Эдвард сердито фыркнул.

— «Была готова спать» совсем не то же самое, что хотела спать со мной. Каждый раз, когда я приближался к тебе, ты принимала такой вид, словно пришла к зубному врачу.

— Вовсе нет!

— Мне так казалось. И я не мог заниматься с тобой любовью в таких условиях.

— Ты слишком гордый.

— Да.

— Но, Эдвард, — умоляюще прошептала она — ведь сейчас все совсем иначе.

— Ты имеешь в виду — после Тристана? Не хочешь ли ты сказать, что я должен его поблагодарить за то, что у тебя появился интерес ко мне?

Руфа сморщилась от боли:

— Это нечестно.

— В чем бы ни была проблема, ему, видимо, удалось устранить ее, — сказал Эдвард. — Он застонал и отодвинулся от нее. — Господи, ну и момент ты выбрала, чтобы рассказать мне об этом!

— Я все делаю не так, — в отчаянии проговорила Руфа. — Возможно, что именно благодаря ему, я… Но если бы ты спал со мной, я все это узнала бы от тебя.

Он разозлился и изо всех старался сдержать свою ярость.

— Ты хочешь сказать, что я должен был заставлять тебя до тех пор, пока тебе бы это не понравилось? Тристан поступил именно так?

— Нет! — резко ответила она. — Я думала, мы договорились забыть о том, что было. Или это касается только меня?

— Ты ждешь, что я извинюсь перед тобой за то, что я вел себя слишком прилично и не изнасиловал тебя…

— Вовсе нет!

Он прорычал:

— Это ужасно глупо. Вчера в это же время я думал, что сидеть рядом с тобой — это и есть абсолютное счастье. А теперь мы с тобой ссоримся, прямо как супружеская пара.

— Все, что я пытаюсь тебе сказать, это то, что я люблю тебя, — сказала Руфа. — И то, что мне очень понравилось, как ты трахал меня.

— Ты была пьяна.

— Надо было мне снова напиться, чтобы ты опять меня трахнул. — Она разочарованно улыбнулась. — Тебе не нравится, когда я произношу слово «трахал», да?

— Не очень. Мне кажется, это не очень уместно и совсем не похоже на тебя.

— Откуда тебе знать, какая я на самом деле? Ты создал для себя идеальный образ, и ему иногда очень трудно соответствовать. Ты не трахался со мной, и я думала, что ты не хочешь меня.

— Ты ошибалась. — Эдвард взял ее руку и прижал ее к своему паху, чтобы она почувствовала его эрекцию. — Видишь, как сильно я тебя хочу.

У Руфы закружилась голова. Все ее тело заныло от желания.

Он придвинулся к ней и отстегнул ее ремень безопасности. Он жадно приник к ее губам. Они попытались расстегнуть друг на друге бесчисленные слои одежды. Когда Эдвард оторвался от нее, они оба с трудом дышали. Она испугалась, что он снова рассердился, но он улыбался. Он не мог оторвать от нее глаз.

— Может быть, я действительно совсем не знаю тебя, — сказал он, — но я думаю, что ты вряд ли предпочитаешь, чтобы тебя трахали в машине.

* * *

Бреймар был расположен на одной из улиц на окраине Бервика и являл собой жалкое подобие каменного особняка эпохи Тюдоров. Крупные мокрые снежинки таяли, падая на бетонную подъездную дорожку. Дом был полностью погружен в темноту, лишь над крыльцом горел слабый призрачный свет. В окне у входа была выставлена табличка: «разумные цены — спальни с туалетом и душем — свободные места».

— Все только самое лучшее, — сказал Эдвард. — Пошли. Давай кого-нибудь разбудим.

Он выскочил из машины навстречу ветру и помог выйти Руфе. Обнимая ее одной рукой, он нажал на звонок. Где-то в глубине дома раздался пронзительный звук, который эхом разнесся по всему погруженному в сон дому.

— Не замерзай, — сказал он. — Он крепко обнял ее, и они снова стали целоваться. Ей было даже немного стыдно оттого, что она так сильно его хочет. В его прикосновениях чувствовались настойчивость и уверенность, и это пробудило в ней страстное желание, которое она когда-то испытывала по отношению к Тристану, и что-то еще, в самой глубине ее сердца. Она прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на ощущении его рук, пытавшихся проникнуть через одежду к ее груди.

Внутри дома хлопнула дверь. Они отскочили друг от друга, их сердца бешено колотились. Послышались мягкие шаги по лестнице. На крыльце вспыхнул свет, и они смогли разглядеть за замерзшим стеклом нескладную фигуру в чем-то розовом. Седая женщина очень долго возилась с засовами и замками, потом, наконец, чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Что вы хотели?

— Извините за беспокойство, — сказал Эдвард. — Я знаю, что уже очень поздно, но нам с женой нужна комната.

Женщина с сомнением посмотрела на них.

— Боюсь, что мы не сдаем комнаты людям с улицы.

— Пожалуйста, — попросила Руфа. — Нам очень неловко, что нам пришлось вас побеспокоить, но… — Она улыбнулась Эдварду. — Но у нас медовый месяц.

Эдвард почувствовал прилив такого счастья, что на глаза у него навернулись слезы. Он обнял Руфу за талию.

— Да. Мы поженились всего несколько часов назад.

Лицо женщины смягчилось. Она плотнее запахнула свой розовый халат.

— Ох вы, бедняжки… И в такую ужасную погоду. Ну не могу же я вас выгнать на улицу в такое время года. — Улыбаясь, она впустила их в дом. — Я сдам вам одну из комнат с туалетом и душем.

Она привела их в большую, ярко освещенную комнату с несколько кричащим убранством. Над изголовьем широкой двуспальной кровати висела гравюра с картины Лэндсира «Шотландский монарх». В комнате было очень тепло и слишком светло. Как только женщина вышла, пожелав им спокойной ночи, Эдвард выключил эту чудовищно-яркую люстру. Комнату окутал полумрак.

Он спросил:

— Это место тебя устроит?

Руфа прошептала:

— Здесь просто чудесно.

— А как ты себя чувствуешь?

— Замечательно, — сказала Руфа. — Прекрати меня спрашивать, на этот раз я не собираюсь отключаться. Я совершенно трезвая и в своем уме.

— А я нет. Это самое романтическое приключение в моей жизни. — Он крепко обнял ее и уткнулся лицом в ее шею. — Я едва смог дождаться, когда я смогу показать тебе, как сильно я тебя люблю.

Руфа прошептала:

— Покажи мне, что ты хотел со мной сделать, когда я заставила тебя отчаянно хотеть секса.

Он начал срывать с нее одежду и, прежде чем успел снять все, что на ней было, уже вошел в нее. Полуодетые они упали на нейлоновое атласное покрывало и отдались страсти. Он прошептал в ее ухо:

— Ру, дорогая, я так сильно тебя люблю, ты возмутительно красива. Я просто схожу с ума от любви к тебе, даже у алтаря я почувствовал желание. Я хотел бы остаться внутри тебя на всю оставшуюся жизнь…

Они одновременно испытали оргазм, и глаза их наполнились слезами счастья. Потом Руфа лежала в состоянии полнейшего экстаза, прижав его голову к своей груди.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — сказала она. — И ты просто великолепно трахаешься.

Он тихо засмеялся.

— Звучит просто восхитительно, когда ты это произносишь. Возможно, я даже привыкну к этому слову.

— Тебе придется привыкнуть, — сказала Руфа, — потому что я больше никогда не покину тебя, ни на один день. Теперь ты никогда от меня не избавишься.

Глава шестнадцатая

— «На сердце у него было весело и легко», — читала Роза. — «И для него этого было вполне довольно. Больше он уже никогда не водил компанию с духами, — в этом смысле он придерживался принципов полного воздержания».

Она сидела на высоком табурете у плиты. На коленях у нее сидела Линнет, прижав к себе обоих Братьев Рессани. Роджер, Лидия, Селена и Рэн расположились за кухонным столом и пили уже третью чашку чая с глазированными имбирными звездочками, которые Селена испекла утром. Рэн плакал.

— «И про него шла молва, что никто не умеет так читать и справлять Святки, как он». — Роза взглянула на своих близких глазами, полными слез. — Ах, если бы и про нас могли сказать то же самое! Про всех нас! А теперь нам остается только повторить за Малюткой Тимом…

Она опустила книгу, и они все произнесли хором:

— Да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!

Чтение закончилось, как и много раз в прошлом, хлюпаньем носами и застенчивым смехом.

— Я постоянно вожу компанию с духами, — сказала Роза. — Кто-нибудь, пожалуйста, налейте мне большой стакан джина.

Линнет, льстивая, как хорек, соскользнула с ее колен.

— Когда приедет Руфа?

— Хватит спрашивать, дорогая. Ответ будет прежним.

— Мы ждем ее целый день, — сказал Роджер, налив Розе большой стакан джина. — Им, по-видимому, пришлось прервать свою поездку прошлой ночью из-за погоды.

— Мне все равно что уже поздно, — заявила Линнет. — Я буду ждать ее, пока она не приедет. Ну почему она так долго?

— Эдвард сказал, что им нужно еще кое-что купить, — сказала Роза. — Иди и посмотри фильм про Русалочку Мюриэль.

— Ариель, — поправила ее Линнет, бросив на нее уничтожающе-презрительный взгляд.

— Иди и смотри про кого хочешь и можешь взять шоколадку с елки.

— Ура! — Маленькая девочка радостно выбежала из кухни, держа над своей блестящей черной головкой медвежат.

Как только дверь в гостиную закрылась, Роза спросила:

— Что они там еще придумали? Я думала, Эдвард привезет мне несчастную безутешную Ниобу, а они отправились по магазинам. И Нэнси куда-то пропала. Она обещала вернуться к шести.

— Только послушайте миссис Крэтчит, — сказала Селена. Они с Лидией все еще хихикали над «Мюриэль».

Роза взяла стакан с джином из рук Роджера. Она не плакала, но только потому, что у нее на сердце — как у Скруджа — было весело и легко. Когда завтра утром она пойдет в деревенскую церковь смотреть выступление Линнет, играющей роль жены трактирщика в рождественской пьесе, все, кого она любит на земле, будут сидеть на скамье рядом с ней. Она подумала, что это, в сущности, так мало и в то же время так много.

Роджер понял. Пока Лидия и Селена дразнили Рэна из-за того, что он плакал по Малютке Тиму, он ласково коснулся ее плеча и прошептал:

— Ему бы это понравилось.

Роза смогла только кивнуть. Воспоминания о Настоящем Мужчине уже не были такими болезненными. Эти воспоминания по-прежнему заставляли ее плакать, но теперь они были радостными и светлыми, словно это он сам распространял их. Его присутствие ощущалось так, как никогда прежде, со дня его смерти. На прошлое Рождество они были слишком потрясены горем и просто ослепли от слез, чтобы заметить его.

Она не могла не удивляться произошедшим переменам. В это же время в прошлом году Селена была мрачной и угрюмой, и они находились в состоянии постоянной войны. Лидия была пассивной и полной отчаяния. Теперь Селена превратилась в «синий чулок», она постоянно что-то готовит и организует, постоянно поправляет свою мать, если она неправильно что-то цитирует. А Лидия — кто бы как к этому ни относился — вся светилась счастьем оттого, что ей удалось полностью переделать Рэна. Рэн жил в Мелизмейте в течение недели после праздника с фейерверками, пока Полли не подбросила ключи от его дома в их почтовый ящик. После этого он забрал свою жену и дочь и вернулся на ферму Семпл.

Разъяренная Полли, желая отомстить ему за оскорбление, вывезла из дома все, что смогла: все вещи, купленные на ее деньги. Все кухонные шкафы были пусты. Во всем доме не осталось ничего, кроме трех стульев и одной кровати. В нем не было вообще никакой посуды. К счастью, Лидии удалось тогда спасти обеденную посуду, купленную матерью Рэна, а Рэн тайком прятал на чердаке все, что выбрасывала Полли. Они вернулись к той блаженной и счастливой жизни, которую вели после свадьбы, как когда-то сказал Настоящий Мужчина, они питались травами вперемешку с любовью и прочей ерундой. Лидия вся сияла от радости.

Роза провела в Аргосе все утро, накупив для Лидии целый ворох простыней и полотенец. Это доставило ей огромное удовольствие и, хотя она потратила на рождественский подарок больше, чем предполагала, это будет считаться и свадебным подарком. Рэн уже договорился, что они распишутся в первую неделю апреля. Рэн так же весь светился счастьем, как Лидия. Роза очень сомневалась, что это было его последнее любовное приключение, но теперь он, по крайней мере, понял, что семью бросать нельзя. Она подозревала, что Лидия либо уже беременна, либо вот-вот собирается забеременеть. Ведь не зря Линнет на первое место в списке рождественских подарков многозначительно поставила «Маленький братишка».

Селена обратилась к Лидии:

— Надеюсь, вы останетесь на ужин. Я наготовила целые горы бифштексов, запеченных в тесте.

— Хорошо, если только они натуральные, — осторожно заметил Рэн.