Руфа вдруг почувствовала острую режущую боль в животе, словно кто-то вонзил в нее несколько ножей. Она ощутила боль раньше, чем проснулась. Еще плохо соображая со сна, она подумала, что никогда прежде не испытывала таких жутких болей во время месячных. Но этого не может быть…

Она нащупала выключатель. Вся простыня под ней была залита кровью. Она смотрела на нее целую вечность, отказываясь поверить в то, что видела. Боль стала еще более сильной, словно кто-то повернул ножи внутри. Руфа издала дикий стон отчаяния.

Она еще не исправилась. Ее все еще наказывали. Она висела на самом краю мира, и больше не было абсолютно никакого оправдания ее существованию.

Глава тринадцатая

— Я думала о том, чтобы убрать стену между кухней и буфетной, — сказала Полли. — Чтобы сделать одну большую, теплую комнату, похожую на кухню в Мелизмейте, но почище и поаккуратнее. Я хотела бы воссоздать прежний дух этого дома.

Она подошла к столу, держа в руках белый будничный кофейник марки Уэджвуд, и налила ароматного черного кофе в его большую чашку с горячим молоком. Он что-то рассеянно пробормотал и с такой силой перевернул страницу «Гардиан», что смахнул на пол кусочек тоста, даже не заметив этого. Рэн не мог одновременно делать несколько вещей, а чтение «Гардиан» поглотило все его внимание.

Полли наклонилась поднять тост. Рим — в очередной раз напомнила она себе — был построен не за один день. Рэн не обращал внимания на то, что было вокруг него, и процесс великого обновления шел мучительно долго, но изменения уже были заметны. Она позволила себе смотреть на все это с оптимизмом. Его убогая кухня была теперь по крайней мере чистой. Стол был оттерт, появились новые стулья, фарфоровая посуда и кастрюли. Полли одержала безоговорочную победу над прежней хозяйкой, и сейчас, в этот холодный ноябрьский день, у них на кухне было тепло и уютно. Нужно будет не забыть разжечь заранее камин. В деревне они привыкли мерзнуть и видеть пар от своего дыхания за обедом. В отличие от Лондона здесь это вовсе не было признаком бедности.

Она продолжила намеренно веселым уверенным тоном, которым она старалась говорить каждый раз, когда ей необходимо было уговорить Рэна.

— И раз уж мы об этом заговорили, нам действительно следует убрать стену между общей комнатой и тем, что ты так мило называешь гостиной.

Рэн, сосредоточенно уткнувшийся в газету, машинально допил кофе и стал ковырять концом серебряной чайной ложки в ухе.

— Когда-то это, наверное, была настоящая гостиная, — сказала Полли. — Это будет большая гостиная. Я думаю, в ней должно быть много света, что характерно для таких домов в раннем георгианском стиле, как наш. — Она вздохнула. — Если бы у меня была волшебная палочка, я бы сделала так, чтобы все было готово уже к сегодняшнему вечеру. Я сделала все, что смогла, но это все еще кошмар для хозяйки дома. Туалет внизу просто в ужасном состоянии. Это еще одно, чем необходимо заняться до наступления зимы. — Она села за стол напротив него, выжидающе сложив руки на столе.

Рэн взглянул на нее.

— Хм-м?..

— Я говорю о туалете внизу.

— Он что, опять засорился?

Полли снова вздохнула.

— Нужны новая раковина, новый унитаз, новая дверь и эта великолепная темно-зеленая краска, которую делает Джон Оливер. И мне еще нужно решить, подойдут ли туда гравюры, изображающие сцены охоты восемнадцатого века; я пока сомневаюсь, не могу понять: классический стиль — не слишком ли это банально и избито?

Рассеянно-непонимающее выражение исчезло с лица Рэна.

— Послушай, Полл, это будет стоить чертовски дорого.

Она улыбнулась, отпив кофе и наслаждаясь созданной ею безмятежной картиной.

— Я понимаю, это огромный проект, но его можно осуществлять поэтапно. Я могла бы воспользоваться услугами фирмы Бикерстафф. Их услуги очень дороги, но они стоят того — так сказала мне бедняжка Руфа всего за несколько дней до того, как сбежала от мужа.

Рэн не был готов к тому, чтобы перейти к разговору о Руфе.

— Это будет стоить огромных денег, — повторил он. — В его лучистых глазах появился упрямый блеск.

Полли проговорила ласковым голосом:

— О, дорогой, тебе не стоит беспокоиться об этом. Я не Кристина Онассис, но достаточно обеспечена, чтобы позволить себе немного перестроить этот дом. Я рассматриваю это как вложение в будущее.

— Но это твои деньги, — сказал Рэн. — Я не могу позволить тебе тратить свои деньги на мой дом.

Полли прошептала:

— Это наши деньги. И наш дом.

Его безупречные брови угрожающе сошлись вместе.

— Если хочешь знать правду, я не хочу больше никаких изменений. Мне нравится все как есть.

— Ты говоришь глупости, — начала сердиться Полли. Ей уже трудно было сохранять спокойный и беззаботный тон. — Не может же тебе нравиться весь этот беспорядок.

— Мне нужна гостиная для медитации.

— Ты сможешь медитировать в новой гостиной.

— Почему ты хочешь снести все мои стены? — жалобно спросил Рэн. — Это мой дом!

Свадебное платье Полли все еще висело в синем защитном мешке для перевозки трупов на дверце шкафа. Она не думала, что должна напоминать ему о таком очевидном факте — о том, что это и ее дом тоже. Она улыбнулась, глядя в его божественные глаза. — Милый, честно говоря, я не собираюсь разрушать твой дом. Я знаю, что без конца твержу о новом оформлении интерьера. Я просто очень волнуюсь насчет сегодняшнего вечера.

— Сегодняшнего вечера? — с невинным видом переспросил Рэн.

Она снисходительно рассмеялась.

— Ты забыл, не так ли? Сегодня я устраиваю обед для Хьюго, Джастин и родителей Хьюго.

— О, хорошо…

— Признаюсь, что я всегда очень нервничаю, когда готовлюсь к приему гостей. Мне так давно не приходилось готовить праздничный обед, я бы с удовольствием снова пригласила бедняжку Руфу, если бы только она не вышла замуж за деньги, а потом не сбежала со своим любовником и не бросила это занятие. Я не знаю больше никого, кому бы я могла доверить этих фазанов.

Рэн сложил газету. С видом человека, приготовившегося к расстрелу, он проговорил:

— Дело в том, что, мне действительно очень жаль, меня здесь не будет.

В воздухе повисла тишина. Губы Полли побелели и сжались от ярости. Этот званый обед был необходим ей для того, чтобы познакомиться с местным обществом. Жизнь в деревне обязывает поддерживать отношения с нужными соседями; к сожалению, покойный отец Рэна об этом не побеспокоился. Родители Хьюго были крупными землевладельцами и весьма заметными фигурами в этом районе Глостершира. Как смеет Рэн вести себя так, словно он впервые слышит о сегодняшнем званом обеде, когда она уже несколько недель мучается над составлением меню.

— Конечно же, ты будешь здесь, — сказала она. — Где еще ты можешь быть?

Он смотрел на нее с несчастным видом.

— Дело в том, что сегодня пятое ноября.

— И…

— Извини, что я забыл сказать тебе, но Нэнси пригласила нескольких человек на праздник с фейерверками.

«Проклятая Нэнси, — раздраженно подумала Полли, — почему она не может уехать обратно в Лондон?»

— Ну, я думаю, она поймет, если ты скажешь, что не можешь прийти.

— Я должен быть там, — проговорил Рэн. — Я обещал Линнет.

— Но ты был там только два дня назад, на ее дне рождения. Я думаю, что для разнообразия ты бы мог уделить немного внимания и мне. — Полли замолчала; она знала, что не стоит ныть и жаловаться. — В конце концов, я проделала весь этот путь в Лондон за этим розовым велосипедом.

— Нет, я не могу подвести их, — торжественно произнес Рэн. — Нэнси организовала этот праздник специально для того, чтобы развеселить Линнет.

— Она показалась мне достаточно веселой.

— Она скучает по Руфе.

— Ради Бога! — резко оборвала его Полли. — Ты вечно несешься в Мелизмейт. Ты практически живешь там. Я бы хотела, чтобы ты, наконец, понял, что ты больше не принадлежишь к семейству Хейсти. Ты выглядишь ужасно глупо, продолжая крутиться возле них.

— Я лучше буду крутиться возле них, чем возле этого болвана Хьюго, — с жаром выпалил Рэн.

— О, я прекрасно понимаю, в чем тут дело: ты снова одержим Лидией.

— Я не одержим. — Это было его больное место.

— Только потому, что она стала петь в хоре и у нее появилась собственная жизнь…

— Дело вовсе не в Лидии.

— Я думаю, что должна пойти на компромисс, — ледяным тоном проговорила Полли. — Моя мама всегда говорит, что это основа семейного счастья. Раз уж ты обещал, то покажись там ненадолго, я думаю, праздник начнется рано из-за Линнет. Но тебе придется уйти не позднее семи часов. И пожалуйста, не надевай туда свой новый костюм, ты наденешь его, когда вернешься домой.

— Я не собираюсь возвращаться домой, — Рэн был непреклонен, как никогда. — Я останусь там до конца. Я уже купил бенгальские огни.

— Ты будешь дома в семь часов! — рассвирепела Полли. — Я пригласила д'Аламберов в гости к нам как к семейной паре. Я сказала им, пока неофициально, что скоро у нас будет свадьба. Если тебя не будет здесь, это будет выглядеть просто ужасно.

— Какая, к черту, свадьба! — заорал Рэн. — Тебе следовало бы сначала сказать об этом мне, прежде чем всем вокруг. Разве я согласился?

Она встала — ее просто трясло от ярости.

— Каждый раз, когда я делаю то, что тебе не нравится, ты пытаешься разрушить все, делая вид, что мы не собираемся пожениться. Ты ведешь себя как ребенок, который пытается вызвать к себе жалость. Зачем бы я стала тратить столько денег?

— Я уже говорил тебе: мне не нужны твои деньги!

— Какие мы гордые и благородные! Я жду тебя здесь к семи часам. Если ты опоздаешь хоть на минуту, будешь спать на диване. — Полли собиралась величественно удалиться, сильно хлопнув дверью, но Рэн разрушил все ее планы, вскочив со стула и раскидав во все стороны кусочки тоста.

— Я вернусь домой когда захочу! Этот вечер принадлежит Линнет — ты вечно пытаешься встать между нами!

Он первым вылетел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что свадебное платье Полли подпрыгнуло в своем пластиковом саване.

* * *

Нэнси принесла тарелки с пирожками с мясом на двор у конюшни, где Роджер развел костер. От трехметровой стены оранжевого пламени во все стороны летели искры, как пули снайпера. На столе были выставлены напитки и легкие закуски. Все, казалось, шло отлично, но у Нэнси еще были какие-то сомнения. Дело было не только в том, что все вокруг знали о том, какая история произошла с Руфой, — это был первый вечер, который она организовала сама.

Она остановилась на мгновение, скованная приступом острой тоски по Руфе. С тех пор как Эдвард привез новость из Оксфорда, Нэнси пролила целые реки слез. Где, в самом деле, может скрываться эта дурочка? Роза утверждала, что Руфа никуда не денется и через несколько дней вернется домой, но Нэнси гораздо лучше знала свою сестру. Она могла быть ужасно упрямой. Она в большей степени, чем все остальные в семье, могла испытывать чувство стыда — Руфа ни за что не посмотрит им в глаза, пока не сможет посмотреть в глаза самой себе. Она скорее умрет, чем вернется домой.

Нэнси прорыдала всю ночь на плече Рошана, представляя себе сестру в полном одиночестве. Она примчалась в Мелизмейт и настояла на том, чтобы обратиться в полицию. Однако Руфа была взрослым человеком, и полиция в данном случае ничего не могла сделать. Их единственной надеждой был Эдвард. Примерно через неделю после того, как пришла открытка из Дарема, Эдвард обнаружил, что Руфа снимала деньги с кредитной карточки в Эдинбурге. Сейчас он ищет ее, и, как только найдет, немедленно сообщит им. Нэнси любила его за то, что он любит Руфу. Она просто не представляла, как она могла бы справиться со своим беспокойством, если бы не знала, что Эдвард занимается поиском Руфы.

Этот вечер был попыткой прогнать страх. Они все были очень напуганы. Настоящий Мужчина всегда именно так реагировал на любую беду — устраивал праздник, и сейчас они пытались вызвать его дух. Нэнси была потрясена тем количеством работы, которую ей нужно было проделать, — всех обзвонить, все купить, все нарезать и приготовить. Обычно все это делала Руфа, умудряясь при этом выглядеть так, словно это доставляло ей удовольствие. Она была просто волшебницей!

Но я, подумала Нэнси, должна все организовать по-своему.

Роза чинно переходила от одной группы гостей к другой, наполняя опустевшие бокалы. Лидия и Селена наконец ожили. Вернувшись домой, Нэнси была поражена переменами, произошедшими в ее сестрах. Она постоянно задавалась вопросом, было ли это возможно, если бы не исчезновение Руфы. Селена, которую она в последний раз видела уныло отправлявшейся на фотосъемки, удивила Нэнси, встретив ее на станции в белом «гольфе». Вернувшись в Мелизмейт, она сдала на права, и теперь возила Линнет в школу. На ужин она приготовила изумительную оленину в горшочке. Она была еще слишком молода, а потому легко забыла о прошедшем кошмарном годе и вновь стала гордостью школы Святой Гильдегарды, словно Настоящий Мужчина и не умирал.