Полли начала кружить по проселочным дорогам уже в сентябре и последние полтора месяца занималась тем, что заказывала ветчину, гладила простыни и примеряла новые вельветовые одежды. Полли, которую Берри нежно любил с последнего учебного года в Оксфорде, была зациклена на всем «правильном» — ухоженные гостиные и белоснежные салфетки, раздача гостям по кругу портвейна и — не дай Бог! — никаких желтых цветов в саду. Ее несколько волновало, как мир будет воспринимать ее общественную жизнь. Ее одержимость эдуардианскими атрибутами утонченного аристократизма была слишком серьезной, чтобы счесть ее простым снобизмом. Она настраивала себя на милосердие, чтобы забыть о том прискорбном факте, что ее родители — австралийцы. Можно было, разумеется, говорить об австралийцах голубых кровей и колониальной аристократии, но для Полли это было почти так же прискорбно, как быть тайным валлийцем.

Берри по опыту прошлых лет знал, что Рождество будет похожим на разворот в журнале «Харперс» — своего рода Рождество, которое никто, за исключением скрытого австралийца, не испытает в реальной жизни. Венок на двери, плющ вокруг портретов и тому подобное. Будет дым от поленьев, ароматическая смесь из сухих лепестков, лаванда и воск — Полли запланировала даже запахи.

Кое-кто, например его сестра Аннабел, обвиняла Берри в том, что он боится Полли. Какая глупость… Просто он благоговел перед своей удачей за то, что получил женщину явно симпатичную и очаровательную.

«Сир, ночь становится темнее», — напевал Берри.

И действительно, становилось все темнее. Берри максимально замедлил ход «БМВ», а затем совсем остановился. Единственный свет на мили вокруг исходил от «вольво», заблокировавшего узкую дорогу. Обе передние двери машины были открыты. Берри подождал немного, прислушиваясь к окружавшему его необъятному безмолвию. Никто не появлялся. Покинутое «вольво» продолжало сиять, подобно Mary Celeste («Небесной Мэри»).

Он заглушил мотор, вынул ключ и вышел из машины. От холода у него перехватило дыхание. Дрожа в своем морском костюме и тонких городских туфлях, Берри продвигался к груде острых голых сучьев примерно в пяти метрах от дороги. Позади этой колючей завесы свет от «вольво» был тусклым, окаймленным тенями. Сквозь дымку собственного дыхания Берри различил две фигуры на краю чего-то похожего на небольшой пруд.

На замерзшем торфянике лежал без всяких признаков жизни фазан. Один человек стоял над ним на коленях. С ужасом в голосе он говорил:

— Всегда буду винить себя за то, что заставил тебя ехать коротким путем, и в результате уничтожил живое существо. Все, к чему я ни прикасаюсь, превращается в пепел.

Другой голос произнес:

— Я совсем окоченел. Закопай его или сделай ему искусственное дыхание и поехали домой.

Стоявший на коленях человек зарыдал. Он повернул голову к Берри. В его красивых темных глазах блестели бусинки слез.

Они смотрели друг на друга. Встреча была неожиданной, непостижимой.

— Рэн? — рискнул Берри. — Рэн Веррол, не так ли? Мы вместе учились в школе.

Рэн вскочил, проведя рукавом по лицу.

— Что за чертовщина! Не могу поверить — Гектор Берроун.

— Привет, привет, — сказал Берри. — А я думал, чья же это машина…

— Мой главный человек из «Микадо», — сказал Рэн, неожиданно усмехаясь. Он жестом указал на находившуюся частично в тени фигуру другого человека. — Это Роджер.

Берри с Роджером обменялись неопределенными улыбками, не зная, пожимать друг другу руки или нет.

— Просто невероятно! — счастливым голосом сказал Рэн. — Мы с Берри вместе учились в школе, Родж. Я был Юм-Юм, а он Нанки-Пу. Я должен был целовать его в губы, а это нелегко забывается.

Берри уже заставил себя забыть это. Теперь он вспомнил и был рад тому, что слишком замерз, чтобы краснеть. Тогда мысли о том, что ему завидует полшколы, чуть не доконали его.

— У него был прелестный голос, — продолжал Рэн, видимо, не обращая внимания на трескучий мороз. — Меня же выбрали лишь потому, что в кимоно я выглядел очень мило. Ну да ладно. Как поживаешь, старый бродячий менестрель?

— Очень хорошо, — сказал Берри. — Не мог бы ты сдвинуть свой автомобиль? Он загораживает дорогу.

— Прошло уже не менее десяти лет, — продолжал Рэн.

— Да, — Берри чувствовал, что теряет нить беседы. — Если бы ты дал мне возможность проехать…

— Пропусти человека, — сказал Роджер. — Хочу домой. Роза будет беспокоиться.

— У меня есть дочь, — объявил Рэн. — Ее зовут Линнет. Ей пять лет. А ты обзавелся потомством?

— Пока что нет. Я женюсь следующим летом.

«Какой абсурд, — подумал Берри, — вести здесь задушевные беседы».

— Наделай побольше детей, — сказал Рэн. — Они — единственное, что имеет смысл в этой жизни. — Он посмотрел на лежащего на мерзлой земле фазана. — Моей Линнет очень понравилась бы эта птица. Ее влечет все живое. Я приготовил ей морскую свинку.

— Роза сойдет с ума, — предсказал Роджер. — Не удивляйся, если она зажарит птицу.

Рэн печально созерцал мертвого фазана. Несмотря на холод, он был готов произнести надгробную речь.

— Мы сбили его. Я велел Роджеру остановиться, но сделать ничего не мог. Было слишком поздно. — Его сотрясали рыдания.

Рэн отличался этим еще в школе. Берри вспомнил, как его в слезах выводили с экзаменов и с церковной службы. Он безучастно наблюдал за происходящим, стремясь снова упомянуть об автомобиле. Полли будет ждать, а ее обеды были такими, что быстро портились.

— Его бросила подруга, — разъяснил Роджер.

— Понимаю.

— Пошли, Святой Франциск. Назад, в Ассиз.

— Я должен последовать за его душой, — сказал Рэн. — Она еще парит.

Нежданно-негаданно фазан ожил. Сильно взмахнув крыльями, он поднялся с земли и, потеряв ориентацию, влетел в лицо Берри. Кожаные подметки его дорогих, ручной работы, туфель заскользили по комьям замерзшей земли. Следующие несколько секунд проходили как при замедленной съемке. У Берри было мгновение, чтобы понять происходящее и ужаснуться, прежде чем он начал съезжать вниз. Мгновенно, но в мельчайших подробностях, он осознал, что навстречу ему несется темный пруд, готовый поглотить его. Он рухнул на тонкую корку льда, оказавшись в ледяной воде глубиной в два фута. Острые льдины врезались в одежду. Морозный поток заглушил мучительный крик. Холод охватил живот и нижнюю часть тела, превратив Берри в объект картины «Отступление французов из Москвы».

К ужасу происходящего добавилось сильное смущение. Берри пытался подняться на ноги, волоча за собой пряди водорослей, приставшие к его ногам. Он сумел ухватиться за протянутую руку Роджера и выбраться на берег. Его очки были в грязи. Судорожно глотая воздух, он снял их и машинально полез в мокрый карман за платком.

— Возьми, — Роджер передал ему свой платок.

— Спа… асибо…

— Жив?

— Думаю, да…

— Я не убил его, — восторженно проговорил Рэн. — Он указал на фазана, скрывшегося в зарослях. — На мне нет крови.

В этот момент Берри понял, что у него в руках больше нет ключей от автомобиля.

— Я уронил ключи! — простонал он. — Боже праведный!

Мало сказать, что он боялся Полли: она убьет его за это. И — о Боже! — номер телефона ее сельского дома был заперт в багажнике! Пока он не откроет его, он не сможет позвонить Полли и сообщить ей, что жив.

Он стоял на берегу пруда и стонал, объятый ужасом. Роджер засучил рукава, лег на землю и начал шарить рукой в замерзающей воде. Рэн сбросил свою кожаную куртку, накинул ее на плечи Берри и лег рядом с Роджером. Они вдвоем плескались руками в воде и чертыхались. Роджер порезал палец о разбитую пивную бутылку. Берри боролся с мертвящим чувством ползучей ирреальности. Как он мог попасть в такую ужасную ситуацию?

По дороге двигался другой автомобиль. Они услышали, как он затормозил прямо позади «вольво». Послышался раздражающий звук сигналов.

— Здорово, — пробормотал Роджер.

Дверь автомобиля хлопнула. Под серебристый блеск света фар ступил высокий человек. Он увидел Рэна и рявкнул:

— Так я и знал! Что происходит?

Он был очень красив и выглядел рассерженным бородатым ветхозаветным персонажем. Он молча выслушал невнятные объяснения. Рэн представил его как Эдварда Рекалвера.

Взяв руку Берри, Эдвард нахмурился:

— Вы погибли, — сказал он. — Где ваш дом?

— Не знаю… миль двадцать…

— Лучше отвезти вас в Мелизмейт.

— Но я не… не могу оставить…

— Об автомобиле не беспокойтесь. Я вернусь с сетью и прочешу пруд. Он неглубокий.

Сквозь пляску святого Витта, вызванную холодом, Берри почувствовал, что Рекалвер вносит в весь этот кошмар разумную струю. Дверь «БМВ» была не заперта. Рекалвер сел в машину, снял ее с ручного тормоза и велел Рэну и Роджеру столкнуть ее с дороги.

— Боюсь, мы не сможем посадить его в «вольво». Сзади лежат бревна.

— А что, у вас нет дров? Сказали бы мне. Я возьму Берроуна с собой. — Он уже знал фамилию Берри.

Берри полностью лишился способности двигаться. Рекалвер почти втащил его на сиденье своего «лэндровера». В машине была приятная теплота, от которой у Берри заболели руки. Уши гудели так, как будто были прибиты по обе стороны головы гвоздями. Рекалвер дал отмашку «вольво», в котором находились Роджер с Рэном. Он сел в «лэндровер», и они помчались вниз по дороге.

Берри взглянул на его безукоризненно правильный профиль. Рекалвер выглядел моложе, чем ему показалось вначале.

— Спасибо вам за все.

— Не за что, — проговорил Рекалвер.

— Ку… куда, вы сказали, везете меня?

— В Мелизмейт. В старое поместье, где живет Роджер. Всего в нескольких милях отсюда.

Держа кисти рук под мышками, Берри начал постепенно приходить в себя. Полли не будет особо злиться, если он в конце концов позвонит ей из поместья. Он может позаимствовать одежду, а деловой мистер Рекалвер воссоединит его с оставленным «БМВ». Затем он сможет освободиться от чокнутого Рэна Веррола и не увидит его еще десять лет.

— Одному Богу известно, что они подумают обо мне, — сказал он. — Не могу поверить, что я влип в такую дурацкую историю.

— Да, — кивнул Рекалвер, — с Рэном такое случается часто.

— Я знаю. Помню еще со школы.

— Так вот откуда вы знакомы. Но не беспокойтесь. Могу сказать, что в целом с вами все в порядке. Вы и не предполагали, что влипните в историю…

— Бог свидетель, нет, — сказал Берри, тоскливо размышляя о Полли и ее теплом домике.

— Рэн был женат на одной из девушек Мелизмейта, — сказал Рекалвер. — Я должен предупредить вас о ситуации в этом доме. Там полнейший кавардак. Они собираются продавать его. Они полностью на мели. — Он нахмурился, глядя на дорогу. — Это будет их первое Рождество без отца. Он умер в июне этого года.

— Надо же, — заметил Берри. — Какой ужас!

— Ужас и есть. Как бы то ни было, свыкнуться с этим невозможно. Он закатывал на Рождество такое… Им его ужасно не хватает. — Он бросил в сторону Берри неопределенный взгляд. — Да и со мной происходит то же самое. Я вырос с ним и знал его девочек с рождения. Он хотел, чтобы я позаботился о них.

— Вы любите их, — заметил Берри.

— Да, — сказал Рекалвер. — Понемногу оттаиваете?

— Понемногу да.

— Мы напоим вас чаем и дадим стаканчик бренди.

Берри понемногу стал успокаиваться. Рекалвер, видимо, понял, что от разговоров о смерти ему становится холоднее. Он сосредоточился на предполагаемом чае и спиртном. Его зубы перестали стучать, а веки смежила усталость.

Он понял, что задремал, лишь когда проснулся. Машина остановилась, Рекалвер тихонько тряс его за плечо.

— Вылезайте. Приехали.

Впечатления замаячили перед Берри, подобно разрозненным фрагментам безумного сна. Огромная входная дверь с вырезанными на камне словами и потрепанным гербом над ней.

— Будьте с ними полюбезнее, — посоветовал Рекалвер. — Они — не от мира сего. Но у них есть оправдание. Они готовы на все, лишь бы избежать правды о своем отце. — Он помог Берри выбраться из машины. — Дело в том, что он пустил себе пулю в лоб, размозжив голову в гостиной на нижнем этаже. Имейте это в виду, если они начнут нести всякую ерунду.

Глава четвертая

Руфа провела дрожащего незнакомца в единственную работающую ванную: сырой туннель на втором этаже с гулким эхом. Когда Берри вошел, он сделал над собой явное усилие, чтобы скрыть свой ужас. Руфе стало стыдно. Ванная представляла собой жалкое зрелище. По какой-то причине, о которой она сейчас не могла вспомнить, она была загромождена старыми велосипедами. Огромный чугунный резервуар был покрыт пятнами и трещинами, во многих местах эмаль быта стерта. Газовая колонка, примостившаяся на стене, подобно вредоносному насекомому, выдавала тонкую струйку тепловатой воды.