Она спросила:

— А мы не можем поговорить здесь?

— Нет!

— Ну хорошо.

Вокруг было полно людей.

— Пойдем наверх. Только давай побыстрее. — Она повела его вверх по деревянной лестнице. — Не так страшно, если я пропущу следующую партию фейерверков, но сразу после этого мы будем петь.

Рэн едва поспевал за ней.

— Петь?

— Мы подготовили несколько мадригалов.

— Хм, полагаю, это была идея Лысого.

— Нет, — невозмутимо проговорила Лидия, — это была моя идея. Я уверена, что ты предпочел бы ритуальные мантры, но я люблю петь мадригалы. Фил говорит, что в зале отличная акустика. — Она вошла в свою спальню и включила свет. — Ну, говори.

Рэн был озадачен. Последний раз он был в спальне Лидии задолго до реконструкции Мелизмейта. Подсознательно он предполагал, что вновь окажется в убогой комнатушке с облупившимися стенами. Он был совершенно не готов к тому, чтобы увидеть этот прелестный, залитый мягким светом будуар с обивкой из мебельного ситца.

— О, Лидия, я тебя не узнаю, — грустно произнес он. — Что с тобой произошло?

— Ничего. Я всегда была такой. Я люблю хорошую музыку и красивые вещи. Мне нравится отправлять Линнет в школу в приличной одежде.

Рэн в смятении ходил взад и вперед по гладко отполированному полу и коврикам с цветочным узором.

— Тебе никогда это не нравилось, когда ты жила со мной.

— Я достаточно сильно любила тебя, чтобы обходиться без всего этого.

— Вот уж не предполагал, что ты такая собственница.

— Ну, это не совсем так, — сказала Лидия. — Дело вовсе не в вещах, а в стандартах, по которым живут другие люди.

— Прекрати, — жалобно попросил Рэн. — Ты говоришь как Полли.

— На самом деле она многому меня научила.

— Это не ты!

Лидия вдруг заметила, что на прекрасном лице Рэна уже появились морщины, а на висках седина. Так же, как Настоящий Мужчина, он не мог поспорить со временем. С каждым годом он становился все менее совершенным.

Лидия приняла твердое, осознанное решение не позволить ему превратиться в Настоящего Мужчину. Она села на кровать.

— Мне очень жаль, что тебе не нравятся произошедшие во мне перемены. Но у тебя нет никакого права возражать против них.

— Есть, если это влияет на мою дочь, — сказал Рэн.

Лидия ждала этих слов и была к ним готова.

— Линнет чувствует себя хорошо, как никогда, — спокойно произнесла она. — Она ведет правильный образ жизни. В школе у нее появились подруги, и никто больше не считает ее изгоем. Если ты собираешься критиковать то, как я воспитываю дочь, иди к черту!

Рэн вытаращил глаза. Лидия никогда не позволяла себе таких выражений.

Она ждала, чтобы он осознал высоту горы, на которую ему предстоит взобраться. В комнате повисла тишина, которую она не хотела нарушать первой. Снизу доносился смех и громкие голоса.

Рэн перестал ходить по комнате. Он выглядел бледным и вмиг постаревшим.

— Девочки, а вернее, их родители, не приглашали ее домой поиграть, — сказала Лидия, — потому что ее нищая мать, пребывающая в вечной депрессии, живет на свалке, а ее отец, сексуальный маньяк, тоже живет на свалке. Ее единственными друзьями были Братья Рессани.

— Сексуальный маньяк? — Рэн был настолько поражен, что впал в транс и мог повторять только ключевые слова. Его нежная кроткая Лидия никогда не говорила с ним так.

Она вздохнула.

— По-моему, это ты хотел поговорить, а на самом деле говорю я. Извини.

— Тебе следовало рассказать мне о Линнет, — мягко сказал он.

— И что бы ты сделал?

— Я не знаю. Придумал бы что-нибудь. Мне больно видеть ее несчастной. Я ненавижу себя за то, что позволил Полли вклиниться между нами. Ну почему я такое дерьмо?

Она улыбнулась.

— Ты хватаешь все, что тебе нравится, не думая о последствиях. Как Линнет, когда она гоняется за лебедями.

Он не плакал, не злился и не старался оправдаться.

— Если бы я только мог повернуть время назад… — тихо проговорил он. — Я сделал несколько неслыханных ошибок.

— Полли тоже ошибка?

— Бедняжка, это не ее вина.

Лидия повторила:

— Полли тоже ошибка?

— Да, — покорно проговорил Рэн. — О Боже, это ужасно! Если бы ты только видела, что она сделала с моим домом. Она думает, что купила меня. Я не могу заставить ее понять, что я не собираюсь на ней жениться.

— Но ты женишься на ней?

Рэн взял ее руку.

— Нет. Я не собираюсь жениться на Полли. Я вбил себе в голову, что влюблен в нее, ну, ты меня знаешь.

Рука Лидии напряглась в его руках.

— И ты собираешься сказать ей об этом?

— Да. Несмотря на то что она, наверное, убьет меня и выселит из дома до тех пор, пока я не верну ей все деньги, потраченные на обустройство. Мне все равно. Но в любом случае это лучше, чем причинять боль моей малышке. — Рэн тихо застонал и прижал руку Лидии к своей щеке. — На этот раз я здорово влип, да? Я смотрю на тебя и вижу, каким же дураком я был, что отпустил тебя. Извини, что я разозлился сегодня, но ты потрясающе красива, к тому же я не могу игнорировать твои мысленные сообщения.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой навсегда, тебе придется жить по другим правилам, — сказала Лидия. — Ты знаешь, о чем я говорю. — Она затаила дыхание, но потом заставила себя продолжить речь, которую мысленно произносила уже столько раз. — Я была очень несчастна, когда жила с тобой. Когда ты изменил мне в первый раз, я думала, что умру. Ты сказал мне, что я привыкну к этому…

— О Боже! — Рэн содрогнулся. — Неужели я это сказал?

— Но я так и не смогла к этому привыкнуть. Каждый раз я словно заново умирала. Но я продолжала надеяться, что ты снова захочешь быть со мной. — Она говорила, с трудом сдерживая слезы. — Возможно, это было бы не так важно, если бы я не любила тебя.

Он вновь стал прежним молодым Рэном. Впервые за весь вечер он широко улыбнулся.

— Ты все еще любишь меня?

— Не понимаю, как ты можешь спрашивать меня об этом. Я никогда не переставала любить тебя ни на секунду… — проговорила Лидия, задыхаясь от рыданий.

Он вскочил с полу, сел рядом с ней на кровать и сжал ее в своих объятиях. Он нежно положил ее голову на свое плечо и прошептал:

— Лидия, пожалуйста, прости меня, и давай начнем все сначала. Я ужасный идиот, но я, по крайней мере, понял, что никогда не буду счастлив без тебя. И без Линнет. Я хочу вновь обрести свою семью.

* * *

Вечер для Нэнси закончился тем, что она страшно разозлилась на Лидию. Во время ужина она вдруг исчезла, оставив сестер развлекать всех этих людей из хора и делать вид, что они просто в восторге, когда те вдруг начали петь мадригалы. Они явно были озадачены отсутствием Лидии, и Нэнси пришлось срочно выдумывать малоубедительную историю о внезапной мигрени. Все они поверили в это и, прощаясь, дружно выражали свою озабоченность.

Вечер уже близился к завершению, последние гости из числа любителей выпить по-дружески помогали убирать посуду. Линнет и оставшаяся ее подруга, Лорен Поултер, лежа на диване в гостиной, слипающимися глазами смотрели «Русалочку». Роза и Нэнси сгребали в мусорное ведро остатки пищи и ставили тарелки в посудомоечную машину. Селена стояла у раковины и отмывала кастрюли.

Среди всей этой суматохи Нэнси не сразу заметила Полли. Она стояла, дрожа от ярости, среди грубых вязаных жакетов и черных от сажи рук последних гостей. Поверх ее короткого нарядного платья из черного бархата было новое шикарное пальто от Барбур. На ее шее сверкал бриллиант.

— Я пришла за Рэном. — Она была слишком рассержена, чтобы заботиться о том, кто слышит ее слова.

Нэнси выбросила картофельные очистки в мусорное ведро.

— Рэн? Я думала, что он давным-давно ушел. Разве он не дома?

— Я знаю, что он здесь, Нэнси, — проговорила Полли. — И если я сейчас же не увижу его, я не увижу его больше никогда.

— Послушай, никто не собирается его прятать. — Нэнси коснулась плеча Розы. — Мам, ты не видела Рэна?

— Нет, и я также не видела эту несносную Лидию. Как могла она бросить нас одних со своим хором? Я не знала, куда деваться, когда они вдруг запели эти свои мадригалы. Ну и чепуха! — Роза выпила достаточно, чтобы достичь уровня, когда она не стеснялась говорить суровую правду.

На хорошеньком лице Полли застыла маска японского театра Ноо, выражающая страшное возмущение.

— Мне пришлось одной развлекать гостей. Я в жизни не испытывала такого унижения. И я не собираюсь сидеть и ждать, когда он соизволит вернуться домой.

— Хорошо, ты можешь не стесняться и поискать его по дому, — любезно предложила Роза. — Кстати, раз уж ты пришла, не хочешь выпить чашечку чая?

— Нет, спасибо. — Полли решительно направилась к большому залу, откуда доносился громкий смех. В дверях она нетерпеливо фыркнула и, передумав, направилась в сторону лестницы.

Роза и Нэнси смотрели на нее с выражением вежливого сочувствия.

Роза проговорила:

— Пусть лучше увидит сама. Он никогда не решится сказать ей.

Нэнси вздохнула и округлила глаза.

— Лидия совсем спятила. Почему она не могла соблазнить кого-нибудь другого?

— Потому что он ее муж, — сказала Роза. — В отличие от Рэна она знает, что брак не разлагается под действием микроорганизмов, особенно если в семье есть ребенок. Он должен понять, что нет такого понятия, как одноразовый брак. Настоящий Мужчина всегда знал это. Поэтому он всегда возвращался домой.

Нэнси была удивлена. Она никогда не слышала, чтобы мать говорила об отце осуждающе.

— Ты была любовью всей его жизни.

— Да, потому что я вышла за него замуж и все терпела. Но это было не просто. Почему, ты думаешь, я выглядела такой старой и вся была покрыта морщинами, а он нет? Я была его портретом на чердаке. — Она протрезвела и заметила удивление Нэнси. — О, дорогая, меня вполне устраивала такая жизнь. Все это компенсировалось многим другим. Я сама выбрала такую жизнь так же, как и Лидия. И потом, двое людей, у которых есть такой замечательный ребенок, как моя Линнет, обязательно должны быть вместе. — Она бросилась вперед и схватила свой бокал. — Быстренько налей мне еще немного, пока я не превратилась в Энн Уидеком[2].

Торжественной поступью на кухню вошла Полли с побелевшим лицом и горящими глазами.

Роза спросила:

— Ты нашла его?

Полли не ответила. Она обвела комнату испепеляющим взглядом, а потом бросилась вон через черный ход, как злая фея на крестинах.

Нэнси все поняла через полчаса, когда понесла спящую Линнет наверх. Дверь в комнату Лидии была слегка приоткрыта. Лидия и Рэн крепко спали на смятой постели в объятиях друг друга.

Глава четырнадцатая

Руфа стояла на переходе у отеля «Каледониан», пытаясь защититься от ветра. Жизнь в этом городе была бесконечной борьбой с ветром врукопашную. Ветер дочиста отчищал серые камни, подгонял толпы людей, отправившихся за покупками на Принсес-стрит, завывал в каньонах Нового города. Жесткие снежинки хлестали Руфу по лицу. Стоял просто невероятный холод, от которого даже в перчатках ныли руки.

Когда она уже готова была расплакаться, ее вновь вдруг охватило странное и неприятное чувство какой-то отрешенности. Грохот машин, толпы усталых людей, ярко освещенные рождественские витрины — все казалось каким-то нереальным и плоским, как картинка. Руфа попыталась вновь обрести связь с реальностью, чтобы вспомнить дорогу домой. Ей следовало остаться дома и сидеть там, закутавшись в пальто и взятое напрокат пуховое одеяло.

Но ей нужно было найти подарок для Линнет. Это была очень большая программа. Она в течение многих часов бродила с остекленевшим взглядом по магазинам детских игрушек, прежде чем купила кукольный чайный сервиз. Потом еще нужно было найти оберточную бумагу, открытку с надписью «Шесть лет» и большой упаковочный пакет «Джифи бэг». Раньше ей потребовалось бы на это не больше часа. Сейчас ей пришлось затратить на все это огромное количество энергии. В очереди на почте она потеряла сознание.

Она оказалась в очень неловком положении. Там было полно старушек, пришедших получать пенсию, и ей с трудом удалось вырваться от них. Они хотели вызвать «скорую помощь», но сразу успокоились, как только Руфа соврала, что она беременна. Беременность, казалось, могла объяснить любые проявления болезни. Руфа подумала, что если бы у нее вдруг оторвалась голова и покатилась в канаву, но она сказала бы, что беременна, все бы облегченно вздохнули и произнесли: «Ох, ну тогда не о чем беспокоиться».