возвращались… — Он прочистил горло, после чего заговорил быстрее. — Не буду вдаваться в детали. Как-нибудь я расскажу тебе всю историю целиком, но сейчас хочу остановиться на другом. Тебе следует знать лишь, что дядя был человеком коварным… — он выдавил эти слова через силу, — и они, я имею в виду и Элис тоже, не могли оставаться с ним. К тому же он был очень богат.

Он бросил на Руфу короткий взгляд.

— О… — промолвила она.

— Он лишил Элис наследства. Но я, как племянник, унаследовал большую часть его денег.

— Как… ты? — Руфа была удивлена. Невероятная скаредность Эдварда была такой же привычной его чертой, как борода на лице. — И много денег?

— Много.

— И что с ними произошло?

— Ничего, — сказал Эдвард. — Элис была еще жива, и существовало условие, которое выставляло все в забавном свете… Мы даже смеялись над этим, потому что завещание было выдержано в истинно викторианском духе. Короче говоря, я бы получил эти чертовы деньги, если бы развелся с Элис и женился на ком-то другом.

Руфа была поражена. Она не могла представить себе, что за спиной прозаичного Эдварда плетутся такие интриги.

Эдвард сидел и рассматривал ладони своих рук.

— Но потом, как известно, Элис умерла. Когда она заболела, мы жили в Германии. Она пошла к врачу — ей показалось, что она беременна, — и мы узнали, что анализ крови очень плохой.

— Как ужасно! Я и не знала…

Он поднял глаза, пытаясь улыбнуться.

— Я не стану тебе рассказывать все. Не в этом дело. Я тоже хотел умереть. И деньги моего дяди казались отличным предлогом, чтобы даже не помышлять о новой женитьбе. Мне казалось, что я всем обязан ей. — Он сделал паузу. — Это довело мою бедную мать до безумия. Она без конца говорила, что Элис умерла, а я еще молод, и мой долг — непременно жениться вновь. Но мне была невыносима сама мысль об этом. Я не мог рисковать и по новой проходить через все это.

Несколько минут он сидел без движения и молчал, склонив голову над столом. Затем выпрямился и быстро проговорил:

— Я рассказал тебе об Элис и деньгах. Теперь я должен сказать кое-что о тебе.

— Обо мне? — Руфа была озадачена.

Он нахмурился, осторожно выбирая слова.

— В прошлый раз я был невероятно черствым. Я не хотел понимать, как крепко ты привязана к Мелизмейту. Я ставил тебя на одну доску с твоим отцом. Но теперь-то я вижу, что романтика не столь уж плоха. Понадобилась эта ваша пошлая Брачная игра, чтобы я понял, что значит для тебя Мелизмейт. И… и… — Он сделал глубокий вдох. — И что значишь ты для меня.